Мы едва прошли несколько шагов, когда я увидела Карну, одетого так же просто, как и всегда. Заметив меня, он неожиданно остановился. На какой-то момент мне показалось, что он выберет другой путь, чтобы пройти через банкетный зал, и затеряется среди многочисленных гостей. Но он не сделал этого. Когда он осматривал мою одежду, в его взгляде мелькнуло выражение, которое я не сразу разгадала. И тут я поняла, что и он, и я — оба в белом, почти без украшений, словно отражения друг друга. Неужели мое подсознание подсказало мне это, когда я выбирала платье? В этот момент Кунти тоже заметила сходство. Она сделала глубокий вдох и напряглась, и мне стало интересно, что же она подумала о нашей удивительной похожести.

К этому времени Карна уже дошел до нас. Он поклонился гораздо более дружелюбно, нежели во время тех встреч в Индрапрастхе. Как и положено, в первую очередь он поприветствовал Кунти, но, не дожидаясь ее ответа, повернулся ко мне.

— Для меня большое удовольствие видеть столь прекрасную царицу Пандавов, — сказал он, улыбаясь. — Надеюсь, что присутствие здесь приятно для нее в той же степени.

Эти слова любезности были достаточно распространены и не отличались от тех, которые мог бы сказать любой придворный. Однако мое сердце забилось сильнее. Возможно, это и была та возможность, которую я так долго ждала: отпустить прошлое и сделать наше общение более дружеским и теплым. Возможно, тогда Карна прекратит мучить меня. Я уже была готова улыбнуться, справиться о том, хорошо ли он добрался, и спросить о его здоровье. Но Кунти сжала мою руку. Ее взгляд переходил с него на меня, затем обратно, а лицо было бледным и суровым.

О чем догадывалась Кунти?

Я не могла позволить себе раскрыть свою тайну под ее беспощадным взглядом. Это дало бы ей власть надо мной. Я надела маску притворной бесчувственности и поклонилась Карне так равнодушно, что получилось хуже, чем если бы я просто проигнорировала его. Без единого слова я прошла мимо, подталкиваемая Кунти дальше. Но краем глаза я увидела его лицо и мрачное выражение гнева на нем. Сердце мое сжалось. Я все разрушила! Но что еще я могла поделать? Что за несчастливая звезда светила над нами, позволяя каждую нашу встречу происходить несправедливым вещам, тому, что я никак не могла ожидать? Теперь он никогда не простит меня…

На протяжении всего безупречно обставленного бесконечного обеда, по мере того как я ела лакомства, не чувствуя их вкуса, и улыбалась, пока не заболел рот, и общалась с женщинами вокруг, не понимая, что говорю, я твердо решила, что пора возвращаться домой. В тот же вечер я настоятельно просила Юдхиштхиру об этом. Я дрожала от тоски по дому. Он был нужен мне так, как раненому зверю нужно его логово — чтобы забраться внутрь и зализать раны.

25

Сари

«Время похоже на цветок», — сказал однажды Кришна. Я не поняла его. Но позже я представила распускающийся лотос: как его внешние лепестки опадают, обнажая внутренние. Внутренние лепестки никогда не соприкоснутся с внешними, более старыми, несмотря на то что они окружены ими. Только человек, сорвавший цветок, увидит, как один лепесток соединен с другим.

Лепестки сегодняшнего вечера распустились, как красный вздох. Завернутая в легкую хлопчатобумажную ткань, которую торговец привез из Бенгалии, я дремала в мягком солнечном свете, льющемся из моего окна, слушала пение скворцов в саду и чувствовала себя так спокойно, как никогда раньше. Юдхиштхира согласился, что пришло время вернуться в свое царство. Он обещал объявить об этом Дурьодхане сегодня. Так что, в конце концов, я смогу вернуться в свой дворец, где начну забывать выражение ярости на лице человека, о котором я все время думала.

Не знаю, какие лепестки раскрылись несколькими часами ранее в новом зале Дурьодханы, где принц Каурава, выражая разочарование отъездом двоюродного брата, вызвал его на последнюю решающую игру в кости.

— Может, в этот раз мне удастся вернуть немного денег, которые я тебе проиграл, а?

В этой игре, которая стала продолжением игр в Индрапрастхе, противником Юдхиштхиры должен был стать Сакуни, а не Дурьодхана. Раз за разом он выигрывал до тех пор, пока мой муж, глухой к мольбам брата, не проиграл драгоценности, оружие и состояние. Затем, подстрекаемый Дурьодханой, охваченный упрямством и отравленный игрой, он начал ставить вещи, которыми не имел права рисковать. И в конце концов проиграл всё.

* * *

За дверьми послышался шум. Неужели мой муж вернулся так рано? Мужчина, стоявший снаружи с неловко склоненной головой, был одним из спутников Дурьодханы. Я была разозлена его наглостью. Этот слуга должен был подождать снаружи здания и передать свое сообщение через одну из моих служанок.

Я плотнее обмотала полупрозрачную ткань вокруг себя.

— Чего ты хочешь? — спросила я надменно.

Но прежде, чем он успел ответить, Дхаи-ма, задыхаясь, вбежала в комнату.

— Девочка! Девочка! — вскричала она, забыв формальности. — Случилось ужасное, ты не поверишь мне!

Мое сердце начало бешено биться. Или это было биение в моей голове? Я заговорила с ней так строго, как никогда раньше:

— Соберись и расскажи мне, в чем дело.

Но она разразилась отчаянными рыданиями у моих ног.

Я взглянула на слугу Дурьодхана.

— Оставь нас! — выпалила я.

Он нервно облизал губы и поклонился:

— Простите меня, ваше величество, но я должен выполнить свое задание. Дурьодхана приглашает вас принять участие в собрании.

— Я должна пойти в зал? — не совсем понимая, переспросила я. — Но женщины никогда не приглашаются туда. И почему он, а не мой муж отправил за мной?

Дхаи-ма одернула меня за сари:

— Потому что он всё проиграл. Сначала деньги из казны, затем дворец…

— Мой дворец? — прервала я, разъярившись. — У него не было права!

Дхаи-ма скривила рот:

— Это не всё. Он проиграл и царство. Он хотел остановиться, когда у него ничего не осталось. Но злобный Сакуни предложил ему поставить на брата.

— Это просто абсурд! — вскричала я. — Он не мог сделать этого!

— Он сделал. И проиграл его. Потом он поставил себя и опять проиграл. Дьявольская удача была на стороне этого стервятника Сакуни. Затем Дурьодхана объявил, что ставит все, что выиграл, в финальной игре против Драупади.

В ушах у меня звенело.

— Нет! — сказала я.

Дхаи-ма кивнула, затем закрыла лицо руками и вновь разрыдалась.

В горле у меня пересохло. Меня раздирали сомнения.

Я — царица. Дочь Друпада, сестра Дхриштадиумна. Владычица величайшего дворца на земле. Меня нельзя проиграть, как какой-то мешок с монетами, или позвать ко двору, как танцовщицу.

Но я вспомнила то, что однажды прочитала в книге, даже не представляя, что эти замысловатые законы когда-нибудь будут иметь надо мной силу: «Жена — собственность мужа, не меньше, чем корова или раб».

— Что сказали остальные мои мужья? — спросила я слугу.

— Они не могли ничего сказать, — ответил он удрученно. — Они уже были рабами Дурьодханы.

У меня закружилась голова, но я устояла на ногах. Я попыталась вспомнить что-нибудь еще из Ньяи Шастры: «Если мужчина случайно проиграл себя, то его жена более ему не подвластна».

— Иди обратно ко двору, — приказала я, — и спроси у старейшин следующее: правда ли, что проиграв себя Дурьодхане, Юдхиштхира уже не имеет права ставить меня?

Слуга поспешно удалился, благодарный за возможность уйти. Я сделала глубокий вдох. Хорошо, что я была образованна и разбиралась в законах. Старейшины должны знать законы, на которые я ссылалась. Они должны были положить конец наглости Дурьодханы. Бхишма точно не потерпит такого отношения ко мне. Я все еще беспокоилась, но, по крайней мере, я была спасена от унижений и похотливых взглядов дружков Дурьодхана.

Но я ошибалась, думая так. Человеческие законы не спасли меня от того, что случилось дальше.

* * *

Случай, произошедший на собрании, был широко воспет, но мои воспоминания о нем затуманились. Было ли это лишь биение сердца, прежде чем Духшасана ворвался, крича, что Дурьодхана теперь мой хозяин, и я должна подчиняться его приказам? Попыталась ли Дхаи-ма побежать за помощью в покои Гандхари? Ударил ли он ее? Схватил ли он меня за волосы, которых никогда не касалась рука чужого мужчины? Я умоляла его уйти, чтобы я могла переодеться. Насмехаясь над моей, как он считал, притворной скромностью, он потащил меня по дворцовым коридорам, под шокированным взглядом слуг. Никто не осмелился вмешаться. Я оказалась на дворе, сотни мужских глаз прожигали меня. Собирая свое сари вокруг себя, я призывала своих мужей помочь мне. Они бросали на меня полные мук взгляды, но продолжали сидеть без движения. Я видела, что в своем сознании они уже стали слугами Дурьодханы, связанные словом Юдхиштхиры. То же слово сделало меня собственностью Дурьодханы. Они чувствовали, что не имеют права спасать меня или себя. Слепой царь вертел головой из стороны в сторону, делая вид, что он в замешательстве, когда я позвала его. Моя тревога росла, но я еще не была в отчаянье. Я попросила дедушку защитить меня, уверенная, что хотя бы он вмешается. Не он ли называл меня дражайшей внученькой? Не он ли делился со мной своими самыми сокровенными тайнами? Не он ли помог мне стать царицей Дворца иллюзий? Но к моему удивлению, он сидел с опущенной головой.

Видя это, Дурьодхана засмеялся, уверенный в своей победе. Жестом он грубо подозвал меня и усадил себе на колени. И, в конце концов, я обратила свой взор к Карне. Он был моей последней надеждой, единственным, кто мог остановить Дурьодхану. Его непоколебимое лицо выражало лишь ожидание. Я знала, чего он хочет: чтобы я упала на колени и умоляла о милосердии. Тогда бы он защитил меня. Но я не унизилась бы так, даже под угрозой смерти.

Он был нашим врагом. К тому же я только что дала отпор его попытке проявить дружеские чувства. Почему тогда я чувствовала себя преданной из-за того, что он не пришел мне на помощь?

Я держалась, как могла, чтобы не заплакать. Я собрала всю свою ненависть и сосредоточила ее на Карне. Когда он увидел презрение в моих глазах, то его лицо побелело, словно оно было вырезано из слоновой кости. Дурьодхана торжествовал. Он закричал Духшасану:

— Забери у Пандавов их красивые одежды и украшения. Все это теперь принадлежит нам!

Мои мужья скинули свои верхние одеяния, золотые цепи и браслеты прежде, чем Духшасана смог дотронуться до них. Карна смотрел на переливающуюся массу так внимательно, как будто она могла рассказать ему какой-то секрет. Его рот скривился в невеселой улыбке.

— Почему к Драупади должно быть другое отношение? Снимите одежду и с нее.

* * *

Певцы воспели в песнях, как Духшасана стал срывать с меня сари, но под каждым покровом ткани обнаруживался следующий. Что за чудо это было? Я не знаю. Я закрыла глаза. Несмотря на все мои усилия, я не могла подавить дрожь. Я стояла, сжав в кулаках края сари, как будто этот жест мог спасти меня. Меня — гордую и обожаемую жену величайших из царей всех времен, постигло ужаснейшее из унижений для женщины, какое только можно представить. Все сидели, замерев, глядя на все усилия Духшасана. Колдунья как-то сказала мне: «Когда ты окажешься в большой беде, думай о ком-нибудь, кто любит тебя». И я пыталась представить лицо Дхри. Но я лишь видела, какими беспомощными, полными гнева станут глаза моего брата, когда он узнает, что со мной произошло.

И тут я подумала о Кришне. Потому что больше никто не мог мне помочь. Он не должен был мне ничего, мы даже не были родственниками. Возможно, поэтому я смогла сконцентрироваться на нем. Я думала об улыбке Кришны — той, которая появлялась безо всякой причины. Тут же все звуки вокруг меня приглушились: сопение Духшасаны, шепот придворных. Я оказалась в саду. В озерах плавали лебеди, с дерева, возвышавшегося над остальными, падали лепестки голубых цветов, и я слышала шум водопада. Ветерок приносил аромат сандала. Кришна сел рядом со мной на прохладную каменную скамейку. Нежно посмотрев на меня, он сказал: «Никто не сможет опозорить тебя, если ты не позволишь этого».

Я с удивлением поняла, что он прав.

Пусть они смотрят на мое обнаженное тело, подумала я. Почему я должна стыдиться? Это им, а не мне должно быть стыдно за свой поступок, выходящий за все рамки человеческого достоинства.

Разве это не чудо?

Кришна кивнул. Он взял меня за руку, и я почувствовала, как расслабилось мое тело, и кулаки разжались. Он улыбнулся. Когда я уже хотела улыбнуться ему в ответ, в моем сознании возникло другое лицо. Я увидела глаза, горящие ненавистью, и услышала слова, ставшие моим проклятием, пронзившие меня, словно отравленная стрела. Его наказание превзошло мое преступление.