Сейчас, не желая больше ссориться с учителем, я сказала извиняющимся тоном:

— Прошу прощения, уважаемый учитель. Я обещаю больше не мешать вам.

Учитель не отрываясь смотрел в пол.

— Великий принц, напомните, пожалуйста, вашей сестре, что на прошлой неделе она уже обещала то же самое.

Дхри постарался сдержать улыбку:

— О ученейший, простите ее. Как вы знаете, все женщины обладают короткой памятью. К тому же она еще и импульсивна. Может быть, вы объясните ей, как должна вести себя представительница касты кшатриев?

Учитель покачал головой.

— Это не моя область знаний, ибо не годится давшему обет безбрачия слишком много думать о том, что связано с женщинами, которые для нас — дорога к гибели. Было бы лучше, если бы принцесса училась всему, что ей полагается знать, у той огромной грозной дамы, ее няньки, которая, надо надеяться, воспитала бы ее лучше, чем я. Я посоветую вашему отцу придерживаться обучения, более подходящего для нее.

Я была обескуражена таким поворотом событий. Нет сомнений, что мой отец, ссылаясь на жалобы учителя, вновь попытается отговорить меня от посещения уроков. Теперь мы столько времени потратим на споры — вернее, он будет на меня кричать, а я буду вынуждена слушать. Или еще хуже: он просто прикажет мне прекратить занятия, и я буду вынуждена повиноваться.

Вдобавок меня возмутило заявление учителя о том, что женщины — корень всего мирового зла. Может быть, поэтому, когда он собрал пальмовые листья со своими рукописями и встал, чтобы уходить, я откинула занавеску и, кланяясь, одарила его сияющей улыбкой. Эффект превзошел мои ожидания. Он подпрыгнул будто ужаленный, рукописи посыпались у него из рук. Мне пришлось закрыть лицо краем сари, чтобы скрыть свой смех, хотя я знала, что потом у меня будут неприятности. Но внутри на меня нахлынула радость от осознания своей силы, которой я в себе даже не знала.

Дхри укоризненно посмотрел на меня, помогая учителю собрать все с пола. Позже он сказал мне:

— Что, обязательно надо было так сделать?

— Но с ним очень трудно. И всё, в чем он обвиняет женщин, — ты же знаешь, что это неправда!

Я ожидала, что брат согласится со мной, но вместо этого он многозначительно на меня посмотрел. Я испугалась, поняв, что он изменился.

— Кроме того, я же просто ему улыбнулась, — продолжила я, но уже с меньшей уверенностью.

— Твоя проблема в том, что ты слишком красива, больше, чем надо. Рано или поздно у тебя из-за этого будет много несчастий с мужчинами, если ты не будешь осторожна. Неудивительно, что отец беспокоится о том, что с тобой делать.

Я была удивлена — во-первых, той новостью, что мой отец вообще обо мне думает, во-вторых, этим комплиментом от моего брата, пусть и сомнительным. Дхри никогда не говорил о моей внешности и не спрашивал о своей. Он считал, что такие бесполезные разговоры делают людей пустыми. Был ли это еще один признак перемены?

Но я просто сказала:

— Как так получилось, что отец никогда не беспокоится о тебе? Может, потому, что ты такой некрасивый?

Брат отказался отвечать на мой вызов.

— Мальчики — не то же, что девочки, — терпеливо и флегматично сказал он.

— С каких это пор ты так думаешь?

В отместку мне учитель сказал брату за дверью в коридоре, где я не могла их услышать:

— Принц, я вспомнил об одном правиле поведения, которое вы можете передать вашей сестре: высшая цель в жизни для женщины-кшатрия — давать поддержку воину: своему отцу, брату, мужу, сыну. Если они отправятся на войну, она должна быть счастлива, что теперь у них есть возможность исполнить свой героический долг. А вместо того, чтобы молиться о том, чтобы они вернулись невредимыми, она должна молиться, чтобы они погибли, доблестно сражаясь.

— И кто это сказал, что высшая цель женщины — поддерживать мужчину? — взорвалась я, как только мы остались одни. — Держу пари, что мужчина! Но лично я планирую заниматься в жизни другими вещами.

Дхри улыбнулся, но не вполне искренно:

— В чем-то учитель прав. Когда я отправлюсь на последнюю битву, я бы хотел, чтобы ты молилась о моей достойной смерти на поле боя.

Это слово коснулось меня, словно ледяной палец: не если, а когда. С каким холодным спокойствием мой брат говорил об этом! Прежде чем я успела возразить, он вышел из комнаты.

Я подумала о муже и сыновьях, которые, как все полагали, когда-нибудь у меня будут. Мужа я не могла себе вообразить, но своих сыновей я представляла, как миниатюрные копии Дхри, с такими же прямыми, серьезными бровями. Я обещала себе, что никогда не буду молиться об их смерти. Вместо этого я бы научила их, как остаться в живых. И зачем вообще нужны эти битвы? Есть ведь и иные пути прославиться, даже для мужчин. Я бы посоветовала им поискать что-нибудь другое.

Я бы и Дхри хотела научить этому, но боюсь, что было слишком поздно. Он уже начал думать, как все мужчины вокруг него, безоговорочно принимая жизненный уклад королевского двора. А я? Каждый день я все меньше и меньше думала о том, о чем думали все женщины во дворце. Каждый день все дальше я уходила от них в сумрачное одиночество.

У Дхри были и другие занятия, на которые я с ним не ходила. По утрам он учился владеть мечом, копьем и дубинкой у командующего армией Панчаала. Его учили бороться, ездить верхом на лошадях и слонах, управлять колесницей на случай, если возничий будет убит во время битвы. У нишада[3], который был у моего отца главным охотником, Дхри учился стрельбе из лука и жизни в лесу: как выживать без еды и воды, как различать следы разных животных. Днем он сидел в суде и наблюдал, как мой отец вершит справедливость. По вечерам — ибо царь должен знать, как использовать свой досуг надлежащим образом — он играл в кости с другими молодыми вельможами, или посещал перепелиные бои, или катался на лодке. Он ходил в дома к куртизанкам, где наслаждался выпивкой, музыкой, танцами и другими удовольствиями. Мы никогда не говорили с ним об этих визитах, хотя иногда я наблюдала за ним, когда он возвращался домой поздно ночью, с губами, красными от алактаки, и цветочной гирляндой на шее. Я часто пыталась представить себе женщину, которая надела ее на брата. Но сколько бы суры[4] Дхри ни выпил и сколько бы волокон лотоса ни съел, он всегда вставал до рассвета. Из своего окна я видела, как он бреется и умывается холодной водой, которую он сам приносил из бочки во дворе, несмотря на все увещевания Дхаи-ма. Я слышала, как он возносит молитвы солнцу: кланяюсь тебе, о великий сын Кашьяпы, яркий, как гибискус, светило светил, истребитель болезни и греха. И потом из Ману-Самхита[5]: тот, кто не может победить самого себя — как этот царь победит врагов?

Иногда по вечерам Дхри никуда не выходил. Закрывшись вместе с одним из министров, он учился государственному управлению: как защищать царство, укреплять его границы, договариваться с другими правителями или подчинять их себе без войны, как распознавать шпионов, которые могут проникнуть во дворец. Еще ему объясняли разницу между честной и нечестной войной, и как себя вести во время одной и другой. Больше всего я завидовала ему из-за этих уроков, на которых говорили о власти. Это то, что мне нужно было знать, если я должна была изменить историю. Поэтому я бесстыдно подлизывалась к Дхри, заставляя его неохотно делиться со мной.

— В честной войне ты сражаешься только с людьми, равными тебе по положению. Ты не нападаешь на своих врагов ночью, или когда они отступают или безоружны. Ты не бьешь их в спину или ниже пояса. И ты можешь использовать свои небесные астры только против воинов, у которых есть такое же оружие.

— А как вести себя на нечестной войне?

— Тебе не нужно об этом знать, — сказал мой брат. — Я и так тебе уже слишком много рассказал. Зачем тебе вообще все это знать?

Однажды я сказала:

— Расскажи мне про небесные астры.

Я не думала, что он согласится, но он пожал плечами.

— Думаю, не будет никакого вреда, если я расскажу тебе, потому что вряд ли ты когда-нибудь будешь иметь с ними дело. Это оружие, которое вызывают специальными песнопениями. Оно посылается от богов и возвращается к ним обратно после битвы. Самые мощные из них воин может применить только раз в жизни.

— А у тебя есть астра? Могу я на нее посмотреть?

— Их нельзя увидеть, пока не призовешь. И после этого их надо сразу использовать, иначе их сила обернется против тебя. Говорят, что если некоторыми из них, например, Брахмаштрой, воспользоваться неправильно, можно уничтожить весь мир. В любом случае, у меня их нет. Пока что.

У меня были сомнения относительно существования таких астр. Это все слишком смахивало на байки, которые рассказывают старые солдаты, чтобы произвести впечатление на новичков.

— Ох, они действительно есть! — сказал он. — Например, когда Арджуна захватил в плен нашего отца, он воспользовался астрой Раджу, чтобы заключить его в невидимую сеть. По этой причине войска Панчаала не могли спасти его, хотя он находился всего лишь на расстоянии вытянутого копья. Но очень немногие из учителей владеют искусством их вызывать. Вот почему отец решил, что когда придет время, я должен буду пойти к Дроне в Хастинапур и попросить его взять меня в ученики.

Я изумленно уставилась. Наверное, это шутка? Но мой брат никогда не шутил.

Наконец я сказала:

— Отец не имеет права так тебя унижать! Ты должен отказаться. Кроме того, почему Дрона должен согласиться учить тебя, если он знает, что ты воспользуешься этим знанием, чтобы убить его?

— Он будет учить меня, — ответил мой брат. Он, должно быть, устал, потому что казался грустным, что бывало с ним редко. — Дрона будет учить меня, потому что он человек чести. И я пойду, потому что это единственный путь к тому, чтобы исполнить мое предназначение.

Я не могла сказать, что царь Друпада не уделял внимания моему образованию. Через мои комнаты каждый день проходил бесконечный поток женщин, которые пытались наставлять меня в шестидесяти четырех искусствах, которые должны знать благородные дамы. Мне давали уроки пения, танцев, музыки. Обучение шло с трудом, как для меня, так и для моих наставниц, потому что у меня не было ни музыкальных способностей, ни легкости в ногах. Меня учили рисовать, писать красками, шить и украшать землю старинными узорами, приносящими счастье, для каждого фестиваля — своими. (Мои рисунки были грязными, а мои узоры — полными импровизаций, которые заставляли моих учителей морщиться.) Намного лучше у меня получалось сочинять и разгадывать загадки, отвечать на язвительные замечания, писать стихи, но мое сердце не занимали такие легкомысленные вещи. На каждом уроке я чувствовала, как мир женщин душит меня, словно петля на шее. У меня было предназначение, которое я должна была выполнить, не менее важное, чем у Дхри. Почему никто не готовил меня к нему?

Когда я упомянула об этом Дхаи-ма, она нетерпеливо щелкнула языком.

— Да с чего ты это взяла? У нее, видишь ли, такая же важная судьба, как у принца!

Она натерла мне голову маслом брами, чтобы остудить мои мозги.

— Кроме того, разве ты не знаешь, что женщин готовят к жизни иначе, чем мужчин?

Дхаи-ма сама учила меня правилам поведения: как надо ходить, говорить и сидеть в компании мужчин; как делать это же самое, когда ты среди женщин; как оказывать почтение царям, более важным, чем я; как незаметно ставить на место менее значительных принцесс; как держать в страхе других жен моего мужа.

— Я не буду этому учиться! — протестовала я. — Мой муж не будет брать себе других жен — я заставлю его это пообещать перед тем, как выйду замуж!

— Твое высокомерие, девочка, — сказала она, — может превзойти только твой оптимизм. У царей всегда бывает много жен. А мужчины всегда нарушают обещания, которые они дают перед свадьбой. К тому же, если тебя будут выдавать замуж так же, как других принцесс Панчаала, у тебя даже не будет возможности поговорить с мужем до того, как он ляжет с тобой.

Я уже было набрала воздуха в легкие, чтобы возразить ей. Дхаи-ма вызывающе усмехнулась мне. Она наслаждалась нашими спорами, в большинстве которых она побеждала. Но на этот раз я не стала начинать свою обычную тираду. Может быть, потому что я вспомнила Кришну и его холодное молчание, которое он хранил во время раздоров? Я увидела кое-что, чего раньше не понимала: слова расходуют энергию. Я должна пользоваться своей силой вместо того, чтобы мечтать о своей исключительной судьбе.

— Может, ты и права, — сказала я бархатным голосом. — Время покажет.

Она нахмурилась. Этого она не ожидала. А потом на ее лице появилась совсем другая усмешка.

— Ну и ну, принцесса, — сказала она, — кажется, ты взрослеешь.

* * *

В день, когда Дхаи-ма сказала мне, что пришло время познакомиться с женами моего отца, чтобы проверить мои светские навыки, я удивилась волнению, охватившему меня. Я не осознавала, насколько боюсь общества. Царицы давно вызывали во мне любопытство, особенно Силочана, так элегантно порхавшая в своих драгоценностях. В прошлом я не любила их за то, что они меня не замечали, но я решила избавиться от этого чувства. Наверное, теперь я взрослая, и мы можем быть подругами.