Короткий приступ неистовства миновал, и напряженное тело Джули расслабилось, избавившись от панического страха, и стало мягким и податливым в объятиях Аша. Отчаяние схлынуло и сменилось медленно нарастающим восторгом, растекающимся по жилам жаркими токами, воспламеняющим каждую клеточку, каждый нерв, каждую фибру существа. Аш чувствовал на языке ее соленые слезы и тонул в ее волнистых волосах. Длинные шелковистые пряди, благоухающие розами, легко скользили по коже, точно одеяние из перьев, или обвивались вокруг него, улавливали в свои сети, будто живые существа, обладающие собственной волей. Губы Джули, поначалу холодные и напряженные от ужаса, стали теплыми и податливыми, и он целовал их снова и снова, покуда они наконец не раскрылись под его губами, – и он почувствовал дрожь желания, пробежавшую по ее телу.

Он уже собрался подхватить девушку на руки и положить на пол пещеры, но в последний момент сдержался и оторвался от ее губ, чтобы задать вопрос, который при данных обстоятельствах казался излишним. Однако Аш сам недавно сходил с ума от страха в темноте и, зная, что Джули находилась в таком же безумном состоянии, хотел убедиться, что ее страстный ответ на его поцелуи вызван не просто чувством облегчения после пережитого ужаса. Поэтому он спросил резким голосом, с трудом выталкивая из себя слова, ибо вдруг испугался возможного ответа:

– Джули, ты меня любишь?

Их пещера и другие пещеры за ней повторили многократно: «Ты меня любишь… меня любишь… любишь…» И Анджули тихо рассмеялась – таким нежным, таким любящим смехом, что сердце у него перевернулось в груди, – и прошептала ему на ухо:

– Зачем ты спрашиваешь, если знаешь, что я любила тебя всю жизнь? Да, всю жизнь. С самого детства.

Аш схватил ее за плечи и грубо тряхнул.

– Как брата. Но такая любовь мне не нужна. Мне нужна возлюбленная… жена. Я хочу, чтобы ты принадлежала мне целиком и полностью – только мне и навсегда. Ты любишь меня так? А, Джули?

Она нежно прижалась щекой к левой руке Аша, лежащей у нее на плече, и медленно проговорила, словно читая наизусть стихотворение или повторяя молитву:

– Я люблю тебя. Я всегда тебя любила и всегда буду любить. И если сначала я любила тебя как брата, то уже не брата ждала, когда повзрослела и стала женщиной, а возлюбленного. И… и…

Джули подалась вперед и прижалась щекой к его щеке, и он почувствовал прикосновение твердых, точно кончики пальцев, сосков к своей груди.

– Ты не знаешь этого, но, когда ты вернулся, я полюбила тебя еще прежде, чем узнала, кто ты такой. Когда ты вытащил меня из рутха той ночью на реке и обнимал меня на берегу, пока мы ждали моих служанок, я едва могла дышать – так сильно билось мое сердце. И я стыдилась своих чувств, считая тебя незнакомцем. Однако я испытывала неизъяснимое наслаждение в твоих объятиях и хотела, чтобы ты обнимал меня крепче и крепче. Вот так… – Она тесно обвила руками шею Аша, прижалась губами к его щеке и прерывисто прошептала: – О, любимый мой! Люби меня… люби меня сейчас, пока для меня не стало слишком поздно.

Она задохнулась, когда руки Аша соскользнули у нее с плеч, чтобы снова заключить ее в крепкие объятия и потянуть вниз, на пол пещеры.

Сухой серебристый песок был прохладным, гладким и очень мягким, и черные волосы Джули расстелились на нем подобием шелкового покрывала, когда она легла навзничь в темноте и почувствовала, как руки Аша стягивают с нее последний остававшийся на ней предмет одежды, а потом медленно поднимаются обратно, нежно лаская тело, теплые, твердые и уверенные. Несколько мгновений она находилась во власти всепоглощающего страха, но он отступил так же быстро, как нахлынул, и, когда Аш сказал: «Сейчас тебе будет больно», – она лишь теснее сомкнула объятия и не вскрикнула, когда сладостная жестокость положила конец ее девству.

– Я не хотел этого, – пробормотал Аш.

Но это было уже много часов спустя (они не знали, сколько именно) и после того, как все повторилось еще раз. И еще раз, и еще…

– Я хотела, – прошептала Джули, лежавшая головой у него на плече, спокойная и расслабленная в его объятиях.

– Когда ты это поняла, ларла?

Джули ответила не сразу, но Аш уже думал о другом, и вопрос, еще недавно казавшийся праздным, выливался у него в уме в конкретные планы. Он пытался восстановить в памяти карту военно-геодезического управления, которую уже несколько месяцев изучал почти ежедневно, и решить, какой путь наиболее безопасен. Чем скорее они покинут Раджпутану и южные области Индии, тем лучше. У них есть лошади, но нет денег… Им понадобятся деньги, однако они не могут вернуться в лагерь. Джули немного повернула голову, и, ощутив холодное прикосновение серьги к плечу, Аш вспомнил, что сегодня в ушах у нее кроваво-красные рубины в золотой оправе и такие же рубины служат пуговицами ее ачкана. Если соблюдать осторожность, они сумеют продать камни по хорошей цене и будут продавать их один за другим по мере необходимости.

– Уже давно, – тихо проговорила Джули, отвечая наконец на вопрос Аша. – Месяц назад или больше, хотя я планировала все иначе. Разве могла я предполагать, что боги в милости своей пошлют песчаную бурю, в поисках спасения от которой мы вдвоем укроемся здесь, в пещере? Ты сочтешь меня бесстыдной, но я собиралась при первой же возможности прийти к тебе в палатку и умолять на коленях, коли ты не пожелаешь взять меня по своей воле… ибо я была в отчаянии и думала, что если только..

– О чем ты говоришь? – спросил Аш, отвлекаясь от своих мыслей.

– О ране Бхитхора, – прошептала Джули и задрожала. – Я… я терзалась мыслью, что меня лишит девственности другой мужчина, которого я не знаю и не люблю и который не любит меня, но будет обладать мной по праву – из похоти или из желания породить от меня наследника. Старый мужчина и совершенно чужой…

Она содрогнулась всем телом, и Аш крепко прижал ее к себе и сказал:

– Не надо, ларла. Тебе больше нет нужды думать об этом. Никогда.

– Но я должна, – настойчиво проговорила Джули дрожащим голосом. – Нет, дай мне сказать. Я хочу, чтобы ты понял. С самого начала я знала, что должна буду беспрекословно подчиняться ране и что, даже если он не найдет меня желанной, он будет обладать мной, поскольку я женщина и его жена, а он хочет сыновей. Этого я не могла избежать. Но что он будет у меня первым и последним… что он возьмет меня без любви, а я покорюсь с отвращением и никогда, никогда не узнаю, что значит отдаться любимому мужчине и познать великое счастье быть женщиной, – этого я не могла вынести, а потому, сердце моего сердца, собиралась просить тебя, умолять на коленях, коли понадобится, избавить меня от такой участи. Ты сделал это, и я безумно рада. Никто никогда не отнимет у меня этих часов, не испортит и не осквернит их. И может быть – кто знает? – боги подарят меня еще одной милостью и я понесу после этой ночи. Я буду молить богов, чтобы мой первенец родился от тебя. Но даже если мне не будет ниспослано такое счастье, я познала любовь… и, познав ее, смогу вынести чужую похоть и свое унижение без особых переживаний.

– Тебе вообще не придется переживать! – горячо сказал Аш.

Запустив пальцы в волосы Джули, он запрокинул ей голову и принялся целовать ее лицо – глаза, лоб, виски, щеки, подбородок, губы, – шепча между поцелуями:

– Любимая моя… глупенькая моя… Неужто ты и вправду думаешь, что я отпущу тебя? Я бы мог сделать это раньше, но не теперь. Теперь это невозможно…

Он рассказал, как собирался просить ее убежать с ним, но потом скрепя сердце отказался от своего намерения, так как опасность слишком велика – для них обоих, но в первую очередь для нее. Но эта пыльная буря все изменила. Она и есть то самое чудо, в котором он так остро, так отчаянно нуждался. Она дает им возможность убежать, не вызывая подозрений и не опасаясь погони. Лошади с ними, и, если они тронутся в путь, как только ветер стихнет, они покроют много миль за ночь и к рассвету будут уже далеко за пределами досягаемости, ибо смятение и хаос, наверняка вызванные бурей в лагере, не позволят выслать поисковые отряды раньше утра. Когда же их нигде не найдут, все решат, что они погибли во время бури и лежат где-то под песчаным наносом среди холмов, а поиски тел скоро прекратят, поскольку местность на многие мили окрест изменилась после бури и слишком много оврагов и лощин занесено пылью и песком.

– Они оставят поиски через день-другой и двинутся в Бхитхор, – сказал Аш. – Им придется это сделать хотя бы из-за жары, если не по какой-то другой причине. И нам даже не нужно беспокоиться по поводу денег: мы продадим мои часы и твои рубины – серьги и пуговицы ачкана. На вырученные деньги мы сможем жить много месяцев. Возможно даже, несколько лет. Где-нибудь, где нас никто не знает: в Ауде, или в предгорьях на севере, или в долине Кулу. Я найду работу, а когда все забудут про нас…

Анджули покачала головой.

– Они не забудут. Про меня, возможно, и забудут – я особа незначительная. Но с тобой совсем другое дело. Ты можешь скрываться год или десять лет, но, когда ты снова объявишься – здесь, в Индии, или в Билайте – и попытаешься заявить о своих правах на наследство, ты по-прежнему будешь оставаться офицером британской армии, который самовольно оставил службу, и тебя схватят и накажут. И тогда все станет известно.

– Да, – медленно проговорил Аш. – Да, это верно. – В его голосе слышались удивленные нотки, словно он сделал неожиданное и неприятное открытие. В дурмане последних часов он начисто забыл о корпусе разведчиков. – Я могу вообще никогда не возвращаться. Но… но мы будем вместе и…

Он умолк, потому что Анджули прижала ладонь к его губам.

– Нет, Ашок, – произнесла она умоляющим шепотом. – Не говори ничего больше. Пожалуйста, пожалуйста, не надо. Я не могу бежать с тобой. Не могу бросить Шушилу… я обещала остаться с ней. Я дала слово и не могу от него отступиться…

В первый момент Аш не поверил девушке. Но когда он попытался заговорить, она еще крепче прижала пальцы к его губам и лихорадочно зашептала в темноте, объясняя, убеждая, умоляя. Каждое слово оглушало подобно удару молота. Шу-шу любит ее, всецело от нее зависит и согласилась выйти замуж за рану только при условии, что Анджули останется с ней. Она не может бросить свою маленькую сестру, оставить ее один на один с ужасами новой жизни. Ашок не понимает, как испугана и несчастна Шу-шу, как отчаянно тоскует по дому. Как она страшится предстоящего брака с пожилым незнакомым мужчиной и грядущей жизни среди людей, чьи повадки и обычаи ей чужды, в окружении, столь не похожем на любимое и знакомое с детства. Шушу еще совсем ребенок. Испуганный и смятенный ребенок…

– Разве смогу я быть счастлива, зная, что бросила ее? – прошептала Анджули. – Она моя младшая сестра, которую я люблю и которая любит меня, полагается на меня – и действительно нуждается во мне… она всегда во мне нуждалась, еще с пеленок. Шу-шу дарила мне любовь в те годы, когда у меня в жизни ничего больше не было, и если я отступлюсь от нее сейчас, когда она сильнее всего во мне нуждается, я буду мучаться чувством вины до конца своих дней и никогда не прощу себя, никогда не забуду, что бросила ее… нарушила слово и… и предала ее…

Аш схватил Джули за запястье и оторвал ее руку от своего лица.

– Но я тоже люблю тебя. И тоже нуждаюсь в тебе. Неужели для тебя это ничего не значит? Неужели она тебе настолько дороже, чем я? А, Джули?

– Ты знаешь, что это не так, – рыдающим голосом проговорила Анджули. – Я люблю тебя больше жизни. Больше всех и вся на свете. Невыразимо, безоглядно. Разве я не доказала тебе это сегодня ночью? Но… но ты сильный, Ашок. Ты будешь жить дальше, ты сумеешь оставить все это в прошлом и обрести счастье без меня, и однажды…

– Никогда, никогда, никогда! – яростно перебил Аш.

– Ты сумеешь. И я тоже – мы с тобой достаточно сильны для этого. Но Шу-шу не такая, и если я не останусь рядом с ней, чтобы подбадривать ее, когда она испугана, и утешать, когда она больна, печальна или тоскует по дому, она просто умрет!

– Би-вакуфи! – грубо сказал Аш. – Шушила наверняка гораздо сильнее, чем ты думаешь, и пусть в некоторых отношениях она еще ребенок, во многих других она дочь своей матери. О Джули, дорогая моя, любимая… я знаю, что она твоя сестра и что ты к ней глубоко привязана, но за всей этой застенчивостью и очарованием скрывается избалованная, эгоистичная и бесцеремонная девчонка, которая привыкла во всем добиваться своего. Ты слишком долго потакала ей, позволяла тиранить себя. Шушиле пора начать жить своим умом и понять наконец, что она уже не малое дитя, а взрослая девушка, которая через месяц станет женой, а в течение года матерью. Она не умрет. Ты сама не веришь в это.

Несколько мгновений Анджули молчала, а потом заговорила бесцветным, невыразительным голосом: