– Это решать ране, – сказал Аш. – Мы подождем и посмотрим, что он предпримет. Но я склонен думать, что он больше не доставит нам неприятностей и сделает вид, будто все случившееся было – как там выразился визирь? – «прискорбным недоразумением». Завтра или даже сегодня он пришлет к нам делегацию с подарками и умиротворяющими посланиями, а посему нам лучше как следует выспаться перед прибытием гостей. Как там юный Джхоти?

– Спит. И глубоко разочарован в ране. Он надеялся, что состоится великое сражение.

– Кровожадный щенок, – мрачно заметил Аш и выразил надежду, что дядя мальчика тоже спит, ибо в последнее время старику пришлось вынести многое, а события сегодняшней ночи наверняка стали для него мучительным испытанием.

– Оно, конечно, так, – согласился Мулрадж. – Но чтобы Рао-сахиб пренебрег своими молитвами, потребовалось бы нечто большее, чем трудности и неудобства ночного перехода. Сейчас он совершает свою пуджу и отправится на боковую, лишь когда закончит. Сам же я, будучи не столь благочестивым, последую примеру юного принца и посплю, сколько успею, пока к нам не нагрянули бхитхорцы с лживыми речами, оправданиями и изъявлениями глубокого уважения.

– А также, хочется верить, с извинениями, хотя это вряд ли. Но нам нет необходимости прерывать свой сон из-за них. Они достаточно часто заставляли нас ждать, и им с их презренным обезьяноподобным раной не повредит испытать подобное обращение на собственной шкуре.

– Ого! Сахиб ка мизай ай бахут гарум хай, – с ухмылкой процитировал Мулрадж слова, которые однажды при нем тихо пробормотал Гул Баз, обращаясь к саису Аша.

– У вас тоже было бы скверное настроение, – отпарировал Аш, – будь вы… – Он осекся и рассмеялся, несколько пристыженный. – Вы правы. Я действительно в дурном расположении духа и в данный момент с радостью убил бы многих из них, начиная с раны. Мысль о необходимости притворяться, будто все оскорбления и издевательства, которым мы подверглись, прощены и забыты, мне что кость поперек горла, и как представлю… Прошу прощения. Мне самому нужно немного поспать, иначе я буду не в состоянии спокойно вести дальнейшие переговоры с кем бы то ни было. Давайте отправляйтесь на боковую. Со-джана, бай, и приятных вам снов.

Он проводил взглядом устало бредущего прочь Мулраджа и внезапно почувствовал, что и сам безмерно устал, не только физически, но и нравственно – устал настолько, что больше не чувствует гнева. Гнев, а вместе с ним все страхи и надежды, так долго его мучившие, иссякли в душе, оставив после себя пустоту. Он сделал все, что мог, для Джули. И, по иронии судьбы, для Нанду: он спас его гордость и его кошелек, а также честь Джули и (чего бы они ни стоили) репутации раны, политического офицера и капитана Пелам-Мартина из корпуса разведчиков. И все это больше не имело никакого значения…

Аш повернулся и вошел в свою палатку, а через несколько минут Махду, прибежавший с чашкой горячего чая, обнаружил, что его хозяин лежит на кровати прямо в одежде и крепко спит. Он лишь сонно замычал, когда Махду и Гул Баз стащили с него куртку и башмаки, а потом опустили палаточный полог, преграждая ослепительным лучам восходящего солнца доступ внутрь.

30

Он скакал во весь опор по каменистой равнине, ограниченной низкими скалистыми горами, а Анджули сидела позади, прижимаясь к нему и умоляя скакать быстрее… еще быстрее. Оборачиваясь, он не видел всадников, мчавшихся вдогонку за ними, ибо ее распущенные волосы развевались на ветру, точно шелковый шарф, и скрывали преследователей от взгляда. Но он слышал неуклонно приближающийся громовый топот копыт – и смеялся, ведь Джули крепко обнимала его обеими руками и они не боялись никого и ничего, покуда были вместе. А потом он внезапно осознал, что шелковый шарф волос не черного цвета, а желтого, и, оглянувшись через плечо, с ужасом увидел не Джули, а глупую жеманную девушку с голубыми глазами и золотистыми кудряшками, которая надула губки и капризно прохныкала: «Ну быстрее же, Аштон. Я не хочу, чтобы папа настиг нас». Белинда! Он сбежал с Белиндой, и теперь ему придется жениться на ней и маяться с ней всю жизнь. До самой смерти…

– Нет… О нет! – выкрикнул Аш.

Он проснулся в холодном поту, дрожа всем телом, и увидел склонившегося над ним Махду и свою палатку, снова освещенную керосиновой лампой. Он проспал двенадцать часов кряду, и послы раны все еще ждали встречи с ним.

– Сирдар Мулрадж приказал не беспокоить ни вас, ни его самого, – сказал Махду. – Но сирдар все еще спит, и Рао-сахиб прислал справиться, что с ними делать и следует ли устроить их на ночь здесь.

– Почему здесь? – недоуменно спросил Аш.

Он еще плохо соображал спросонья и не вполне оправился от потрясения, вызванного кошмаром.

– Потому что час уже поздний, а в темноте путь до города нелегок, – пояснил Махду.

Аш встряхнулся, словно выходящий из воды пес, и взгляд его сфокусировался и обрел осмысленное выражение. Он резко сказал:

– Нам представился случай убедиться в этом. Но если мы смогли проделать такой путь, значит, и они смогут. Если слуга Рао-сахиба ждет здесь, я поговорю с ним. Позови его.

Махду подчинился, и пожилой дворецкий Кака-джи вошел в палатку и поприветствовал Аша.

– Передай Рао-сахибу, – сказал Аш, – что у него нет причин хлопотать, оказывая гостеприимство этим людям. Я сам уведомлю их через посыльного, что, к сожалению, мы не можем предоставить им ночлег, поскольку после бессонной ночи еще не успели привести лагерь в порядок. Я предложу им вернуться в город и навестить нас завтра, а лучше послезавтра, когда мы будем более готовы принять их.

Аш именно так и поступил, и представители раны в крайне тревожном настроении отправились обратно в Бхитхор при свете звезд, без толку проторчав почти целый день в лагере, но так и не получив возможности увидеться ни с одним влиятельным лицом или произнести хоть одну из льстивых умиротворяющих речей, с которыми им было поручено выступить. Рано утром они доложили о провале своей миссии визирю, который, естественно, расценил случившееся как доказательство, что сахиб действует с полного одобрения правительства Индии, иначе разве осмелился бы он вести себя подобным образом? Рана полностью разделил такое мнение и после очередного спешного совещания с советниками приказал отправить в лагерь крупную партию зерна, фруктов и свежих овощей в качестве подарка от себя лично и жеста доброй воли со стороны жителей Бхитхора.

Прибытие груза продовольствия избавило Аша от главного источника тревоги: запасов ранее закупленной провизии хватило бы ненадолго, а если бы не нашлось способа их пополнить, пришлось бы покинуть Бхитхор с риском не получить приглашения вернуться обратно, что стало бы катастрофой для Каридкота. Длинная вереница тяжело нагруженных телег, с грохотом вкативших в лагерь, рассеяла эти опасения и показала, что рана потерял самообладание и, образно выражаясь, размахивает белым флагом.

В тот день делегация из дворца не появилась, но на следующий день сам визирь в сопровождении группы старших советников и знатных особ въехал в лагерь и был принят со всеми церемониями. Сразу же стало ясно, что никаких объяснений и извинений не последует и всем надлежит сделать вид, будто ничего неприятного в предшествующие недели не происходило. Визирь даже умудрился намекнуть, что ход переговоров замедлялся единственно потому, что семейный жрец раны никак не мог прийти к соглашению со жрецами городского храма по вопросу благоприятной даты бракосочетания. Но эта проблема наконец разрешилась. Родственникам невесты остается только выбрать один из двух предложенных дней, одинаково благоприятных, и приготовления к торжественной церемонии безотлагательно начнутся.

Ни та ни другая сторона ни словом не упомянула о прошлых разногласиях, и разговоры велись в сердечной атмосфере взаимопонимания, какую редко встретишь даже в компании закадычных друзей. Под конец визирь сказал, что гостевые дома княжества вместе с Моти-Махалом, Жемчужным дворцом, предоставлены в полное распоряжение невест и их свиты, и выразил надежду, что они переберутся туда при первой же возможности.

К настоящему времени никто из каридкотцев не доверял ране, и невольно напрашивался вопрос, как он может повести себя, окажись в его власти столько ценных заложников. Тем не менее предложение было принято, главным образом потому, что, по мнению Аша, опасность миновала и дальнейших попыток шантажа или запугивания не последует, но отчасти и потому, что все три гостевых дома стояли в Рам-Багхе, большом парке на берегу озера, в миле с лишним от города.

– Рам-Багх окружен стеной, – сказал Аш. – Высокой и прочной стеной, которую мы сможем защищать, если вероломные бхитхорцы попытаются отколоть еще какой-нибудь номер. Вдобавок он загорожен от фортов городом, а значит, опасаться пушек нам не придется. Кроме того, мы оставим треть людей здесь, уведомив наших хозяев, что они имеют приказ в случае возникновения любых очередных «недоразумений» с боем пробиться за границу и доставить правительству исчерпывающий доклад о случившемся. Да, я думаю, мы можем спокойно принять предложение.

Кака-джи и старейшины согласились, и после совещания со своим жрецом Кака-джи высказался в пользу второй из двух выбранных дат. Когда этот вопрос был улажен, две трети каридкотцев снова двинулись обратно через ущелье и, миновав долину и обогнув город, обосновались в княжеском парке. Невесты с братом и придворными дамами поселились в маленьком беломраморном дворце на берегу озера; Аш, Мулрадж и прочие высокопоставленные лица – в гостевых домах, а все прочие – в палатках, разбитых в тени мангифер, индийских мелий и золотых деревьев мухур.

Перемена обстановки принесла всем облегчение. Теперь, когда лаух постепенно стихал, в парке было гораздо прохладнее и во всех отношениях удобнее, чем в долине или в местности за ущельем. Дворец и гостевые дома были с избытком обеспечены панкхами и кускусами, и легкий ветерок дул только со стороны озера, принося по ночам приятную свежесть, а днем умеряя жару до вполне терпимой. Никаких нареканий не вызывало и поведение раны и его подданных, которые все сообща усердно заботились о том, чтобы гости ни в чем не испытывали недостатка. Рана, проявив неожиданное великодушие, постановил в ближайшие шесть недель считать парк территорией Каридкота, дабы друзья и родственники невест чувствовали себя как дома и могли пригласить барат – гостей со стороны жениха – провести бракосочетание там.

– Поистине предупредительный и любезный жест, – одобрительно заметил Кака-джи и с надеждой добавил, что, судя по этому поступку, рана обладает и хорошими качествами наравне с плохими и, вероятно, прежде он находился под влиянием злонамеренных советников, которых теперь разоблачил и уволил. – Может статься, в будущем он станет вести дела более справедливо, – сказал Кака-джи. – Мы должны в это верить.

Аш не верил ни во что подобное, но не видел смысла говорить это. Старик совсем изнемог от усталости и тревоги, и если он находит утешение в надежде, что рана стал другим человеком, зачем лишать его иллюзий? Видит Бог, Ашу очень хотелось бы разделить такую надежду, но он прекрасно понимал, что советники раны просто озвучивали желания своего господина и что в Бхитхоре все решения принимает правитель. Если в настоящее время правитель ведет себя безупречно, то единственно потому, что страшно напуган. Но барс не может переменить своих пятен, и, как только бракосочетание состоится – и назойливый Пелам-сахиб покинет княжество, – рана снова станет самим собой. В этом Аш не сомневался ни минуты.

Но здесь он ничего не мог поделать, поэтому не стал высказывать свои соображения на сей счет, хотя язвительно заметил, что «предупредительный и любезный жест», состоящий в передаче Каридкоту временных территориальных прав на парк, скорее всего, дорого обойдется Нанду, ведь по обычаю сторона невесты принимает у себя барат – сторону жениха – в течение трех дней свадебных церемоний. По правилам численность барата не должна превышать двести человек, однако в данном случае, поскольку бракосочетание проводится в княжестве жениха, она, по всей видимости, будет значительно больше. Прежде это обстоятельство совершенно не тревожило родственников невест, не предполагавших, что им придется принимать своих хозяев в качестве гостей. Но сейчас, в результате изданного раной указа, они будут вынуждены поступить именно так – и дорого заплатить за привилегию.

Кака-джи, до сих пор не смотревший на дело с такой стороны, испуганно встрепенулся и, когда до него дошел скрытый смысл великодушного жеста жениха, заметил с невольным уважением, что рана, безусловно, хитрый малый, с которым нужно считаться.

– Слишком хитрый для старика вроде меня, – горестно признал Кака-джи. – Ладно, мы все равно не могли отказаться от его предложения, а потому нам остается только изобразить удовольствие по данному поводу. Да я и не вижу необходимости завидовать этой его маленькой победе, ведь мы одержали верх над ним во всех прочих отношениях. Но я надеюсь, вы не думаете, что он замышляет еще какие-нибудь хитрости?