Дориан открыл глаза.

Свечи все еще мерцали, слова отца Анри еще отдавались под сводами. Виконт посмотрел на Лоретту – в глазах ее стояли слезы. Девушку тоже глубоко тронула искренняя проповедь аббата; любовь, о которой он говорил, светилась в ее глазах. Да, видимо, и для нее встреча с Анри де Виллуаном оказалась неслучайной… Симпатия Лоретты к Дориану – чем она могла обернуться, если бы им дали шанс? И необходим ли этот шанс? Досадно, но теперь, когда все выяснено, легче. Проповедь завершила дело: боль ушла, оставив вместо себя кучку пепла. Однако Дориан знал, что поутру из этого пепла возродится феникс мудрости.

Когда люди начали расходиться, Дориан помог дядюшке подняться, и маркиз с племянником двинулись к выходу. За спиной у них одна за другой гасли свечи.

Мир оглушил Дориана; выйдя из дворца на свежий воздух, виконт несколько мгновений стоял, свыкаясь с запахом цветов, глубоким черным небом, безмятежным светом фонарей у входа. Мимо прошествовали де Фавро, такие прозаичные, что ощущение нереальности происходящего оставило Дориана бесповоротно. Маркиз отлучился поздороваться со знакомым, а к виконту подошла Бланш де Лавуйе.

– Он так замечательно говорил, верно? – сказала она.

– Да, мне очень понравилась проповедь.

– Успех проповеди зависит от проповедника.

– Я не буду спорить с очевидным, мадам, – устало кивнул Дориан.

Яркие пятна на щеках Бланш указывали, что мысли ее витают где-то далеко и беседовала она не столько с виконтом, сколько сама с собою. Наверняка она тосковала по мужу, и слова священника пробудили эту тоску.

– Вас сопроводить до ваших комнат? – спросил Дориан, видя, что Бланш здесь одна.

– Нет, я подожду отца Анри.

– Тогда, если вы не возражаете, я подожду с вами.

Виллуан появился через четверть часа, позвякивая шпорами. На нем вновь было светское платье, но на мир он смотрел глазами священника. Дориана так восхитило это сочетание, что он смиренно уступил отцу Анри возможность усадить на поданную к дверям лошадь отчаянно волнующуюся Бланш.

– Вы ведь выслушаете меня, не так ли? – медленно спросила она у священника, разбирая поводья.

– Разумеется, моя дорогая. У меня есть домик в Сен-Клу, как вы знаете. Поедемте туда прямо сейчас.

«У всех свои тайны и свои беды», – подумал Дориан. Отец Анри кивнул ему, узнав.

– Я рад видеть вас. Все ли завершилось благополучно?

– Да, конечно, святой отец. Еще раз благодарю вас за помощь.

– Не стоит благодарности.

Дориан хотел также поблагодарить Виллуана за проповедь, но не смог подыскать подходящие слова. Ему сложно было сформулировать, насколько помог ему сегодняшний визит в церковь. Да и не хотел он говорить при мадам де Лавуйе, слишком много личного она могла бы услыхать в его интонациях, благо, в людях разбиралась превосходно. Зато сама Бланш не поскупилась на комплименты и проповеди, и проповеднику. Виллуан улыбался несколько сконфуженно.

Наконец и ему подали лошадь, и отец Анри с мадам де Лавуйе уехали. Дориан остался на ступенях крыльца дожидаться маркиза. Спокойствие возвращалось к нему, затапливало, словно прилив, и все снова вставало на свои места.

Глава 17

Зато у Лоретты голова шла кругом.

До приезда в Версаль она ездила в гости и на приемы только под суровым надзором брата. Да и какие приемы в их провинции! Арсен, хорошо помнивший наказы деда, за сестрой наблюдал даже слишком пристально, охранял, как величайшую драгоценность. Поэтому ни один восхищенный мужской взгляд девушку взволновать так и не смог. Арсен полагал, что до поры до времени Лоретта не должна выслушивать комплименты кавалеров и вообще лицезреть мужчин хоть сколько-нибудь близко. Для этого подобало достигнуть определенного возраста и выехать в парижский свет. Лоретту готовили к этому событию заранее и не хотели рисковать, вдруг ей вздумается сбежать под венец с каким-нибудь местным дворянчиком.

Потом братский надзор дополнился контролем деда. Граф де Мелиньи, хоть и был мужчиной, совершенно не желал, чтобы в его присутствии люди обращали внимание на кого-либо еще, даже на его родную внучку: «На небе должно быть только одно светило, и это светило – я!» Лоретта не обижалась на дедушку, она полагала, что пожилым людям многое нужно прощать. Их жизнь почти подошла к концу, им можно побыть эгоистичными и капризными, ведь вполне вероятно, что на завтра это отложить уже не получится.

– Лоретта, твой главный недостаток в том, что ты не замечаешь плохого, – бывало, говорил ей Арсен, предостерегая от сомнительных знакомств. – Будь осторожнее.

Но она только смеялась. Осторожность – ее второе имя. Постоянный мужской надзор лишал ее возможности быть эксцентричной – такой, какими были многие ее подруги.

И вот сейчас, оставшись без контроля всего на несколько дней, пока дед занялся интригами, а Арсена поглотили терзания по поводу несчастной любви, Лоретта словно очнулась от глубокого сна.

Она видела, что на нее восхищенно смотрит не только шевалье де Вилмарт, но и многие другие мужчины. Симпатия со стороны Гаспара д’Оллери приятно щекотала ее самолюбие. Это было восхитительно и неопасно. Девушка еще не полностью понимала, какой волшебной силой наделила ее природа, и не могла пустить в ход все свое очарование. Но какие-то извечные женские уловки уже давались ей с легкостью: вовремя улыбнуться, придать голосу особо ласковый тон, сверкнуть на миг глазами и тут же спрятать жемчужный взор под завесой длинных пушистых ресниц. Появление барона д’Оллери позволило Лоретте попрактиковаться в искусстве кокетства и соблазнения. Она не отдавала себе в том отчета, но действовала инстинктивно и, к своему удивлению, добилась больших успехов.

Барон был надежен и честен. Девушка, присмотревшись к нему внимательней, поняла, что ее ухажер питает к ней некие чувства. Но была ли это любовь? Она не могла сказать, потому что ни разу не любила сама. Чужие романы, развивавшиеся на ее глазах, не прибавили ей никакого опыта. Несколько дней юная мадемуазель де Мелиньи подсознательно пыталась убедить себя, что симпатия, которую она испытывает к Гаспару, и есть любовь. Отважный человек, не лишенный привлекательности, явно бесстрашный и надежный – что еще нужно для того, чтобы полюбить?

Но внезапно на нее обрушилось нечто совсем иное.

Желтоглазого виконта с тонким правильным профилем она сразу начала считать кем-то особенным. Подумаешь, всего один танец, просто разговор. И все же его образ постоянно преследовал ее, хотя она и не желала думать об этом, туманно опасаясь возникшего чувства к почти незнакомому человеку. А потом…

О том, что произошло с ней потом, Лоретта старалась не вспоминать: все ее существо мгновенно точно охватывало жаром. Она краснела невпопад, казалась себе смешной и глупой. В янтарной глубине глаз виконта де Бланко просвечивала тайна. И даже не одна, а целое множество. Это был не человек, а клубок загадок! Из него категорически ничего невозможно было вытянуть, а Лоретте хотелось знать все.

Тигриные глаза таили в себе нечто опасное, но невообразимо привлекательное. Нечто, чему девушка при всем своем желании не могла найти точного определения. Впрочем, точные определения ей сейчас не давались.

И тут такой скандал! Что сказал дед, лучше и не вспоминать. Лоретта никогда еще не слышала, чтобы граф де Мелиньи так кричал, и уж точно никогда он не срывался на собственную внучку. Он не остановился, даже когда девушка зарыдала.

– Как ты могла так по-дурацки себя вести! Как ты могла вообще выезжать с незнакомцем! – пылал гневом граф де Мелиньи. – Если бы ты знала, Лоретта, что это за семья!

– Но я же не знала!

– Не смей защищать его и перечить мне! – прикрикнул на внучку старый граф. – Эта семья прогнила насквозь! Виконт де Бланко – или слепое орудие в руках своего дяди, или прямой пособник! Третьего не дано. Старый маркиз де Франсиллон ненавидит меня такой ненавистью, которая не остынет никогда!

Лоретта подумала, что сам дедушка испытывает подобные чувства, но вслух произнести это не решилась.

– Давным-давно, – вдруг разоткровенничался граф, – я познакомился с юной девушкой, но родители уже обещали ее маркизу. Несмотря на наши чувства, несчастную выдали за Франсиллона. Уже тогда он был человеком язвительным и распутным. Мы с юной маркизой продолжали поддерживать знакомство, переписывались. И однажды Франсиллон обнаружил эти письма. Невинные, уверяю тебя. Просто дружеская переписка. Не миновало и нескольких недель, как она умерла. При необычных обстоятельствах. Движимый ревностью, маркиз возжаждал отомстить мне за воображаемое оскорбление. Я же не мог простить ему смерти юной маркизы. С этого все и началось. Потом он много раз плел интриги против меня. Однажды ему даже удалось оклеветать меня перед моими друзьями. В результате я чуть не утратил доброе имя. Меня обвинили в том, что я едва не отправил на эшафот одного священника. Это было во времена Фронды. Не стану рассказывать тебе всего, но будь уверена, что Франсиллон – страшный человек. Он свел в могилу свою супругу, он всю жизнь манипулировал людьми, он ненавидит меня все эти годы с такой силой, которую ты и представить не можешь. Он пойдет на все, чтобы отомстить мне. А виконт, его вероятный наследник, желая того или нет, подчинится дяде, чтобы не лишиться денег.

Лоретта внимала всем этим ужасающим признаниям и пыталась вставить хоть слово. Но ее слабые оправдания не были услышаны. Граф де Мелиньи заявил, что охотно выдал бы ее замуж за шевалье де Вилмарта, лишь бы пресечь непрезентабельное знакомство с виконтом де Бланко, и пообещал так и сделать, если Лоретта отважится еще хотя бы раз заговорить с негодяем. После чего велел отправляться в свою комнату, а на балы ходить исключительно в сопровождении Арсена или – тут Лоретта похолодела – барона д’Оллери. Потому что он, граф де Мелиньи, в ближайшие же дни побеседует с бароном касаемо его вероятной женитьбы на Лоретте. И так как никаких препятствий к заключению этого брака граф не видит, то пусть внучка лучше готовится к свадьбе, а не льет слезы.

Лоретта пришла в ужас. Хотя Гаспар казался хорошим человеком, она уже вовсе не жаждала выходить за него замуж. Честно говоря, ей даже страшно было подумать о такой будущности. Всего несколько встреч с виконтом де Бланко произвели на нее поистине чудотворное действие. Теперь Лоретта могла себе признаться, что влюбилась – впервые в жизни! Но почему, почему, хотя любовь долготерпит, как говорил отец Анри, она ставит такие препятствия?

Хуже всего было то, что Арсен принял сторону деда. Он уважал старика и поддерживал его точку зрения, даже если в глубине души знал, что тот неправ. Однако на Арсене лежали обязанности будущего графа де Мелиньи, и не все утверждения деда были ошибочными. И если ныне здравствующий граф полагал, что лучше знает своего противника и его хитрости, значит, ему виднее.

Версия графа, будто Дориан де Бланко подослан дядей, чтобы испортить репутацию Лоретты в качестве мести де Мелиньи, представилась подозрительному Арсену убедительной. Он с жаром поддержал ее и потом, на следующий день и уже наедине, попытался убедить сестру, как фатально она ошиблась в малознакомом человеке. Лоретта не хотела верить в такое. Дориан был искренен, она это видела и знала. Он мог бы лгать, о да, но музыкой люди не лгут.

Впрочем, объяснить это Арсену оказалось невозможно.

У Лоретты словно глаза открылись: она увидела, каким брат может быть закоснелым. И впервые задумалась о том, как же она умудрилась оказаться в подобном положении – когда ее судьбу решает кто угодно, но только не она сама. Решает настолько, чтобы указывать ей, кому улыбаться, а кому нет.


Завтрак на траве его величество устроил с присущим ему размахом. Наверняка Кольбер вновь стонал, подсчитывая расходы. Однако Лоретту не забавляли ни негритята в восточных костюмах, ни собачки королевы, ни карлики, которые выделывались, как могли, стараясь потешить народ. Дворяне хохотали, глядя на их прыжки и ужимки; Лоретта же, следовавшая за Марией-Терезией в ее свите, опиралась на руку незнакомого дворянина, рассказывавшего ей на испанском о Сеговии, и не замечала никого и ничего вокруг.

Был только один человек, который сейчас вызывал ее интерес, но при виде его ей надлежало развернуться и уйти. Дед дал весьма недвусмысленные указания на этот счет. И Лоретта чувствовала себя глубоко несчастной – пожалуй, так несчастна она не была еще ни разу в жизни.

Конечно, умом она понимала, что нищенке, просящей подаяния на ступенях собора, гораздо хуже, чем ей, однако это знание ничуть не скрашивало ей день. Лоретте было плохо. Ей было плохо без Дориана.

Она ведь даже не успела толком его узнать. Все равно, что бы ни говорил о нем дедушка, девушка верила ему.

И когда она вдруг увидела шевалье де Бланко в компании Седрика де Кератри и Николя де Навиля, Лоретта вздрогнула, хотя эта встреча была ожидаема. Глупо предполагать, что они с Дорианом никогда более не столкнутся в свете – все-таки маркиз де Франсиллон являлся достаточно значимой фигурой при дворе. Ах, почему же Дориан не признался сразу, чей он родственник, возможно, удалось бы избежать проблем… С другой стороны, она своих родственников тоже ему не перечисляла.