– Я всего на минутку. – Бланш запыхалась, на ней был дорожный плащ. – Я уезжаю в Жируар на несколько дней… По дороге меня перехватили и попросили отдать тебе вот это. – Мадам де Лавуйе протянула Лоретте запечатанный конверт. – Что бы там ни было, не наделай глупостей, ладно? Седрик вчера выражался очень расплывчато. Я не поняла всего, но, похоже, у автора этого письма крупные неприятности. И я думаю, он не писал бы тебе, дорогая, если бы не рассчитывал на какой-то отклик. Седрик зайдет сюда через час, а я поспешу.

Бланш расцеловала Лоретту и удалилась.

Мадемуазель де Мелиньи попробовала развернуть записку. Руки у нее тряслись от волнения, восковая печать не желала срываться. Логичней было бы дойти до своей комнаты и прочесть послание виконта де Бланко там. Но сил и терпения на это не хватало – оттягивать чтение еще на минуту Лоретта не могла.

Минута! Целая вечность, когда речь идет о первой весточке от любимого человека!

В том, что она полюбила Дориана, Лоретта перестала сомневаться. Вчерашняя сцена у беседки показала ей, насколько далеко может завести ее это нежданно обрушившееся чувство.

Она поспешно распечатала послание, развернула сложенный вчетверо лист. Увидела быстрый, но четкий почерк. Его почерк!

Буквы плыли перед глазами. Лоретта сбивалась и начинала читать сначала.

«Я пишу Вам, почти стыдясь того, что делаю. Мне не стоит этого говорить, это явное оскорбление для Вашей чести, прекрасная мадемуазель де Мелиньи. Но у меня есть причина для откровенности. Мое пребывание в Версале оказалось делом несколько более опасным, чем я предполагал, направляясь сюда. Завтра, если мне поможет господь, я смогу посмеяться над своими опасениями, однако сейчас, как человек правдивый и перед собою, и перед Вами, я не могу не написать Вам. Если я более никогда не увижу Вас и не услышу Вашего голоса, знайте: я люблю Вас, потому что Вас нельзя не полюбить. Представ перед престолом господним, я буду молить нашего Отца лишь о том, чтобы Он в Своей великой милости подарил Вам утешение в Ваших горестях, сделал Вас счастливой и любимой. Больше мне ничего не нужно. Я нескончаемо благословляю тот день, когда встретил Вас и смог быть Вам хоть немного полезным. Целую Ваши прекрасные глаза…»

Оскорбление для чести… Как он смеет такое писать, понимая, что любовь не может быть оскорблением! Что с ним произошло, почему он в опасности? Почему она ничего об этом не знает? О чем таком умалчивает Седрик де Кератри, что даже родная сестра не сумела выпытать? Боже, ну зачем Бланш уехала так не вовремя?

Мадам де Лавуйе была единственной старшей по возрасту женщиной, с которой Лоретта могла побеседовать без опаски… Даже, например, о том, отчего в ее мыслях о виконте де Бланко в последнее время так много плотского. И почему эти мысли не кажутся ей святотатственными, а наоборот… До встречи с желтоглазым виконтом Лоретта считала себя ледышкой. А сейчас… То необычное чувство, которое нынче изводило ее, было совершенно внезапным, страшащим и желанным одновременно. При воспоминании о Дориане и восхитительном поцелуе кровь бросалась Лоретте в лицо. И не только в лицо. Странное ощущение. Волнующее, сладкое…

Но что же с виконтом? Может быть, он нездоров? Лоретта замерла, парализованная страхом, – рана Дориана открылась, она оказалась серьезнее, чем он ей сказал! Эти мужчины вечно скрывают неприятности такого рода. И сейчас он так плох, что… Стоп, но ведь он написал ей. А если это не его почерк, может, он продиктовал кому-то письмо?

«А если он умрет? Завтра? Вдруг Дориан умрет, и я никогда его больше не увижу?! – Девушка в изнеможении прислонилась горящим лбом к зеркалу. – Бланш сказала, что у виконта неприятности. А еще велела написать ответ. Что же делать? Господи, что же делать?!»

Выход нашелся сам собой. Лоретта даже засмеялась от радости. Ведь это так легко и понятно! Нужно поехать к нему или попросить, чтобы он пришел к ней. Дориан не сможет смолчать, он непременно расскажет ей обо всем. И они вместе поймут, как поступить.

Когда час спустя на пороге появился Седрик де Кератри, письмо было готово. Времени оставалось мало, и Лоретта решилась: если шевалье передает чужие записочки, значит, ему о многом известно. А раз так, пусть поможет. В конце концов, она никогда ни о чем его не просила.

– Седрик, – произнесла девушка как можно более прочувствованно, – вы не знаете, как бы мне увидеться с виконтом де Бланко? Я написала ему об этом в письме, однако времени мало, и я желаю обратиться за помощью к вам.

– Я ждал подобного вопроса. – Седрик, для разнообразия угрюмый, ничуть не удивился. – В трех лье отсюда есть небольшой охотничий домик. Я полагаю, он подойдет для того, чтобы вы с виконтом смогли встретиться и побеседовать. Делать это в Версале не стоит, тут повсюду глаза и уши.

– О! Но я под домашним арестом. Вернее, – поправила сама себя Лоретта, – я не заперта, однако, если выйду или ко мне кто-то придет, Арсену и дедушке станет об этом известно.

– Действительно, ваши слуги ненадежны. Где ваши брат и дед?

– Дедушка уехал в Париж до завтрашнего дня, а Арсен допоздна на дежурстве. Я могу закрыться у себя и приказать меня не тревожить, однако…

– Я понял, – улыбнулся Седрик. – Мы справимся с этой проблемой. У вас есть мужское платье, мадемуазель де Мелиньи?


Дверь скрипнула. Дориан поднял голову: последний час он провел, прислушиваясь к каждому шороху, однако Седрика и Лоретты все еще не было. Он услышал бы их издалека.

Вчера, услыхав про дуэль, Седрик едва не убил его, однако позже, поостыв, согласился быть секундантом. И настрого велел ничего не сообщать женщинам, как бы они ни настаивали. Дориан сказал другу, что хотел бы повидаться с Лореттой перед дуэлью – неведомо, чем она завершится, и ему необходимо поговорить с мадемуазель де Мелиньи, может быть, в последний раз… Дориан не сомневался, что Гаспар попытается его убить. Барону д’Оллери сильно мешал потенциальный противник, к тому же смерть виконта станет наилучшей рекомендацией для жениха в глазах семьи, когда Гаспар отправится сватать Лоретту.

Седрик побурчал что-то по поводу безнравственности и влияния Версаля, но пошел на поводу у Дориана – а что ему оставалось? План встречи был составлен буквально за час. И сейчас виконт сидел и ждал, прислушиваясь к лесным шорохам…

Нет, ну надо же… Влюбиться по уши – и не заметить этого! Просто не распознать любовь, потому что до сих пор никогда ее не испытывал…

Наконец-то! Стук копыт. Дориан встал и вышел во двор. Всадники приближались и в конце концов выехали к домику: впереди Седрик, за ним – укутанная в плащ Лоретта. Дориан быстро подошел и помог девушке спешиться. Она была в мужском платье, глаза ее озорно блестели. Ей, очевидно, нравилось это приключение.

– Я вернусь через два часа, – сообщил Седрик, не слезая с седла, – и сопровожу мадемуазель де Мелиньи обратно в Версаль. Надеюсь, вам хватит этого времени, чтобы наговориться. – Ухмыльнувшись, шевалье де Кератри повернул коня и скрылся в лесу.

Дориан привязал лошадку Лоретты к коновязи рядом со своим конем и, взяв девушку за руку, повел ее в дом. Ни слова пока не было произнесено, однако Дориан испытывал волнение, будто перед первым свиданием.

В охотничьем домике горел огонь в камине, на столе были выставлены нехитрые угощения – холодное мясо, фрукты, вино. Дориан отпустил руку Лоретты и шагнул к столу.

– Вы хотите есть, мадемуазель де Мелиньи?

– Нет, – тихо ответила девушка, и виконт повернулся к ней. Лоретта уже успела развязать тесемки плаща и бросила его на стул.

Проклятый мужской костюм. Зрелище стройных женских ног, обтянутых длинными чулками, ввело Дориана в ступор. Камзол оказался коротким, всего до пояса, да еще и расстегнутым на груди так, что прекрасно видно было и тонкую батистовую рубашку, и все, что под ней. Без корсета это «все» смотрелось поистине роскошно.

«Эта женщина настолько еще неискушенна, что сама не понимает, какое впечатление производит на мужчин. Но мне от этого не легче».

– Виконт, я подумала, что вам плохо, и приехала… Понимаете, я… – Дориан молчал. – Я получила записку, прочитала…

– И что, мадемуазель? – Виконт оперся рукой о спинку кресла.

– Я…

Теперь замолчала и она. Говорить о главном Лоретта не могла, не смела.

В молчании прошла минута, другая.

А потом они взглянули друг другу в глаза. И в следующий миг руки девушки уже лежали на плечах Дориана, виконт сжимал ладонями ее голову, и они упоенно, не страшась никого и ничего, целовались.

– Ох, Дориан… – прошептала Лоретта, позволяя рукам любимого обвиться вокруг ее талии и впервые называя его по имени. – Боюсь, что я доставлю вам мало радости. Я, наверное, не та женщина, которая может дать вам счастье. Я… вы ведь понимаете…

Уголки красивых губ Дориана чуть дрогнули.

– Тот, кто вбил вам в голову такую ерунду, болван! – слегка охрипшим голосом сказал он, вновь склоняясь к губам девушки. – А если это были вы сами, прекратите так думать немедля!

– Нет, я и вправду… – Лоретта все пробовала что-то объяснить, хотя сама уже забыла – что. Она ведь приехала поговорить, только поговорить… Однако в глубине души она с самого начала знала, к чему стремится. И эта кровать, стоящая в углу и накрытая шерстяным покрывалом, – она здесь тоже не случайно…

– Значит, я сделаю все для того, чтобы убедить вас в обратном! – Дориан пресек все ее старания возразить старым, как мир, способом. Голова Лоретты откинулась назад, затылок опустился на ладонь виконта. Алмазная шпилька, поддерживавшая волосы, не выдержала, со звоном упала на пол. Каштановые пряди водопадом хлынули на плечи, на спину…

Седрик помогал юной искательнице приключений облачаться: эта процедура вымотала ему немало нервов и довела почти до белого каления. Дориану досталась гораздо более приятная и быстрая миссия. Девушка, захваченная поцелуями, ничего не замечала. Когда легкий сквознячок коснулся ее кожи, заставив вздрогнуть, крючки были расстегнуты, а ворот рубашки распахнут так вольно, что уже почти ничего не скрывал.

Щеки Лоретты залил густой румянец, она бессознательно попыталась прикрыть наготу рукой. Но ее ладонь замерла, наткнувшись на пальцы Дориана.

– Что-то не так? – еле слышно спросила девушка, испугавшись и опуская ресницы.

– Я любуюсь… – ответил виконт, бережно отводя узенькую ладошку в сторону. В янтарных глазах сияли неприкрытый восторг и нежность. Впрочем, там было что-то еще. Влекущее. Лишающее рассудка. Безымянное – и оттого еще более притягательное. Оно с невероятной силой всколыхнуло сладостную, томящую волну, преследовавшую Лоретту несколько суток кряду. Противиться искушению оказалось немыслимо, и девушка уступила без боя.

Через четверть часа в окно охотничьего домика заглянуло любопытное послеобеденное солнце. Оно следило за ходом вечного сюжета: он и она, поглощенные любовной игрой. В его лучах каштановые волосы Лоретты пылали огнем, блики играли в распахнутых карих глазах, «зайчики» пробегали по изящной шее, по тонкой руке, откинутой в сторону…

Лоретта трепетала, с каждой секундой наслаждаясь все больше и больше. Ее подхватило и понесло куда-то, она уже совсем не владела собой. Всякое благоразумие исчезло, и с губ сами собой начали срываться стоны. Каждая жилка в теле требовала ласки – и получала ее.

Девушка не заметила, как ласка обратилась в нежную настойчивость, а настойчивость – в сдержанную страстность. Руки и губы Дориана превращали ее тело в раскаленный поток, сводили с ума. «Ах, как жарко…»

Янтарные глаза виконта де Бланко были темны от желания. И прядь, прилипшая ко лбу, давно развилась.

Господи, что он делает?!

– Дориан, я с ума сойду! Прекратите!

– Но мне казалось, что именно этого вы и хотели…

– Я… Нет!!!

– Нет – в смысле прекратить?

– Нет, продолжайте!!!

«Янтарные… глаза… как жарко… жарко как…»

Ее пальцы заблудились в волосах Дориана, а его губы то исступленно целовали ложбинку между ее грудей, то срывали очередной полувздох-полустон с ее губ, то касались мочки уха, шеи, опять груди, родинки на талии…

У Дориана были чуткие руки – руки отменного фехтовальщика. Руки музыканта, который, садясь за клавесин, становится чародеем.

Сейчас инструмент – это она сама. Лоретта.

…И пришла не боль, а безумная, перехлестывающая через край радость от сознания того, что теперь она целиком, без остатка принадлежит любимому человеку. Она женщина, счастливая и желанная. Теперь Лоретта поверила, что все будет хорошо.

– Можно я скажу все, что думаю о тебе? – прошептал он ей на ушко, когда оба в утомлении откинулись на подушки.

– Все? – Лоретта улыбнулась. – Давай я угадаю. Ты хочешь сказать: хорошо, что я приехала, верно? – она приподнялась на локте, и лицо ее стало серьезным. – А я хочу сказать, что теперь даже благодарна брату и деду, которые восстанавливали меня против тебя. За то, что могу быть с тобой и ничего не опасаться. И еще я хочу поблагодарить бога. Его воля позволила мне сберечь то, что обычно стараются отдать любимому.