Значит, королеве дали опиум, чтобы уменьшить боль при схватках, вызвать пот и ввергнуть в забытье, которое, как считается, отгоняет прочь родильную горячку, стоившую жизни стольким роженицам. Опиум помогает матери, но, как я слышала, часто уносит жизнь новорожденного.

Я все еще ждала ответа на свой вопрос. Да, роды были, в этом я была уверена. Но что с ребенком? Мы не слышали ни крика младенца, ни шумных и радостных поздравлений роженице от повитух и врачей, которыми по традиции сопровождается рождение мальчика.

Единственным звуком в комнате по-прежнему оставалось только прерывистое дыхание королевы. Потом я услышала приглушенный всхлип. У одной из повитух по смуглым щекам потекли слезы.

— Неужели никто не может прямо ответить на мой вопрос? — строго спросила я. — Ее Величество потеряла ребенка?

Помолчав, Мария де Салинас взглянула на меня и едва заметно кивнула.

— Он прожил час, — сказала она. — Всего только час. Его окрестили.

При этих словах прочие женщины перекрестились.

— Мы молились, — продолжала Мария, — но Господу было угодно прибрать его.

Сердце мое упало. «Снова, — подумала я, — это случилось снова. Долгие месяцы надежды на то, что в этот раз ребенок выживет, и потом — горькое разочарование. Как же глубока будет скорбь королевы…»

— Королю уже сообщили? — спросила я вслух.

— Нет, мисс Сеймур, — ответила Мария со своим заметным испанским акцентом. — Королева пожелала, чтобы ему дали знать чуть позже.

Но желание королевы мне исполнить было трудно, не нарушив волю короля. Его Величество Генрих VIII Английский перед тем, как отбыть на охоту, строго наказал, что если ребенок у королевы родится в его отсутствие, к нему немедленно должен быть отряжен гонец. Мой первейший долг — следовать приказам короля.

Я вышла из спальни и отправилась на поиски Гриффита Ричардса, церемониймейстера королевы Екатерины. Сообщив ему печальные новости, я велела ему отправить посыльного к королю.

— Я поеду сам, мисс Сеймур, — отвечал он. — Я знаю, где сегодня идет охота.

— Тогда не спешите, — прошептала я. — Королева не хочет раньше времени расстроить своего супруга.

Он вздохнул и кивнул.

— В который раз… — горестно прошептал он, повернулся и вышел, не торопясь, как я успела заметить, с дурными вестями.

Несколько часов спустя ко мне пришла Мария де Салинас.

— Госпожа Сеймур, Ее Величество требует вас.

Я тут же последовала за Марией в королевскую опочивальню. Екатерина встала с постели и сидела перед зеркалом в свободном платье из пурпурной шерсти с горностаевой оторочкой, которое ей очень шло.

— Это ты, Джейн, — сказала она, когда я вошла. — Моя нежная, добрая Джейн. Утешь меня в моей печали, причеши меня.

— Да, Ваше Величество.

Я взяла мягкую щетку для волос с туалетного столика и принялась тихонько расчесывать поредевшие пряди. Королева даже прикрыла глаза от удовольствия.

— Король не должен видеть меня сейчас, когда я так устала, — тихо проговорила она. — Когда я встречу своего супруга, я должна выглядеть так, чтобы на меня было приятно смотреть. Ведь он утомится на охоте, будет нуждаться в еде и в отдыхе. Ему совсем не понравятся плохие новости о нашем ребенке.

— Да благословит Господь невинного младенца и да примет его к себе, — сказала я.

— Аминь, — прошептала королева. Ее тонкие губы изогнулись в жалобной улыбке. — Еще один добавится в этот скорбный ряд.

Она указала на поставец над аналоем. Там стояло восемь миниатюр — портретов детей, которых она потеряла. Над каждым портретом висело серебряное распятие, а под портретом была прикреплена табличка с именем ребенка.

— Мы хотели назвать его Эдуардом. Или Изабеллой, если родится девочка, в честь моей благочестивой матери. — Голос королевы, обычно, низкий и глубокий, задрожал и прервался до шепота.

Мне было трудно разобрать, что она говорит, словно Ее Величество все еще находилась под дурманящим действием опия… Возможно ли это? Ее будто подменили. Да, раньше она неоднократно оказывала мне честь своим доверием, но никогда не держалась со мной так свободно и открыто, как сегодня, словно я — брат Диего, ее духовник, а не Джейн Сеймур, ее фрейлина.

Королева продолжала говорить, а я продолжала расчесывать длинные, слабые пряди. Сегодня я не могла не заметить, что все больше и больше волос остается на щетке. Кое-где даже проглядывала кожа головы. Что с королевой, почему у нее так сильно выпадают волосы?

Я бросила взгляд в зеркало и увидела, что моя госпожа чуть заметно нахмурилась и произнесла:

— В этот раз я была уверена… почти уверена… что Господь дарует мне сына… сильного здорового мальчика. Ведь я ходила на поклон к Деве Марии в Уолсингем[3]. Во время паломничества мне показалось, что Богоматерь снизошла к моим молитвам и исполнит мое желание.

«Зачем королева говорит мне об этом? — подумалось мне. — Ведь я тогда сопровождала ее. Неужели она забыла? Может быть, опиум так повлиял на ее память?»

— Возможно, Ваше Величество, Дева Мария исполнит ваше желание в следующий раз? — предположила я.

Королева покачала головой.

— Нет, следующих родов не будет. Таких страшных схваток я больше не выдержу. Это был последний раз.

С ее уст сорвался какой-то тихий звук, и я поняла, что королева невесело смеется:

— Моя старая дуэнья, донна Эльвира, часто говорила мне, еще совсем малышке, что я не понимаю, когда нужно сдаться и отступить, не настаивать на своем до бесконечности. Теперь я вижу, что она была права.

— Господь подарил Вашему Величеству красивую и умную дочь — принцессу Марию. Вы сами называете ее вашим сокровищем и светом ваших очей.

— Да, но она — принцесса, а не принц, а Англии нужен наследник.

На это мне сказать было нечего, и я замолчала. Вопрос престолонаследия затрагивал каждого жителя королевства и казался некоторым неразрешимым. Королю Генриху нужен был сын, которому с течением времени перейдет его трон. Но у него была одна-единственная дочь — принцесса Мария. Ей даже присвоили титул принцессы Уэльской, который по традиции дается наследнику, но никто не ожидал, что она будет править. Ни одна женщина не сможет совладать со строптивыми англичанами. Хроники рассказывали о королеве Мод[4], жившей в стародавние времена, но она долго у кормила власти не удержалась. С тех самых пор другие представительницы слабого пола таких попыток не делали. Лучше бы престол перешел к побочному сыну короля — мальчику, известному под именем Генри Фицрой[5]. Но если он действительно унаследует трон, то его право будут оспаривать, начнется хаос и разразится гражданская война, как во времена деда Генриха[6].

Вот почему верные подданные нашего монарха горячо молились за то, чтобы, несмотря на прошлые многочисленные неудачные попытки, королева наконец-то разрешилась от бремени здоровым мальчиком. Но эти молитвы — включая мою собственную — не были услышаны.

— Ее Величество желает, чтобы я убрала ваши волосы? — спросила я.

— Да, Джейн. И надень на меня чепец — розовый, расшитый жемчугами.

— Он очень идет вам, Ваше Величество.

— Он добавит мне румянца. Мой супруг жалуется, что я слишком бледна. И после этого, Джейн, ты позовешь моих дам и фрейлин, а я сама сообщу им, как прошли роды.

Я изо всех сил постаралась сделать прическу моей госпожи как можно более изящной — чем обычно занимался ее парикмахер, — и надела сверху чепец. Вместе мы оценили мои усилия в зеркале. Королева улыбнулась, действие опия кончилось. Она вновь была благородной и невозмутимой венценосной супругой, нашей госпожой и повелительницей. Заострившиеся черты лица и круги под глазами свидетельствовали о перенесенных ею испытаниях, но держалась она теперь с обычной уверенностью.

— Передай Марии, что я готова. И пришли сюда брата Диего — я хочу исповедаться.

«Исповедаться? — подумала я. — В чем ей каяться? Неужели рождение мертвого ребенка после многочасовых схваток, которые она перенесла со стойкостью, — грех? Или она считает, что смерть ее новорожденного сына — Божья кара?»

Я прошла через зал перед опочивальней и направилась в комнату, где собрались придворные дамы и фрейлины королевы.

— Ее Величество готова, — сказала я Марии де Салинас. — Сначала она исповедуется брату Диего, а потом обратится ко всем нам.

То, что случилось потом, навсегда останется в моей памяти. Мы почтительно окружили кресло королевы, заняв свои места по этикету, а она восседала среди нас, спокойная и преисполненная благородства. Тут были ее испанские придворные дамы — Мария де Салинас, Инесс де Венегас, Франческа де Лима и другие, кого я едва знала, поскольку мне почти не приходилось говорить с ними или делить с ними мои обязанности. Тут же стояли ее приближенные, занимавшие важнейшие должности при ее дворе, а также ее священники и ее духовник. И еще были те, кого я знала лучше всех, — придворные дамы и фрейлины.