Хозяин был обескуражен.

— Милорд, вам, наверное, голову напекло!

— Напекло в это время года? — раздраженно прорычал Руперт. — А ну живо найди мне пистолет!

— Хорошо, милорд. — Флетчер поспешно удалился.

Руперт вернулся в кузницу. Кузнец упоенно колотил по наковальне.

— Когейн! Когейн, ты слышишь меня?

Кузнец прекратил колотить.

— Да, милорд?

— Поскорее заканчивай работу! Мне нужна эта лошадь.

Когейн изумленно распахнул рот.

— Но эта лошадь не принадлежит его милости, сэр…

— Гром и молнии, да на кой его милости сдалась такая кляча? Ты что, за дурака меня принимаешь?

— Ваша светлость, это кобыла мистера Манверса!

— Да пусть хоть самого дьявола! — взъярился Руперт. — Мне она нужна, и не будем больше толковать об этом! Сколько тебе требуется времени?

— Четверть часа, сэр, может, немного больше.

— Дам гинею, если поторопишься! — Руперт пошарил в карманах и извлек оттуда две кроны[53]. — Возьмешь гинею у Флетчера, — добавил он, пряча кроны обратно в карман. — Да не смотри так на меня! Давай берись за свою кувалду, пока я не привел тебя в чувство!

Подбодренный таким энергичным напутствием, кузнец споро принялся за дело.

— Конюх мистера Манверса отправился на ферму Фоли, милорд. Что, по мнению вашей чести, я должен ему сказать, когда он вернется?

— Передай ему, что лорд Руперт Аластер от всей души благодарит мистера Манверса — а кто такой, черт побери, это Манверс? — за то, что тот согласился одолжить свою кобылу. — Руперт обошел животное. — И это лошадь? Мешок с костями, вот что это такое, а не лошадь! Человеку непозволительно владеть подобным пугалом! Ты слышишь меня, Когейн?

— Да, милорд.

— Как закончишь работу, приведи эту скотину к постоялому двору.

Руперт вернулся в таверну, где его уже поджидал Флетчер с большим пистолетом в руках.

— Заряжен, сэр, — испуганно сообщил хозяин постоялого двора. — Милорд, вы уверены, что с вами все в порядке?

— Не имеет значения! Так куда уехала карета?

— В сторону Портсмута, сэр, насколько я могу судить. Но я надеюсь, ваша светлость не собирается преследовать ее?

— Что еще скажешь, болван? Мне нужна шляпа. Найди мне шляпу, черт возьми!

Флетчер подчинился.

— Если ваша светлость соблаговолит примерить мою выходную…

— Вот это?! Ну… что ж… я заплачу, когда вернусь. Да где же этот чертов Когейн? Он что, всю ночь собирается возиться с этой скотиной? Бог мой, я отстаю уже на час, никак не меньше!

Через пару минут появился Когейн, ведя под уздцы многострадальную кобылу. Руперт спрятал пистолет в седельную кобуру, затянул подпругу и вскочил в седло. Кузнец несмело заговорил:

— Милорд, мистер Манверс весьма вспыльчивый господин, и, честно говоря…

— К черту мистера Манверса! Этот болван, которого я и в глаза не видел, мне чертовски надоел! — взвился Руперт и пришпорил лошадь.

Очень быстро выяснилось, что позаимствованную кобылу никак нельзя отнести к горячим скакунам. У нее имелись свои представления о перемещении в пространстве, каковых она неукоснительно и придерживалась к огромному негодованию его светлости. Лишь к четырем часам пополудни Руперт добрался до Портсмута, изрядно утомив и себя, и несчастное животное.

Его светлость прямиком устремился к набережной; там он выяснил, что частная шхуна, стоявшая на якоре в течение трех дней, отчалила менее часа назад. Руперт в сердцах швырнул оземь шляпу почтенного Флетчера.

— Чума меня побери, опоздал!

Начальник порта с вежливым удивлением наблюдал за его светлостью.

— Скажите-ка любезный, — Руперт спрыгнул на землю, — не было ли на шхуне одного мерзавца-француза?

— Да, сэр, на борт судна поднялся рыжеволосый иностранец, его сопровождал молодой человек, по всей видимости сын.

— Сын?!

— Да, сэр, похоже, малый не совсем здоров. Француз сказал, что у него лихорадка. Он завернул его в огромный плащ и на руках поднял на борт. Я еще сказал Джиму, что не дело тащить мальчишку в море, коль он болен.

— Подсыпал снотворного, как пить дать! — разъярился Руперт. — Он заплатит мне, за все заплатит! Нет, каков наглец — увезти ее во Францию! Что, черт побери, ему от нее потребовалось? Эй, любезный! Когда отправляется в Гавр следующий корабль?

— Сэр, его не будет до среды.

Несмотря на плачевное состояние кружев и заляпанный грязью камзол, начальник порта ни на минуту не усомнился, что перед ним благородный господин.

Руперт печально оглядел себя.

— Ну и вид у меня. А это что? — он ткнул в утлое суденышко, груженное кипами материи. — Куда направляется эта посудина?

— В Гавр, сэр, но, как вы видите, это всего лишь торговец.

— Когда он снимается с якоря?

— Сегодня вечером, сэр. Он и так уже задержался на два дня в ожидании попутного ветра.

— Годится, — обронил Руперт. — Где хозяин?

— Но это старая грязная посудина, сэр, и вам не…

— Грязная? Черт возьми, не знаю, кто из нас грязнее! — хохотнул Руперт. — Разыщи капитана и скажи ему, что я хочу нынче же вечером переправиться во Францию.

Начальник порта удалился и вскоре привел крепкого детину в домотканой одежде, с окладистой черной бородой. Детина флегматично оглядел Руперта и, вынув изо рта глиняную трубку, отчетливо произнес два слова:

— Двадцать гиней.

— Что? — его светлость так и подскочил. — Десять и ни фартингом больше, проходимец!

Бородач пренебрежительно сплюнул в море, не удостоив просителя ответом. Глаза Руперта гневно сверкнули. Он похлопал детину хлыстом.

— Приятель, я лорд Руперт Аластер. Получишь от меня десять гиней и лохань проклятий!

Начальник порта встрепенулся.

— Я слышал, милорд, что "Серебряная королева" его милости стоит на якоре в Саутгемптонской бухте.

— Пошли вы к черту вместе с Джастином! — огрызнулся Руперт. — Он же всегда держал яхту здесь!

— Может, сэр, вам лучше отправиться в Саутгемптон…

— К черту! А вдруг посудина в ремонте? Нет! Итак, приятель, десять гиней!

Начальник порта отвел детину в сторону и что-то быстро зашептал ему на ухо. Вскоре он вернулся и обратился к Руперту:

— Полагаю, милорд, пятнадцать гиней будет справедливой ценой.

— Согласен на пятнадцать! — быстро согласился Руперт, подумав про две кроны, жалко позвякивавшие в кармане. — Мне только надо продать лошадь.

— Мы отплываем в шесть часов и ни минутой позже, — пробасил бородач и удалился.

Руперт отправился в город и, к величайшему своему удивлению, исхитрился продать кобылу мистера Манверса за двадцать гиней. Совершив сделку, он вернулся на набережную, отыскал постоялый двор, привел себя в порядок и подкрепился пуншем. После этой процедуры он поднялся на борт хлипкого суденышка и устроился на канатной бухте, весьма довольный как предстоящим приключением, так и собственной персоной.

— Ей-богу, никогда не участвовал в такой безумной гонке! — заметил он, обращаясь к небесам. — Итак, Сен-Вир похищает Леони неизвестно с какой надобностью и исчезает в неведомом направлении. Я же иду по их следу с пятью гинеями в кармане и чужой шляпой на голове. И что мне делать, когда я найду эту дурочку? — Руперт задумался. — Чертовски непонятное дело, — заключил его светлость. — Могу поклясться, что за всем этим стоит Джастин. А где, черт возьми, мой братец? — Внезапно он запрокинул голову и расхохотался. — Черт побери, многое бы я дал, чтобы увидеть лицо кузины Генриетты, когда она обнаружит, что я удрал с Леони! Отличная интрига: я не знаю, где Леони, она не знает, где я, а в Эйвоне не знают, где мы оба!

Глава XVIII

Мистер Манверс приходит в ярость

Мадам Филд пребывала в неописуемом волнении — близился вечер, а Леони и Руперт все не возвращались. Окончательно исстрадавшись, кузина Генриетта отправила в соседнее поместье гонца выяснить, не задержались ли там два юных разгильдяя. Через полчаса лакей вернулся вместе с Меривалем. Энтони стремительно вошел в гостиную. При его появлении мадам Филд вскочила на ноги.

— О, лорд Мериваль! Вы привели дитя домой? Я так беспокоилась, в последний раз я видела Леони в одиннадцать часов утра, может чуть раньше, может чуть позже, я точно не помню. Руперт тоже пропал, вот я и подумала, что, наверное, они у вас…

Мериваль прервал этот словесный поток.

— Руперт ушел рано утром, и с тех пор я никого из них не видел.

Кузина Генриетта уронила веер и зарыдала.

— О боже, боже, Джастин поручил мне приглядывать за бедной девочкой! Но откуда мне было знать — это же его собственный брат! О, неужели… неужели они убежали?

Мериваль бросил в кресло шляпу.

— Леони с Рупертом? Полная чушь! Этого просто не может быть!

— Она всегда отличалась необузданностью нрава! — причитала мадам. — А Руперт такой легкомысленный! Что же мне делать, милорд? Что мне делать?

— Первым делом, прекратите рыдать, — распорядился Мериваль. — Я убежден, что никто никуда и ни с кем не сбежал. Ради бога, мадам, успокойтесь.

Но кузина Генриетта, к его ужасу, зарыдала еще пуще, диванная обивка потемнела от слез за считанные секунды. Мериваль жестом подозвал слугу.

— Скачи обратно в Мериваль, милейший, и попроси миледи Дженнифер как можно скорее приехать сюда, — велел он, с беспокойством поглядывая на истекавшую слезами мадам Филд. — И позови камеристку! Возможно, наши детки решили подшутить над старшими, — пробормотал он про себя. — Мадам, не стоит предаваться скорби раньше времени!

Вскоре примчалась камеристка мадам Филд, прихватив внушительный сосуд с нюхательной солью. Вдохнув чудодейственное средство полной грудью, кузина Генриетта пришла в себя. Она поудобнее устроилась на диване и принялась призывать небеса в свидетели, что старалась следить за Леони, как могла. На все вопросы Мериваля почтенная леди слабым голосом отвечала: она никак не ожидала подобного вероломства и теперь даже думать не смеет, что скажет Джастин. Через полчаса прибыла леди Мериваль.

— Мадам Филд! Что случилось? Энтони, они не вернулись? Наверняка, эти озорники решили нас попугать! Не расстраивайтесь, дорогая, негодники скоро объявятся, и мы зададим им хорошую трепку. — Дженнифер присела рядом с Генриеттой и ласково погладила ее по руке. — Ну-ну, я уверена, ничего серьезного не произошло. Наверное, они просто заблудились.

— Голубушка, Руперт знает каждый дюйм окрестных лесов. — Мериваль повернулся к лакею. — Милейший, сходи-ка на конюшню и посмотри, на месте ли лошади милорда и госпожи Леони.

Через четверть часа слуга вернулся с известием, что лошади стоят в деннике. Генриетта Филд зарыдала пуще прежнего. Мериваль нахмурился.

— Ничего не понимаю… Если бы они убежали…

— Энтони, неужто ты всерьез думаешь, что такое возможно? — ужаснулась Дженнифер. — Не верю! Леони ни о ком, кроме герцога, и не помышляет, что же касается Руперта…

Мериваль резко вскинул руку.

— Тихо!

Дженнифер прислушалась. Донесся конский топот и хруст гравия под колесами. Кузина Генриетта резво вскочила.

— Слава небесам, они вернулись! Вернулись! Не сговариваясь, Меривали поспешили в холл.

Входная дверь распахнулась, и на пороге возник Эйвон. На нем был его излюбленный пронзительно-розовый камзол, поверх которого герцог небрежно накинул плащ с кокетливой пелеринкой; ноги обтянуты до блеска начищенными сапогами из мягкой кожи. Его милость поднес к глазам монокль и внимательно оглядел чету Меривалей.

— Надо же! — протянул он томным голосом. — Какая неожиданная честь. Преданный слуга вашей светлости, сударыня.

— О боже! — прошептал Мериваль и покраснел, словно нашкодивший мальчишка, застигнутый на месте преступления.

Губы его милости дрогнули в улыбке. Дженнифер зарделась. Мериваль шагнул навстречу хозяину.

— Должно быть, вы считаете наше появление незаконным вторжением, — выдавил он.

— Ничуть, — поклонился герцог. — Я польщен.

Мериваль поклонился в ответ.

— Меня вызвала мадам Филд. Поверьте, это единственная причина, по которой я здесь очутился.

Герцог неторопливо снял плащ и встряхнул кружева.

— Почему бы нам не вернуться в гостиную? — предложил он. — Вас вызвала мадам Филд? — Его милость направился в гостиную, кивком пригласив Меривалей следовать за ним.

Завидев герцога, Генриетта Филд издала пронзительный вопль и рухнула на подушки.

— Боже правый, это Джастин! — пролепетала она.

Дженнифер поспешила к ней.

— Тише, дорогая, тише! Успокойтесь!

— Вы сегодня выглядите на редкость огорченной, Генриетта, — заметил его милость, изучая кузину в монокль.