Уилл не смог сдержать улыбку. За столько лет службы у него Смизерс так и не оставил попыток заставить его блюсти правила приличия.

— Нет. Нет необходимости, Смизерс, позаботься лучше о Беатрис. Может, подашь ей чаю?

— Конечно, ваша светлость.

Уилл прошагал босиком по холлу и, повернув налево, вошел в библиотеку. С шумом захлопнув за собой тяжелую дубовую дверь, взглянул на визитера. К его разочарованию, мужчина, сидевший за его письменным столом, и бровью не повел при его появлении.

— Вам и в самом деле стоило принять предложение Смизерса насчет брюк, Клермон.

Проклятие! Этого человека ничем не удивишь! Уилл уселся и тщательно запахнул свой халат.

— К делу, Кармайкл. Одежда в некоторых обстоятельствах может быть помехой. Если бы я ждал вас, то, возможно, сделал бы другие приготовления.

— Сейчас три часа пополудни. Но конечно, «другие приготовления», возможно, и следовало бы сделать с учетом ваших развлечений наверху. Разве ее мужу не интересно, куда она отправилась?

На это замечание гостя герцог ответил улыбкой:

— Кармайкл, вам же хорошо известно, что Уинн, похоже, уже давно перестал обманываться насчет своей жены. И его это мало волнует, у него свои дела. Вот поэтому Беатрис — идеальная для меня женщина. Так что я должен быть благодарен ее мужу.

Кармайкл приподнял бровь, однако ничего не сказал — к великой досаде герцога. А тот осведомился:

— Так мы закончили комментировать мои постельные подвиги?

Гость с улыбкой кивнул:

— Да, закончили.

— Отлично! — Уилл поерзал в кресле, придерживая непослушный халат. — Тогда, старина, скажите мне: вы здесь с посланием коринфянам? Или вам просто очень захотелось увидеть меня?

Кармайкл снова улыбнулся. И снова кивнул:

— Хорошо, Уилл. Перейдем к делу. Так вот, мы получили сведения из нескольких надежных источников во Франции касательно готовящегося похищения.

— Кого же? — Уилл насторожился, он совершенно забыл о своей любовнице. — Уж не самого ли Веллингтона?

— Нет, — ответил Кармайкл и, поднявшись на ноги, принялся расхаживать по комнате. — Но цель — деньги. Причем на этот раз жертвой похитителей должна стать молодая состоятельная женщина. А если точнее — самая состоятельная женщина в Англии.

Уилл нахмурился. Кто же она? — спрашивал он себя. Его собственная семья занимала видное положение в свете, но герцог уделял мало внимания таким вещам, и теперь ему было сложно догадаться, о ком идет речь.

— Придется вам дать мне подсказку, старина. Боюсь, что за годы, потраченные на то, чтобы приобрести репутацию повесы, я лишился возможности поближе познакомиться с самыми состоятельными дебютантками светского общества.

— Леди Люсинда Грей, — ответил Кармайкл, останавливаясь перед сводчатым окном. — Дочь покойного графа Синклера. Конечно, титул теперь принадлежит двоюродному деду. Но леди Люсинда унаследовала от своего отца все состояние с неограниченным правом распоряжения имуществом. Не говоря уже о лондонском доме и кое-каких других «безделушках».

Уилл с удивлением присвистнул.

— Однако же!..

— Вы с ней знакомы? — осведомился Кармайкл.

Уилл поудобнее устроился в кресле, вытянув перед собой босые ноги.

— С леди Люсиндой Грей? — переспросил он. — Только по слухам, слава Богу. Судя по тому, что я о ней слышал, похитителям придется нелегко. Красива, очаровательна и достаточно умна, чтобы на протяжении… лет десяти отказывать сотням мужчин. И леди Люсинда без труда переиграет похитителей.

— Да, возможно. Но боюсь, мы не можем рассчитывать исключительно на ее обаяние и способности, — возразил Кармайкл. — К счастью для нас, она, похоже, в этом сезоне присматривает себе мужа.

Кармайкл помолчал, глядя на Уилла так, будто тот должен был понимать, о чем речь.

— И тут-то в дело вступаете вы, — закончил он.

Герцог выпрямился и взглянул Кармайклу прямо в лицо. Но тот тут же отвернулся к окну, и Уилл пробормотал:

— Не уверен, что понимаю вас, сэр. Ведь всего несколько минут назад я напомнил вам, что потратил несколько лет на создание себе такой репутации, которая заставила бы свет поверить, будто я — неисправимый повеса. Это служило мне отличным прикрытием. А теперь вы хотите, чтобы я начал искать себе жену? Да кто же мне поверит?

— Ваша репутация в этом деле… Да, признаю, она является серьезным препятствием. Но вы, помимо всего, — еще и самый лучший актер среди всех коринфян, разве не так?

Уилл нахмурился и проворчал:

— Лесть вам не поможет, старина. Кроме того, почему бы вам не перестраховаться и не использовать в этом деле кого-нибудь другого? Тальбот или Уортон отлично подошли бы. Они такие, такие… — Герцог помахал рукой, подыскивая подходящее слово.

— Джентльмены. Полагаю, именно это слово вы ищете, — подсказал Кармайкл.

Уилл еще больше помрачнел.

— Да, джентльмены. Иными словами — мужчины, которым позволено будет приблизиться к женщине на расстояние в десять шагов. Но если вы задумали напугать эту девушку до смерти… ну, тогда точно подойду я. Один взгляд на меня — и она падает в обморок.

— Но зато, Клермон, у вас есть нечто, чего нет ни у одного другого мужчины в Англии, — заявил Кармайкл. — И это то самое, чего она отчаянно жаждет.

Уилл встал, подошел к камину и оперся о каминную полку.

— Что же такое может у меня быть? И чего так жаждет леди Грей?

— Царя Соломона, — тут же ответил Кармайкл.

Уилл в замешательстве пробормотал:

— Но зачем бы мог понадобиться самой богатой женщине в Англии мой жеребец? Ведь она может купить себе хоть целую конюшню отличных лошадей.

Кармайкл обошел письменный стол и стал перед Уиллом.

— Царь Соломон, как вы хорошо знаете, был выращен в Оксфордшире в поместье Уитхема, которое граничит с поместьем Бэмптон, принадлежащим леди Люсинде.

— Но зачем он ей? — недоумевал Уилл. — Неужели только затем, что она…

— Вы же знаете женщин, — перебил Кармайкл. — Они существа мягкосердечные, но воля у них железная. И если уж они приняли решение, то… — Он пожал плечами. — То мало что может изменить его. Наша разведка сообщает, что леди Люсинда присутствовала при рождении Царя Соломона, а потом проводила с ним много времени. Она привязалась к жеребенку и, очевидно, считала, что он будет принадлежать ей. Пока вы его не выиграли.

Уилл начал что-то смутно вспоминать. И ему вспомнилось лицо Уитхема, который никак не мог понять, что потерял сына Тирании и Тритона. Это стало по-настоящему незабываемым событием — так выпали карты.

— Все это очень хорошо. Но каким образом связаны такие разные вещи, как мой конь и леди Люсинда, за которой я должен ухаживать?

— По слухам, эта леди любит отвечать на вызов, — ответил Кармайкл. Он взглянул на свои карманные часы и, нахмурившись, сунул их обратно в кармашек жилета. — Вы человек сообразительный, Клермон. Уверен, вы что-нибудь придумаете.

Слова Кармайкла озадачили Уилла — он слишком давно знал этого человека. И знал, что тот никогда не бросал слов на ветер.

— Но вы ведь не ждете от меня, чтобы я предложил ей Сола взамен… на что-нибудь?

Уилл не стал говорить, что готов скорее лишиться руки или ноги, нежели своего жеребца. Кармайкл и так подозревал его в мягкосердечии, в котором он никогда не признавался, а такое замечание только подтвердило бы подозрение Кармайкла.

— Как я уже сказал, вы — человек сообразительный.

Уиллу хотелось продолжить разговор на эту тему, но, взглянув в лицо собеседника, он лишь заметил:

— Вы чего-то не договариваете. Ну, старина, так в чем дело?

— Гаренн.

Уилл замер.

— Сэр, что вы хотите сказать?

— Он замешан в этом деле.

— Нет. — Уилл покачал головой, отказываясь верить. — Такое… просто невозможно. Он ведь умер. Я видел труп своими собственными глазами. — Ночь, когда коринфяне схватили француза — наемного убийцу — на какой-то парижской улице, тотчас всплыла в его памяти. Тогда вся их организация — все как один — с облегчением вздохнула, узнав о смерти Гаренна.

Кармайкл откашлялся.

— Как вы его называли? Хамелеон?

— У него был дар к маскировке, это правда, — кивнул Уилл. — Но простого человека, одежда… — Ему хотелось убедить Кармайкла… и убедить себя самого. — Мы ведь получили сведения от разведки. Нам гарантировали, что мы взяли именно того человека, какого нужно.

— Его недавно видели в Париже, — заявил Кармайкл. — А на телах двух убитых коринфян были найдены его визитные карточки.

При мысли об этих «визитных карточках» Уиллу стало тошно. Садист вырезал на левой груди каждой своей жертвы причудливую букву «Г», ударами ножа обнажая сердце, — так мог поступать только сумасшедший.

Герцог сильно ударил кулаком по массивному дубовому столу, как бы вымещая на нем свой гнев.

— По слухам, он работал на Фуше, — прибавил Кармайкл.

— Наполеон, похоже, замешан во всех кровавых делах на континенте, — резко заметил Уилл.

— Боюсь, что следить за изменением политических взглядов Жозефа Фуше — задача слишком утомительная, — ответил Кармайкл. — Мне кажется, что теперь он поддерживает дом Бурбонов. А они ни перед чем не остановятся, чтобы обеспечить себе контроль над континентом. Возможно — и над Англией тоже.

Уилл взглянул на Кармайкла вопросительно.

— Полагаю, вы уже решили, с чего мне начинать? — сказал он, произнося эти слова легкомысленным тоном.

Кармайкл достал из нагрудного кармана картонную карточку.

— Сейчас предлагаю вам вернуться к Смизерсу. Сегодня вечером состоится бал у Мэнсфилда, и нам сообщили, что там будет леди Люсинда. — Он протянул Уиллу приглашение и направился к двери. В дверях остановился, обернулся. Лукавая улыбка искривила его губы, когда он посмотрел сначала на босые ноги Уилла, а потом — на его лицо. — И побриться вам не помешало бы. Ей нравится, когда ее поклонники хорошо выглядят. И в брюках. Так что про брюки не забудьте.


Уилл подошел к окну и посмотрел в сад. Вид гиацинтов, анютиных глазок и множества других цветов, названий которых он не знал, не мог успокоить его — беспокойство все росло. Дела, которыми обычно занимались коринфяне, никогда не были чистыми и приятными. Часто приходилось хитрить, и частенько границы между добром и злом стирались. Прежде это вполне подходило Уиллу с его не очень традиционным взглядом на жизнь.

«Конечно, женщинам я лгал и раньше, — думал герцог, отходя от окна и направляясь к письменному столу. — Да, гордиться тут нечем, но если ведешь такой образ жизни, как я, если являешься агентом Кармайкла, то правда часто бывает опаснее лжи. И теперь мне, скорее всего, предстоит открыто ухаживать за женщиной». При этой мысли Уилла передернуло от отвращения. Все будут думать, что он хочет жениться, а он просто сыграет свою роль.

Да-да. Сыграет роль. В этом-то все дело.

Но Кармайкл говорил правду, когда напомнил ему о его актерских способностях. И, следовательно…

Герцог прошелся по комнате и решительно заявил:

— И, следовательно, женщина не устоит.

Да, он знал это. И Кармайкл тоже знал. Не будет нечего знать только леди Люсинда.

Уйдя, одернул на себе халат и заново повязал шелковый пояс. Сможет ли он завоевать сердце достойной женщины? Сможет ли он сделать это, зная, что в конце ему придется разбить ее сердце?

Конечно, сможет. Человеку в его положении нельзя руководствоваться совестью. Но почему же его совести вдруг вздумалось пробудиться именно в этот момент?

По правде говоря, оставить женщину на милость Гаренна — это немыслимо. Лучше он сам перережет себе горло, чем позволит безумцу убить еще кого-нибудь.

— Черт побери… — проговорил Уилл, расхаживая по толстому турецкому ковру. — Неужели это из-за коня я так расстроился? Хотя конь действительно прекрасный…

Глава 2

— Черт возьми, сколько же их тут, — пробурчал Уилл. Он наблюдал из окна своей кареты за элегантно одетыми гостями. А люди все прибывали и прибывали, медленно продвигаясь к особняку Мэнсфилда. Наконец толпа замедлила движение, потом остановилась. Джентльмены предлагали руку кокетливым женщинам, а те — судя по обрывкам их пустых разговоров — потеряли голову от восторга в ожидании предстоящего вечера.

— А я ведь еще даже не в дверях, — проворчал герцог, открывая задвижку дверцы.

Грум соскочил с запяток кареты и распахнул перед Уиллом дверцу. Затем вопросительно посмотрел на него:

— Вы что-то сказали, ваша светлость?

Уилл тяжко вздохнул.

— Нет, ничего, Хью. Все в порядке.

Перешагнув через дымящуюся кучку лошадиного навоза, Уилл пересек улицу и присоединился к толпе. Вскоре он почувствовал под ногами ступени. Затем послышался шепот, а потом — разговоры, которые касались непосредственно его. Люди расступились перед ним, и все были слишком поражены, чтобы приветствовать его.