Стефани Слоун - Дьявол в маске

— О!.. — воскликнула Бесси в возмущении: мужчина, о котором шла речь, умудрился выплеснуть бокал мадеры на платье бедной леди Хамфри.

Шарлотта тотчас же придвинулась к ограде, откуда были лучше видны нелепые гримасы лорда Хамфри.

— Вы идите вперед, — сказала она. — Но не спешите. — Шарлотта бросила многозначительный взгляд на Люсинду. — Иди же, дорогая.

— Ах, смотрите! — взвизгнула Бесси, и все сестры тут же уставились на толпу внизу.

Амелия же схватила Люсинду за руку и потянула ее к лестнице. Следом пошли мужчины.

— Ну вот, все получилось, — с улыбкой сказала Амелия. Когда все четверо спустились по ступенькам, она вдруг заявила: — Я давно не гуляла по боковым аллеям этого парка. А ты, Люсинда? Хочешь там пройтись?

Люсинда колебалась, нервно теребя шаль. Если она согласится, то все четверо пойдут среди кустов и деревьев, что позволит вести более интимные беседы. А если она откажется, то они пойдут по главной аллее, где вряд ли можно будет уединиться. Один путь требует отваги, другой полностью исключает риск. Но фурии всегда учили Люсинду, что нельзя отказываться от вызова.

— Да, по боковым аллеям.

— Черт побери, — пробормотал себе под нос Уилл, шагая следом за Люсиндой по темной боковой дорожке.

Леди Нортроп предложила мужу поболтать, тот охотно согласился, и они оставили Уилла и Люсинду наедине. И теперь он все сильнее нервничал.

Герцог дернул за шейный платок — руки у него так и чесались сорвать проклятую тряпку.

Люсинда из вежливости позволила ему сопровождать ее в парк этим вечером. И она вежливо улыбалась при разговоре с ним. Она вежливо отказалась надеть плащ, который он ей предложил, когда поднялся ветер. И она вежливо приняла его руку, когда они отправились гулять вместе с Нортропом и его женой.

«Хватите меня этой чертовой вежливости!» — подумал Уилл.

Угроза Кармайкла использовать Люсинду в качестве приманки все еще не давала ему покоя. Позволить Люсинде выступить в роли приманки — это подписать ей смертный приговор. Но что же ему теперь делать? Как себя вести? Лежа без сна, Уилл думал об этом всю ночь, но так ничего и не решил.

Черт побери! Неужели этой женщине так уж необходимо испытывать его? Уилл окинул взглядом фигуру Люсинды, оценивая ее платье. Сейчас он видел ее только со спины, но прекрасно помнил: корсаж был с таким глубоким вырезом, что он с высоты своего внушительного роста мог видеть ее молочно-белые груди. И даже виднелись розовые соски…

В паху у него потянуло, и он едва удержался от стона. Наверное, сам Господь Бог испытывал его — потому и отправил в эти темные аллеи, а потом оставил наедине с Люсиндой.

Не будь в парке целой армии коринфян, Уилл отказался бы от прогулки по этим дорожкам. Но как бы то ни было, ни один подозрительный субъект не мог приблизиться к Люсинде. Всем агентам было приказано сначала хватать его, а вопросы задавать потом.

Наконец он догнал Люсинду, и она, тотчас прижавшись к нему, прошептала:

— Сегодня вечером так холодно…

Взглянув на соседнюю дорожку, Уилл, к своему неудовольствию, увидел, что Нортроп с женой остановились. Сейчас они разглядывали мраморную статую Милтона.

— Иди сюда. — Он обнял Люсинду за плечи и прижал к груди. — Фурии упали бы в обморок, увидев такое безобразие, но боюсь, если ты замерзнешь до смерти, то это расстроит их не меньше.

В сумерках Уилл все-таки заметил неуверенную улыбку Люсинды.

— Ну… нам ведь все-таки нужно делать вид, если мы надеемся на успех в этой игре.

Герцог кивнул и тут же спросил:

— А что ты считаешь успехом? — Голос у него был низкий и хрипловатый.

— Полагаю, было бы неплохо остаться в живых. — Люсинда увлекла его к маленькой площадке, где тихо журчал фонтан. — Но больше всего мне бы хотелось быть уверенной, что твое сердце принадлежит мне.

Уилл замер. Может, он ослышался?

Люсинда же выскользнула из его объятия и встала прямо перед ним, совсем близко. Она вдруг сбросила шаль и, взяв его за руку, прижала его ладонь к своей груди.

— Мое сердце принадлежит тебе, Уилл. Тебе остается только взять его.

Он чувствовал, как сильно бьется сердце Люсинды, несмотря на ее обманчивое спокойствие.

Привстав на мысочки, она прошептала:

— Возьми мое сердце. Возьми меня…

Тут губы их встретились, и Уилл инстинктивно ответил на ее поцелуй.

— Скажи, что ты любишь меня, — снова прошептала Люсинда.

Уилл тяжело вздохнул. Эта женщина предлагала ему все, а что он мог дать ей взамен?

Отступив на шаг, герцог прошептал:

— Люсинда, прости…

Вскинув подбородок, она посмотрела ему в лицо.

— Уилл, я люблю тебя, но не позволю так со мной обращаться, если ты не отвечаешь на мои чувства.

— Ты понятия не имеешь, как мне жаль…

— Ты меня любишь? — Слезы туманили ее глаза.

Уиллу не хотелось лгать ей, и он промолчал.

— Что ж, очень хорошо. — Люсинда подняла с земли шаль и снова накинула ее на плечи. — Я хочу вернуться в беседку.

— Но что я могу тебе сказать? — В голосе Уилла слышалось страдание.

— Наверное, ничего. — Она отвернулась и поморщилась, когда он взял ее за руку. — Отпусти. Уилл. Ты уже забрал мое сердце. Неужели тебе нужно и мое чувство собственного достоинства?

— Но, Люсинда, я… — У него перехватило дыхание.

— Пусти меня, Уилл.

Он отпустил ее руку и вернулся за ней на дорожку. После чего они направились к оживленной аллее.

«Я не могу, — думал Уилл. — Не могу — и в этом вся проблема».

Оказалось, что любопытство Амелии удовлетворить довольно просто. Достаточно было неопределенных ответов Люсинды, чтобы ее преисполненная надежд подруга решила, что ухаживания продолжаются и весьма успешно.

Люсинда, однако, твердо решила порвать все отношения с Уиллом. А это означало одно: ей следовало покончить с зависимостью от коринфян.

Добиться встречи с наставником Уилла оказалось гораздо сложнее, чем убедить Амелию в том, что ее план сработал. За последние два дня Люсинда мало виделась с герцогом, а то время, которое они вынуждены были проводить вместе, проходило впустую.

— Позвольте, миледи… — Лорд Уэстон подал Люсинде руку, помогая ей выйти из кареты у каменного особняка, едва различимого в вечерней темноте.

Люсинда успела только заметить множество освещенных окон и живую изгородь — а они уже входили в дом. Внутри все оказалось таким же загадочным, как и снаружи. В дальнем конце длинного холла, слабо освещенного свечами, виднелись фигуры высоких мужчин. «Агенты коринфян», — догадалась Люсинда, хотя никого из этих людей она раньше не видела.

Шагая за лордом Уэстоном, Люсинда с любопытством поглядывала на пейзажи и портреты, висевшие на стенах.

— Добрый вечер, джентльмены, — приветствовал мужчин Уэстон, коротко кивнув им. Но никто из мужчин, казалось, не заметил его. — Светское общение — не их сильная сторона, — шепнул граф Люсинде. И тут же постучал в дверь.

— Войдите! — раздался мужской голос.

Лорд Уэстон кивком дал понять Люсинде, что она может войти.

— Я подожду вас здесь, вместе с этими молчаливыми фигурами, — подмигнув, сказал он.

Люсинда улыбнулась в ответ и, открыв дверь, вошла.

Осмотревшись, она увидела мужчину, сидевшего у большого письменного стола и деловито перебиравшего стопку бумаг. Через несколько секунд он прервал свое занятие и, отодвинув кресло, встал.

— Рад видеть вас, леди Люсинда.

— Добрый вечер, лорд Кармайкл, — ответила она.

Кармайкл предложил ей сесть, потом, снова усевшись, сказал:

— Надеюсь, лорд Уэстон был хорошим сопровождающим.

Люсинда тотчас вспомнила о роли, которую сыграл Уэстон в сегодняшней встрече. Когда она пригрозила рассказать о деятельности коринфян, если он не устроит встречу, граф согласился, хотя и с явной неохотой.

— Да, конечно. Лорд Уэстон был очень любезен.

Лорд Кармайкл откинулся в кресле и проговорил:

— Леди Люсинда, пожалуйста, поверьте, у нас не было выбора. Мы были вынуждены действовать именно так, как действовали.

Но Люсинда пришла сюда не для того, чтобы выслушивать извинения. Хотя постоянное присутствие коринфян и раздражало временами, но они же создавали и чувство защищенности. Все, кроме одного.

— Благодарю вас, милорд. — Люсинда откашлялась. — Но я пришла сюда, чтобы поговорить с вами о герцоге Клермоне.

Лорд Кармайкл уставился на нее своими пронзительными синими глазами.

— Клермон — лучший из моих агентов. Хотя его связь с вами… за пределами профессиональных интересов…

— Я не хочу обсуждать мои личные отношения с герцогом, — перебила Люсинда, густо покраснев.

Лорд Кармайкл, казалось, смутился.

— Извините, миледи. Тогда я не понимаю, какова цель вашего визита.

— Я хотела бы, чтобы герцога отстранили от моего дела, — заявила Люсинда.

— Это невозможно, — тут же ответил Кармайкл.

Люсинда вздохнула.

— Нет ничего невозможного, — возразила она. — Надо только захотеть…

— Но, леди Люсинда…

— Пожалуйста, милорд! И не говорите мне о том, чего вы не можете. Лучше скажите, что вы можете.

Лорд Кармайкл встал с кресла и прошел к двери. Что-то тихо сказав стоявшему за дверью человеку, он снова плотно закрыл ее.

— Леди Люсинда, — проговорил он, присев на край письменного стола, — ваша жизнь в опасности. Отстранить Клермона от этого дела — значит гарантировать вашу смерть.

Кармайкл принялся крутить на пальце перстень с печаткой — крутил снова и снова.

— Очень жаль, миледи, что его присутствие доставляет вам такое неудобство, но… — Он помолчал и добавил: — Но я не могу подвергать вас опасности, допуская такую тактическую ошибку. Это даже не обсуждается.

По тону Кармайкла было ясно: он не изменит своего решения. Значит, она будет вынуждена и дальше испытывать то нервное напряжение, какое вызывала у нее близость Уилла. При звуке его голоса ей хотелось рыдать, а когда он брал ее за руку — им нужно было делать вид, будто у них роман, — сердце ее разрывалось от боли.

— Я умру… так или иначе, — тихо сказала она, не сознавая, что произнесла эти слова вслух.

— Миледи, вы о чем?

Люсинда подняла глаза на Кармайкла.

— Вы что-то сказали, милорд?

Кармайкл откашлялся и произнес:

— Могу я говорить с вами откровенно?

— Я настаиваю на этом, — ответила Люсинда.

— Так вот, миледи, я хочу предложить вам кое-что. Но это мое предложение ужасно разозлит Клермона. Если честно, то он даже может покинуть общество коринфян.

— Что за предложение, лорд Кармайкл? Я слушаю вас.

Кармайкл снова откашлялся.

— Ну… Если бы нам удалось выманить Гаренна из его укрытия, мы наверняка схватили бы его. Сил у нас достаточно. И таким образом разрешилась бы эта ситуация, столь невыносимая как для вас, так и для его светлости.

— И как же мы будем действовать? — спросила Люсинда, сердце у нее бешено заколотилось.

Кармайкл нахмурился и ответил:

— С помощью приманки, леди Люсинда.

— А выход из кухни?

— Ты уже спрашивал про него, Уилл, — со смехом ответил Уэстон. — Спрашивал трижды, если быть точным.

— Не смешно, — проворчал Уилл; он едва сдерживал свой гнев.

Уэстон подмигнул ему и кивнул на хихикающих девиц в греческих костюмах и в масках; они в сопровождении своих мамаш направлялись в бальный зал.

— Четыре человека у выхода из кухни, восемь — у главного входа, еще четыре — возле двери, ведущей…

— Хорошо, спасибо, — перебил Уилл, одергивая манжеты.

— Постарайся расслабиться, — сказал Уэстон. Он остановил официанта и, взяв с подноса два бокала игристого вина, протянул один другу.

Уилл сделал глоток и снова окинул взглядом бальный зал Фостера — нет ли признаков опасности?

Сообщение о том, что Люсинда согласилась стать «приманкой», взбесила Уилла. Он не оставил коринфян, но его спор с Кармайклом был жестокий, хотя и бесполезный. Уилл высказал своему наставнику все, что думал о нем, и тот вряд ли когда-нибудь его простит. Даже угроза физической расправы не произвела на Кармайкла никакого впечатления — он продолжал стоять на своем и заставил Уилла сделать так, как считал нужным.

Уж лучше бы Кармайкл ударил его — драку Уилл предпочел бы непоколебимой уверенности своего наставника. Но Кармайкл отказал ему и перечислил все причины, по которым этот план был единственной оставшейся у них возможностью схватить Гаренна. Все попытки Уилла переубедить Кармайкла были безуспешны, и, в конце концов, он сдался.