— Надо накупить Бебе с ребятишками подарков, — с сожалением вздохнул он. — Бебе пишет, она опять беременна! Стало быть, это и не от климата вовсе! Может, хотя бы на этот раз девочка? Шесть парией — это уже слишком! — Он закатил глаза в комическом ужасе при мысли о еще одном сыне. — Не успею я с вами на Джадамо — а так хотелось! Завтра улетаю в Детройт. Так что счастливо оставаться.

У Лори кусок в горло не шел, и, поскольку Джил тоже, по-видимому, думал о чем угодно, только не о еде, они сидели друг напротив друга за столом, над нетронутыми чашками с кофе, в напряженном молчании, пока Джил не заговорил первым.

— Думается, вам с братом будет о чем поговорить через… сколько вы не виделись?

— Двенадцать лет, — механически ответила она.

— Долго, — задумчиво пробормотал Джил. — Ты наверняка расскажешь ему о своем чудесном женихе и…

Он замер на полуслове и вперился взглядом на ее левую руку. Лори инстинктивно спрятала ее под стол, но было слишком поздно. Джил уже заметил, что кольца нет.

— Где оно?

Лори покачала головой, не в силах ему ответить. Не говорить же ему, что носить кольцо Роберта уже просто смешно, ведь тогда Джил может догадаться, что она в него влюблена. Можно себе представить, какой град издевательств на нее обрушится.

— Где твое кольцо?

Он встал и так грохнул кулаком по столу, что чашки зазвенели на блюдцах, а Лори подпрыгнула от испуга.

— Отвечай!

— Я… я передумала, — просто ответила она. — Я решила, что Роберт все-таки не тот мужчина, который мне нужен.

Она опустила глаза, чтобы скрыть слезы.

— Ты… ты передумала? — медленно, словно не веря своим ушам, переспросил он.

— Да. — Смахнув слезу, она заставила себя говорить спокойно. — Видно, тетушка Харриет не зря мне говорила про «истинную любовь». Я решила подождать, пока не влюблюсь по-настоящему. — Сколько бы ни пришлось ждать, добавила она про себя, надеясь, что убедила Джила в своей искренности. Он медленно к ней приблизился и, приподняв подбородок, заглянул ей в глаза. Воцарилось долгое молчание, и когда он наконец заговорил, его голос звучал низко и хрипло:

— Лори…

— Мы на якоре, босс.

Напряжение спало, и Лори перевела дух: еще немного — и он догадался бы.

Шлюпка скользила по воде с грациозностью лебедя, направляясь к крошечному каменному причалу. Сквозь туман Лори различала одинокую фигуру человека, вглядывающегося в море. Она не видела его лица, но знала — это Джеймс!

Стоило им коснуться причала, она выскочила из шлюпки и тут же поскользнулась на облепленных водорослями камнях. Если бы не Джил с его мгновенной реакцией и крепкими руками, она бы кувыркнулась в воду, а не бросилась в объятия Джеймса.

— Джеймс! Джеймс!

Он крепко ее обнял, глядя на нее усталыми, но все такими же ярко-синими глазами.

— Сестренка! Такая взрослая и такая красивая! Кто бы мог подумать! А где же твои пластинки на зубах? Все упрямишься, не носишь?

Словно и не было всех этих лет разлуки: перед ней стоял ее старший брат и опять, совсем как в детстве, беззлобно над ней подшучивал.

— А мне ты про пластинки на зубах ничего не рассказывала.

К ним подошел Джил, и Лори, повернувшись, состроила ему рожицу. Джеймс рассмеялся.

— Глядя на нее сейчас, и не подумаешь, правда? Рад тебя видеть, Джил. — Мужчины тепло пожали друг другу руки. — Надеюсь, я тебя не слишком озадачил?

Он едва заметно кивнул в сторону Лори, но она уловила этот жест и уже не сомневалась, что все не так просто, и она ничего об этом не знает.

— В чем дело, Джеймс? — в замешательстве спросила она. — Я знаю, что ты не хотел меня видеть, но почему?

— Долго рассказывать; пойдем в деревню, и я попробую тебе объяснить.

Джадамо оказался почти таким же крутым холмом, густо поросшим лесом, как и Силуэт, но гораздо красивее. Узкая земляная тропинка бежала между деревьями, сочившимися влагой, и всем троим, взбиравшимся по склону, на головы то и дело падали тяжелые капли. Лори стянула с плеч шелковую шаль, потому что с каждой минутой ей становилось все жарче, а невидимые в густой листве птицы словно бы хором издевались над ее усталостью. Она задержалась, чтобы перевести дух, прислонившись спиной к дереву. Джеймс извинился за отсутствие транспорта:

— На острове запрещены любые средства передвижения: все ходят пешком. Когда живешь здесь все время, то привыкаешь к влажности, но таким светлокожим, как мы, сложнее.

Она рассмеялась. Когда-то Джеймс был таким же светлым, как и она, а теперь, хотя волосы выгорели на солнце почти добела, его кожу покрывал тот же бронзовый загар, что и у Джила, если не темнее.

По пути наверх им не встретилось ни одного человека. Постепенно полог листвы над головой начал редеть, и сквозь густой туман прорезалось солнце. Взобравшись на вершину холма, они вышли на опушку, усеянную туземными хижинами и небольшими палатками, странно смотревшимися рядом. Народу здесь было немного, в основном все европейцы, и, судя по тому, как они разговаривали с Джеймсом, — тоже орнитологи. Джеймс скрылся в одной из хижин и через несколько минут появился, держа в руках поднос с прохладительными напитками и сочными местными фруктами. Поставив его на столик в тени раскидистого дерева, он расчистил место среди груды бумаг и, поставив три раскладных стула, жестом пригласил Лори и Джила присесть.

— Ну, так как здесь обстоят дела?

Джил сделал большой глоток и откинулся на спинку стула.

— Да не скучаем, — Джеймс прикрыл веки, и Лори бросилось в глаза, как он постарел. — Позавчера поймали семерых, но одного из наших убили.

Джил скорбно кивнул.

— Я так и понял, что у вас проблемы, когда разговаривал с тобой по радио.

У Лори дрожал каждый нерв.

— О чем вы говорите? Что здесь происходит?

— Хочешь верь, хочешь нет, — сказал Джеймс, — но этот прекрасный остров — самый дикий во всем Талькакском архипелаге. Контрабанда здесь обычное дело, и, как правило, нас она не очень заботит, но когда начинают охотиться за редкими и ценными птицами и их яйцами, чтобы сбыть их за границей богатым коллекционерам, мы не можем не вмешаться.

— А эти контрабандисты еще и людей убивают? Они что, настолько опасны?

Лори не верила своим ушам.

— Ты же видела, какая здесь нищета, — заметил Джил. — Они готовы рискнуть жизнью, лишь бы семья жила хоть немного получше.

— Хуже всего, что птицами они не ограничиваются, — прервал его Джеймс. — В заливе скоро исчезнут редкие раковины.

— Но тебе-то какое до этого дело, Джеймс, — вмешалась Лори. — Ты орнитолог, ты изучаешь и защищаешь птиц, вот и все.

— Мне есть дело до всей природы. Лори. До всего, что связано с процветанием и будущим Талькакских островов. Здесь теперь мой дом.

Она напряженно размышляла. Ее напугало, что брат так спокойно рискует своей жизнью. Ей захотелось забрать его с собой в Англию, защитить его, как он защищал ее, когда она была маленькой, — но он ее даже не дослушал.

— Опасность меня не страшит, с этим я справлюсь. Страшнее уехать, и этого я не сделаю никогда. — Он отхлебнул из стакана. — Когда я узнал, что ты сюда едешь, я испугался за тебя. Я не мог оставить Джадамо, потому что здесь ошивались браконьеры, и уж совсем не хотел, чтобы ты попала в такой переплет. Поэтому я связался с Джилом и, как настоящий друг, он мне обещал, что позаботится о том, чтобы ты сразу же спокойно улетела обратно в Англию. Прошло столько лет — я и забыл, какая ты упрямая и настырная. — Он сочувственно улыбнулся Джилу. — Вот уж тебе досталось, наверное, а?

— Не то слово, — Джил потер щеку в том месте, куда Лори залепила ему пощечину. — Хотя я, конечно, мог бы и догадаться, что она такая же своевольная, как и ты. Просто когда я увидел ее в аэропорту, она выглядела так, будто не протянет в этой жаре и пяти минут. Я ошибся. — В его голосе промелькнуло восхищение. — Выдержала и шторм, и чуть ли не кораблекрушение, и даже не дрогнула.

Его слова ее приятно удивили, потому что, хотя она и знала, что они выжили тогда благодаря Джилу, ее порадовало, что он ни словом не обмолвился о том, как она испугалась барракуды, скребущейся о дно яхты. Наверное, у нее на лице отразилось удовольствие, потому что напоследок Джил не удержался:

— Хотя здешнее солнце она явно недооценивает, — добавил он.

Несмотря на добродушное замечание Джила, тревога Лори за Джеймса не утихала.

— Ну, пожалуйста, может, передумаешь и вернешься со мной в Англию? — упрашивала она. — С твоим опытом ты легко устроишься где-нибудь лектором или найдешь себе еще какую-нибудь работу.

Джеймс взглянул на Джила, который тут же понял его без слов и встал.

— Я бы осмотрел остров получше, так что, если не возражаете, пойду прогуляюсь.

Когда они с Джеймсом наконец остались одни, Лори почувствовала, что настало время рассказать ему о Роберте и помолвке, которую она уже решила расторгнуть, как только приедет в Англию. Джеймс кивал головой в знак согласия и широко улыбался. К тому времени, когда она закончила свой рассказ, благоразумно умолчав о том, что это знакомство с Джилом Мастерсоном заставило ее переменить свое мнение, Джеймс едва не хохотал во все горло.

— Ох, Лори, Лори, — сказал он, когда она умолкла. — Как ты на меня похожа. Слава Богу, у тебя есть здравый смысл. По-моему, тетушка Харриет повлияла на нас больше, чем мы думали.

— Ты о чем? Хватит смеяться! Не вижу ничего смешного в расторгнутой помолвке!

— Нет, нет, ничего смешного, конечно, — Джеймс утер слезы, выступившие от смеха, — просто странно, у меня так и стоит перед глазами тетушка Харриет, толкующая о своей «истинной любви», и, по-моему, у тебя тоже. Ты не хотела выходить за Роберта — ни капельки. Тебя едва не заставили. — Внезапно он посерьезнел и встал. — Пойдем, я хочу тебя кое с кем познакомить.

Он подвел ее за руку к одной из хижин, и они вошли внутрь.

— Кари?

— Да, Джеймс?

В темноте, неожиданной после яркого солнца, Лори различила фигуру темнокожей девушки.

— Кари, познакомься с моей сестрой. Лори, это Кари — моя жена.

Девушка грациозно вышла на свет, и Лори увидела молодую женщину почти невероятной красоты, у которой вскоре должен был родиться ребенок. Кари приветствовала ее белоснежной улыбкой, но когда Джеймс заговорил с ней на местном франко-креольском диалекте, она обратила на него свои прекрасные темные глаза, и в них засветилась огромная любовь.

— Ну почему же ты мне не сказал, Джеймс? — спросила Лори, когда они снова оказались на улице.

— О Кари? Наверное, хотел сделать как лучше для тебя. Я намного тебя старше, и мне хотелось побольше о тебе заботиться — даже на расстоянии. Я хотел, чтобы ты получила лучшее образование, лучше всех одевалась, хотел дать тебе самое лучшее, чтобы ты легче перенесла смерть наших родителей и мое долгое отсутствие.

Они шли по опушке к столику, за которым сидели.

— Когда ты написала мне о Роберте Пейдже — какая у него хорошая работа, какие перспективы, положение в обществе, я обрадовался: казалось, все, чего я тебе желал, сбывается. Я думал, что если ты узнаешь, как я влюбился в девушку, у которой ничего нет, ты можешь вбить себе это в свою упрямую голову и вытворить что-нибудь подобное. Наверное, я просто забыл, что ты выросла.

— Мне всегда казалось, что все это очень много для тебя значит. Я изо всех сил старалась соответствовать твоим идеалам. И всегда представляла, как в один прекрасный день ты вернешься домой и женишься на англичанке.

— Такого я сделать не мог, — просто ответил он. — Я приехал сюда, встретил Кари — и я люблю ее. Это «истинная любовь», если хочешь. Теперь ты понимаешь, почему я говорю, что никогда не вернусь в Англию? Отныне мой дом здесь. Когда по-настоящему любишь, то бросишь все, чтобы остаться с этим человеком. Это остров Кари, она здесь родилась, и наш ребенок тоже родится здесь.

Лори медленно кивнула.

— Наверное, ты прав, может, и я многое пойму, когда… точнее, если меня когда-нибудь настигнет «истинная любовь».

Джеймс кивнул на одинокую фигуру Джила Мастерсона, который сидел на краю обрыва, глядя в море, посмотрел на Лори и улыбнулся.

— В это время вы собирались возвращаться на яхту.

Глава одиннадцатая

С тяжелым сердцем Лори поднималась по холму к Джилу. Всего через несколько часов она вернется в Милле, завтра улетит в Найроби и совсем вскоре окажется в сером беспросветном Лондоне. Джил услышал ее шаги и обернулся.

— Все?

Она мрачно кивнула.

— Все.

Спускаться в бухту было гораздо легче, и уже чуть ли не через несколько минут они сидели в шлюпке, и Джил ровно и сильно греб назад, направляясь к «Островитянке». Она завороженно смотрела, как под его тонкой хлопчатобумажной рубашкой ритмично двигаются мышцы. Он крепко сжал губы, от гнева или под влиянием еще какого-то чувства, она не знала. Она заставила себя опустить глаза, вяло наблюдая, как ее палец рисует узоры на шелковой шали. Сердце у нее разрывалось. Еще несколько ярдов — и они достигнут «Островитянки», несколько ступенек — и они будут на борту яхты со снующими там и сям матросами, еще несколько мгновений наедине с Джилом — и все.