Глава 19

Джослин крутила обручальное кольцо и пыталась сдержать отрыжку от шампанского. Пожалуй, она выпила чуть больше, чем следовало. Мужчина, сидевший рядом с ней на сиденье кареты, был только одной из причин этого. Прием закончился, и они направлялись к своему будущему или к полнейшему краху. Что в ее случае обычно одно и то же. Она не знала, сколько еще сможет улыбаться, шутить и делать вид, будто не напугана до смерти.

— Было очень любезно со стороны леди Белден одолжить нам карету, не правда ли? — услышана она собственный голос.

— Ну да, или же ей просто не терпелось, чтобы дом снова был в ее полном распоряжении, — насмешливо отозвался Блейк.

Он сел с ней рядом, и она со страхом осознала, какой он большой в сравнении с ней. Или с восторгом. В голове у нее была такая каша, что она не в состоянии была определить разницу.

Было всего лишь немного за полдень — достаточно времени, чтобы доехать куда угодно. Может ли она надеяться, что он просто высадит ее у дома в Челси и уедет? У нее не было другого выхода, кроме как посадить Ричарда в экипаж и отправить назад к Перси после церемонии. Она надеялась, Блейк не станет возражать, что они будут там не одни. Будут и слуги, а возможно, приедут гости, чтобы поздравить их со свадьбой. В самом деле, если он желает уединения, то им лучше было бы поехать куда-то еще.

— Мы едем к тебе на квартиру? — спросила она, не осмеливаясь выразить причину своей нервозности.

Муж удивленно взглянул на нее.

— С чего бы мне везти тебя в эту дыру? Если тебе так не терпится, чтобы я набросился на тебя, что не можешь вынести час езды, мы снимем комнату в гостинице.

Джослин судорожно сглотнула. Это тема, которой она должна остерегаться.

— Отличная мысль, — бодро отозвалась она, — если тебе вообще надо набрасываться. Но в этом нет никакой необходимости, знаешь ли. Обеты завершили соглашение. Мы могли бы поесть мороженого у Гантера и прогуляться, а потом ты отправишь меня в Челси, а сам вернешься к своим обычным делам.

Блейк насупился. Она почти ощущала его гнев, прожигавший ее сквозь кружево фаты. Что ж, попытка не пытка. Жизнь была бы гораздо проще, если бы они теперь пошли каждый своей дорогой.

— Хочешь сказать, что не желаешь иметь супружеские отношения? — прорычал Блейк.

— Я не уверена, что дом — справедливая цена, ведь ребенка мне придется растить одной, — заявила Джослин, — не имея над головой крыши, если ты умрешь.

Шампанское развязало ей язык.

— Раньше надо было думать об этом.

Блейк скрестил руки на груди и вытянул свои длинные ноги, занимая чуть ли не все пространство кареты. Красивая серая визитка и атласные бриджи, возможно, и создавали впечатление цивилизованности, но не скрывали его мужественности.

— Мой отец предложил дом в надежде, что я подарю ему наследника. Мы поклялись друг другу в верности; У меня нет желания быть монахом.

Явный вызов. Джослин наконец осмелилась взглянуть на него и почувствовала, как ее мягкое сердце дало крен. Он сейчас смотрел на нее так же свирепо, как тогда, когда она прострелила ему палец, и ей по-прежнему безумно нравилось смотреть на него. Не говоря уже о том, чтобы потрогать Хотелось поцеловать его квадратную челюсть, разгладить хмурую складку на лбу и вернуть тот довольный взгляд, который он время от времени демонстрирует, когда она говорит то, с чем он согласен.

Она знает, как угодить мужчинам, но в какой-то момент этих последних шести месяцев свободы она решила, что не собирается посвятить свою жизнь, принося жертвы одному из них.

— Мы условились, что я получаю дом в обмен на твою покупку патента. — Хотя она и не может исполнить свою часть договора так быстро, как надеялась. — И мне было бы гораздо спокойнее, если б мы жили каждый своей жизнью, покаты не уйдешь на войну, — призналась Джослин.

— Нет, — решительно заявил он.

Не успела Джослин выдвинуть следующий аргумент, как ее грозный и решительный муж сгреб ее в объятия, привлек к себе на колени и целовал до тех пор, пока от одной лишь силы его желания у нее не закружилась голова.

Поначалу Джослин просто льнула к его плечам и подчинялась волшебству губ мужа и силе рук, поддерживающих ее, пока их языки были вовлечены в чувственную дуэль, и в тишине кареты раздавалось тихое бормотание. Чисто мужской запах Блейка пьянил посильнее эля, и она смело откликалась на мускулистую твердость, надежно окружающую ее.

Подбадриваемая его пылом, она сражалась с его накрахмаленным шейным платком, а он осыпал жадными поцелуями ее ухо и затылок, от которых внизу живота у нее разлился покалывающий жар.

К тому времени, когда она, наконец, смогла погладить пальцами основание его шеи, ее галантный джентльмен отыскал шнуровку у нее на спине. Она ахнула, когда шелк распался. Модистка настояла, что под изысканным шелком не должно быть никакой громоздкой рубашки. Под маленьким корсетом на Джослин была только очень тонкая шелковая шемизетка, вызывающе обнажая ее для дерзких мужниных ласк.

Обнаружив доступность своего предмета желаний, Блейк благодарно поцеловал ее, прежде чем спуститься к выпуклости груди. Она едва не лишилась чувств, ощутив жар его губ в столь интимном месте.

Она не заметила, что карета остановилась, пока дверца резко не распахнулась. У нее не было времени, чтобы поправить одежду или прикрыться. Блейк просто подхватил ее на руки и, прижав к груди, понес по дорожке к Каррингтон-Хаусу.

Вот что сделало с ней увлечение мужчиной — она сбилась с намеченного курса. И явно позабыла о своем достоинстве.

Она молилась, чтобы у Ричарда хватило ума держаться в стороне, и это несколько охладило ее пыл. Обнимая мужа за шею, с обвивающим его ноги подолом платья, Джослин прятала лицо у него на плече.

Вместо того чтобы вежливо поздороваться с недавно нанятыми слугами, Блейк понес ее мимо них к лестнице, лишь немного хромая. По-видимому, служанка и лакей должным образом приветствовали своего хозяина книксеном и поклоном, но она не могла посмотреть никому в лицо, когда ее тащили как мешок с мукой.

— Поставь меня, — прошептала она, когда они дошли до лестницы. — Ты надорвешься или сломаешь себе шею, неся меня наверх.

Блейк фыркнул, оставив без внимания ее уговоры.

— Я могу пригвоздить к мату Джентльмена Джима. А ты не тяжелее коробки с книгами.

Коробка с книгами, ну и ну! Ей бы следовало обидеться, но у нее все еще кружилась голова от его поцелуев и силы, потому Она улыбнулась его неромантическому сравнению.

— В следующий раз пусть это будет коробка с цветами, — предложила она, — Или пушинка. Больше приятных образов, пожалуйста.

Из его горла вырвался низкий вибрирующий рокот, когда Блейк плечом распахнул дверь в хозяйскую спальню.

— «Пускай нахмурится, скажу: о, роза, осыпанная перлами росы, — процитировал он, поднес ее к кровати и уложил на клетчатое покрывало, потом сел на край и сбросил туфли. — Тебя прекрасней в целом свете нету»[5].

И хотя она понимала, что все это, конечно же, не всерьез, что он просто цинично цитирует Шекспира, как и в ночь дуэли, Джослин приводило, в восторг тепло его бархатного баритона. Даже его голос возбуждал ее. Когда он наклонился, чтобы снять с нее расстегнутое платье, то, вполне возможно, воспламенил ее до безумия.

— Средь бела дня, — запротестовала она, когда он приподнял ее и стал стягивать свадебное платье, пока оно не растеклось по полу серебристой лужей. Она отталкивала ловкие пальцы, раздевшие ее до корсета и тонкой шемизетки, прикрывающей грудь. — Слуги будут шокированы.

— А мне какое дело?

Расправляясь с крючками корсета, Блейк снова поцеловал выпуклость ее груди.

Не успела она придумать подходящий ответ, как его губы сомкнулись вокруг соска, и Джослин ахнула от нахлынувшей волны новых возбуждающих ощущений. Тянущее чувство вновь зародилось внизу живота, и она поспешно схватилась за бицепсы Блейка в надежде остановить его. Или себя.

Он втянул сосок глубже и погладил вторую грудь. Она вскрикнула от наслаждения. Если у нее еще и была какая-то надежда на брак по расчету, в эту минуту она отказалась от нее. Ей следовало испугаться, но она испытывала лишь восторг от того, что Блейк продолжал ее целовать.

Ее муж был сильнее и решительнее, чем строй кавалерии, штурмующий бастионы, — Бог знает, где они находятся, эти бастионы. И он проделывал с ней такое, что подрывало ее оборону. Влага его губ на груди была соблазнительным грехом. Джослин попыталась заговорить, но Блейк остановил ее поцелуями. Как только ее напряжение окончательно растаяло под влажным жаром его губ и языка, он приподнял ничем не сдерживаемую грудь и поласкал возбужденный бутон.

Ее предательское тело вы гнулось навстречу его рукам. В ответ он застонал ей в рот и торопливо развязал шемизетку, чтобы целиком завладеть грудью. Джослин чуть не заплакала от восторга этого прикосновения. Руки у него были шершавыми и загрубевшими, но прикосновения нежными, когда он исследовал то, что принадлежало ему.

— Я не настолько джентльмен, чтобы вежливо дожидаться ночи. Боюсь, так долго не выдержу, — пробормотал он у ее губ.

Глубина его страсти воспламенила ее изнутри, растекаясь словно огонь. Она не могла поверить, что такой сильный и уверенный в себе мужчина как Блейк может желать ее, слабую женщину, с такой сокрушительной силой. Он кружил ей голову надеждой и в то же время пугал.

Солнце струилось в окна между раздвинутыми портьерами. Джослин прикрыла грудь рукой, когда он приостановился, чтобы полюбоваться ее наготой. Большая ладонь Блейка остановила ее, а обжигающий взгляд скользнул по ней до того места, где его ласки разожгли огонь.

— Нет, я хочу увидеть всю тебя, узнать всю тебя. Ты самый прекрасный приз, который я когда-либо выигрывал.

Соблазн его страстного утверждения был силен. Никто никогда не считал ее призом, прекрасным или нет, но она все равно запротестовала приличия ради:

— Шторы открыты.

— Думаешь, кто-нибудь свешивается с крыши, чтобы заглянуть сюда? — поддразнил он ее.

Все происходило слишком стремительно. Она не знала, что думать. Она даже не вполне понимала, что он делает. Она не стыдливая и не жеманная. Она раздевалась перед дюжинами слуг и модисток, и даже перед леди Белден. Но никогда перед мужчиной, который прикасался бы к ней так смело, как он.

— Я думала… — начала было она, но он наклонился и вновь провел языком по соску, и влага скопилась у нее между ног.

— Не думай, — посоветовал он и стащил одеяло, чтобы уложить ее на простыни. — Когда занимаются любовью, то не думают, а действуют.

Такая философия была ей по сердцу.

Он встал и до конца развязал свой шейный платок, обнажив крепкую загорелую шею. Джослин опустилась на колени, настроенная не быть пассивным соперником в этой битве желаний. Остро сознавая, что шемизетка распахнута, оставляя грудь обнаженной, как у какой-нибудь распутницы, она сражалась с пуговками его жилета, пока он не без труда освобождался от своей облегающей визитки.

— Ты должен иметь камердинера, чтобы помогал тебе с этим, — пожурила она, пряча трепет удовольствия от того, как он восхищался ее грудью. — Вот что выходит из такой спешки.

Он швырнул визитку на стул и ловко покончил с пуговками жилета.

— Я не считаю, что заниматься любовью со своей женой средь бела дня хоть сколько-нибудь неприлично. И если б я хотел поторопиться, то просто задрал бы тебе юбки и овладел тобой в карете.

Джослин судорожно сглотнула, внезапно осознав, что под шемизеткой на ней ничего нет, кроме подвязок и чулок. Она постучала кулачком по его рубашке, не позволяя себе испугаться его опытности в сравнении с ее полным невежеством.

— Это грубо, сэр. Уж лучше цитируйте Шекспира.

Она развязала его рубашку и попыталась вытащить ее из плотно сидевших брюк. Она представления не имела, что делает, просто сочла несправедливым, чтобы только она одна была раздета.

Блейк обхватил ее руку своей и мягко толкнул назад на кровать, так что она шлепнулась на матрас и поспешно разогнула ноги, спустив их с края, когда он, такой пугающе большой, навис над ней.

— Ты предпочитаешь слова Шекспира моим?

Оставшийся в одной рубашке и брюках, он с удовлетворением изучал ее. Или, быть может, грудь. Похоже, ему нравится ее чересчур пышный бюст. Джослин похлопала себя руками спереди, и глаза ее вспыхнули от вызова, который она представляла. Поза ее была неприличной, и она подумала, что надо бы подтянуть ноги и перевернуться на бок.

Но как идиотка она упивалась тем, что полностью завладела его вниманием. Она приподняла груди рукой, бросая ему вызов взять то, что предлагает. Он придвинулся ближе, стоя у нее между коленей и сминая тонкий шелк шемизетки. Он возбуждал средоточие ее женственности, требуя удовлетворения, о котором она представления не имела. И все же… она с интересом оглядывала застежку на брюках. Похоже, ткань с трудом вмещала выпуклость, образовавшуюся под ней.