Джослин захотелось запустить в пего чем-нибудь. В следующий раз! Что значит — в следующий раз? Не хватало еще, чтобы Ричард дрался. Она фыркнула, но прикусила язык. Сердце ее все еще слишком сильно колотилось.

— Думаешь, его послал мистер Огилви? — снова спросила она, не зная, как еще объяснить, зачем вору понадобилось красть попугая.

Или, может, он по какой-то причине хотел убить Блейка? Об этом она старалась не думать.

— Огилви мог проследить за твоим лакеем в тот день, когда он отвозил Перси, а потом нанять кого-то для взлома, — ворчливо согласился Блейк.

Или последовать за Ричардом со свадебного приема. Джослин запаниковала при мысли, что кто-то мог напасть на ее младшего брата из-за глупой птицы.

Блейк продолжал размышлять вслух:

— Огилви прямо-таки одержим этим попугаем. Должно быть, герцог нажимает на него.

Он бросил на нее многозначительный взгляд.

Но Джослин не собиралась возвращать любимца Ричарда человеку, который нанимает головорезов! Может, она и не всегда точно знает, что хорошо, а что нет, но считает своим долгом заботиться о невинных созданиях, которые не могут сами себя защитить.

— Полагаю, мы можем пригрозить Огилви, что расскажем все герцогу, если с Перси что-то случится, — предложила она.

— Это непременно остановит отчаявшегося, — съязвил Блейк. — Твоему брату лучше подержать Перси в своей комнате, пока мы не придумаем, как защитить зимний сад.

Испытывая неимоверное облегчение от того, что он интересуется поведением Ричарда, Джослин сделала, как ей было велено.

Конечно же, не было необходимости объяснять, что Ричард мог оставить оранжерею без присмотра прежде всего потому, что услышал, как она стонала от наслаждения. Это было бы не только неловко, но и привело бы к долгим и неприятным объяснениям. Их, как она подозревала, и без того будет более чем достаточно в следующие несколько часов.

Приятно было помечтать, что она, наконец, нашла того, кто будет ее защищать и поддерживать, но реальность такова, что у нее есть брат, который требует постоянного присмотра, и муж, который так и рвется навстречу смерти.

Она снова одна.

— Не надо! — рявкнул Блейк, когда, войдя в спальню, увидел, что жена натягивает через голову простое свободное платье.

Настроение у него испортилось, и он не мог оставаться вежливым. Ему нужна лошадь, чтобы погнаться за проклятым головорезом. Ему нужно послать за мировым судьей. Ему нужны объяснения. Какого лешего, что значит эта сцена в зимнем саду? Зачем какому-то французу вламываться в дом, чтобы украсть проклятую птицу? Что, черт побери, происходит с ее братом? И что он наделал, женившись на женщине, которая явно воспринимает весь этот дурдом как нечто вполне нормальное?

Джослин оставила свое свадебное платье на полу и поспешила надеть другое прежде, чем он хотя бы мельком увидел голое тело над чулками. Ему был дарован кусочек рая, и хотелось еще. Он даже позволил вору сбежать, потому что спешил вернуться к жене. Несмотря на боль от ножевой раны, он был готов разорвать на ней платье. Такая несдержанность потрясла его.

Блейк не сводил глаз с Джослин. Истерика брата не привела ее в смятение, зато он, похоже, привел. Она намеренно не поворачивалась, нервно дергая шнуровку своего утреннего платья, чтобы не смотреть на него. Он подумал о своих сестрах, и у него не хватило духу бранить ее. Но если он не может получить то, что хочет, так хоть получит некоторые объяснения.

— Что ты от меня скрываешь, Джози?

— Я надеялась, что мы проведем медовый месяц где-то в другом месте, — сказала она. — Вот уж не думала, что тебе здесь нравится.

— А я думал, ты предпочитаешь быть в Челси, — осторожно заметил он, пытаясь понять, возражает ли она против его супружеского внимания или просто нервничает из-за взломщика.

Она бросила на него быстрый взгляд через плечо и, увидев его насупленные брови, стала одеваться.

— Как это великодушно с твоей стороны — думать о моих предпочтениях.

— Ты успокаиваешь меня?

Не мог же он вызвать свою жену на дуэль или на боксерский поединок — его обычный выбор, когда возникало острое желание кого-нибудь придушить.

— Я делаю это всегда, когда мужчины смотрят волком. Такая у меня дурная привычка, но поверь, я стараюсь от нее избавиться. — Наконец, удостоверившись, что платье надежно застегнуто, Джослин убрала волосы за уши и повернулась к нему. — Я так не могу, — холодно произнесла она, бросив взгляд на его забинтованную руку.

Воющий недоросль прервал его, когда он занимался любовью со своей женой, похититель птиц пырнул ножом, и разрази его гром, если он понимает, что вообще происходит, а она так не может?

— Как так? — тупо переспросил он.

— Не могу смотреть, как ты истекаешь кровью, и не помочь тебе. Не могу наблюдать, как мои беды и неприятности становятся твоими. И не могу сохранить тебя живым и здоровым, когда ты то и дело искушаешь судьбу! Ты полез на вооруженного грабителя босой и безоружный! Я хочу дом, надежный и безопасный дом. Дом, который будет моим, и единственный человек, о котором мне нужно заботиться, это Ричард. Хорошо, если я с этим справлюсь. А ты хочешь лишить меня дома, дав себя убить!

Его улыбчивая сладкоголосая жена закончила свою тираду на такой пронзительной ноте, что даже торговке рыбой дала бы сто очков вперед.

Внизу послышался стук дверного молотка, и минуту спустя до него донеслись знакомые голоса. Блейк застонал.

Но прежде чем он выскочил и заорал на мать, чтобы убиралась к чертям, Джослин проскользнула мимо него с высоко поднятой головой и небрежно бросила:

— Я избавлюсь от них.

Потрясенный, Блейк смотрел, как она поплыла, словно корабль к месту сражения, будто не была воском в его руках до того, как началась вся эта суматоха. Так кто же она, женщина, на которой он женился?

Та, которая намерена избавиться от его назойливого семейства? Ради него?

Понимая, что не может последовать за ней, он лишь мельком увидел макушку белокурой головки жены, когда она спускалась по открытой лестнице. Он встал у верхних перил, чтобы взглянуть вниз, и, разумеется, увидел украшенную лентами материну шляпку. Услышал, как Агата и Френсис что-то быстро-быстро говорят — по-видимому, извиняются. Джослин говорила тепло, успокаивающе, но решительно. Хотелось бы ему слышать, что она говорит, но не было особого желания, чтобы мать увидела его в окровавленной рубашке. Она выставит охрану и никогда не уйдет.

Он покорно наблюдал, как Ричард появился из комнаты в конце коридора. Парень присоединился к нему и, склонившись над балюстрадой, стал наблюдать за происходящим в холле внизу. В самом деле, ему следовало знать, что женитьба на Джослин означает — как самое малое — жизнь в цирке. Она упоминала, что ее брат будет жить с ними. Но говорила ли она, что Ричард… темпераментный?

— Как себя чувствует Перси? — поинтересовался Блейк с чувством обреченности.

— Он почти перестал выдергивать из себя перья, — серьезно ответил Ричард. — Вы должны его навестить. Серые привязываются к своим спутникам.

— Полагаю, ты не знаешь, зачем пришли мои родные? — праздно полюбопытствовал он.

Этот вопрос явно заставил Ричарда задуматься. Наконец он ответил.

— Не знаю.

— Женщин так трудно понять, — пожаловался Блейк. К его удивлению, те, что находились внизу, кажется, прощались. — А Джослин великолепно умеет манипулировать людьми.

Ричард кивнул.

— Она заботится о нас.

Этим все сказано, решил Блейк. Вот о чем она кричала. Под этим пустым взглядом куклы, за которым она частенько прячется, на самом деле скрываете? женщина, которая заботится обо всех и обо всем, что находится в пределах ее ответственности. Птица, дом, брат, он.

Так не годится. Но именно это она сейчас и делает прекрасно там, внизу, — заботится о нем. Он не пожелал видеть своих родных, поэтому она избавляется от них. Ради него. Потому что сама она встретила бы их с распростертыми объятиями и пригласила отобедать, сосватала бы Френсис с Ричардом, затем подарила бы всем котят.

Чертыхаясь себе под нос, Блейк пропустил волосы сквозь пальцы и зашагал назад в спальню. Он женился не для того, чтобы приобрести еще одну мать. А она четко и ясно сказала, что вышла замуж только ради дома. Она примирилась с ним потому, что всегда так поступает — делает людям приятное, дабы получить то, чего хочет.

Он никак не может оставить Джослин одну, когда где-то поблизости бродит вооруженный ножом похититель птиц. Итак, она считает его еще одной своей ответственностью, помехой для безопасности своего маленького гнездышка, которое хочет устроить. Гнев затопил его, вытесняя похоть. К черту женщин. Он не намерен прожить и следующие тридцать лет так, как прожил первые тридцать, — под башмаком.

На какое-то время он выпустил из виду свою цель, но по опыту знал, что даже вожделение можно победить, если очень постараться. Деньги, офицерский патент, код, Англия — вот его приоритеты. Утром он нанесет визит в банк и запустит процесс в действие, пока его вновь не отвлекли.

Собирать вещи ему не надо. Ом ничего не увозил из своей квартиры, только кое-что из одежды. Разумеется, его жена думала, что он не намерен здесь жить.

К тому времени, когда она вернулась в комнату, Блейк уже оделся. Джослин озадаченно взглянула на него.

— Куда ты?

— После того как уведомлю мирового судью о злоумышленнике, я займу комнату над каретным сараем. Если только ты не готова вернуть попугая, я не могу оставить тебя одну. От квартиры в городе мне придется отказаться.

— Но…

Она бросила взгляд на смятую постель, и Блейка охватило отчаяние.

— Есть способы заниматься любовью, не делая детей, — сказал он, надеясь, что это ее успокоит. — Но я дам тебе больше времени, — ворчливо уступил он. — И приложу все усилия, чтобы не отдать Богу душу в течение следующего года. Но если вдруг это случится, прошу меня заранее простить. Полагаю, мы условились насчет суммы на покупку патента. Утром я поеду в город и займусь этим. По условиям соглашения им понадобится твоя подпись под статьей расходов.

Она выглядела такой удрученной, что это напомнило Блейку, как она еще молода. Он наклонился и поцеловал ее в щеку, нахлобучил шляпу на голову и вышел, не попрощавшись.

Глава 21

Есть способы заниматься любовью, не делая детей. Она совсем, ну совсем не хотела сейчас об этом думать. Оставшись одна в супружеской спальне, Джослин не дала коленям подогнуться и гневно вытерла глаза. Он подарил ей самое изумительное переживание в ее жизни, а потом ушел, как будто это совсем ничего не значит. Сама виновата. Всегда виновата только она одна.

Ведь она всю жизнь держала свое отчаяние в себе, так почему же сейчас накричала на Блейка? Она надеялась, что постарается, по крайней мере, нравиться ему.

Но когда же ей будет позволено делать и говорить то, что она хочет, а не то, чего хотят от нее? Все, что она пыталась сделать, это позаботиться, чтобы он не истек кровью. Но он колючий как еж.

Она знала, что именно так все и будет. Нельзя ожидать, что несколько минут изысканного наслаждения, изменят привычки целой жизни. Она пнула свое красивое свадебное платье, затем подмяла его и в сердцах швырнула на стул.

Хотела бы она знать, что именно завело Блейка: Ричард, взломщик, его семья или ее истеричные вопли?

Что ж, ей будет вполне хорошо одной. В любом случае именно этого она всегда и хотела. Расправив плечи, она промаршировала в холл — после того как дверь внизу за ее мужем захлопнулась.

Дом принадлежит ей… если только этот чертов глупец не отдаст Богу душу. А ведь он может умереть от заражения, если не обработать рану.

Если бы она надумала о том, что сделала, или о возможном будущем, то просто наслаждалась бы тем, что целый дом в ее полном распоряжении. Ни тебе сварливой сестры, ворчащей, что ей надо выйти замуж за зажиточного фермера, ни тебе зятя, угрожающего котятам топором, а Ричарду Бедламом.

Она глубоко вдохнула свежий воздух, и волна отчаяния вновь накатила на нее. Она так надеялась, что Блейку нравится ее общество… а он не переносит даже собственных родных. Надо было ей пригласить их остаться вместо мужа.

Она не нуждается в его дружбе, сказала себе Джослин. Она сама может найти себе друзей.

Она вошла в зимний сад и залюбовалась пальмой, которую прислала леди Белден в качестве свадебного подарка. Кто-то вымел осколки, смыл кровь и закрыл разбитые стекла досками. Ричард, по-видимому, решил, что Перси безопасно свободно полетать. Попугай восседал среди пальмовых веток. Она посвистела ему, и он перепрыгнул вбок.

— Крак! Пошел прочь, дурень!