— Вы видите, куда ехать?

Голос Уилла прозвучал у самого ее уха, она чувствовала, как слова отдаются в его теле и впитываются в ее кости.

— Редхилл на востоке, в Суссексе.

Ей пришлось повернуться, чтобы ответить, и ее рот оказался как раз под его подбородком. Левая рука Уилла лежала на ее талии, большой палец как-то пробрался под ее редингот и описывал неторопливые круги по рубашке. Эта интимность одновременно и успокаивала, и тревожила. Антигона задавалась вопросом, понял ли Уилл, что на ней нет корсета.

— Разве вы остановились не в Нордфилде? Это на северо-запад, в Гемпшире.

Глубокий тембр его голоса эхом отдавался в ней, наполняя жаром и…

Проклятие! Антигона, натянув поводья, остановила Резвушку. Она совсем не думает. Она собралась домой, в свою маленькую деревню, ища укрытия там, где чувствует себя в безопасности, так животное инстинктивно прячется в нору.

— Черт! Я совсем забыла о Нордфилде, — призналась Антигона. — Я хотела забыть. Но вы правы. Мне нужно вернуться туда.

И столкнуться с осуждением, которое неизбежно.

Надо надеяться на лучшее, сказала себе Антигона, возможно, завтра лорд Олдридж разразится гневом и презрением, и она окажется в безопасности дома, что к лучшему. Но этого не случится. Потому что никакой «безопасности дома» больше нет. Без лорда Олдриджа и помолвки придется жить на те малые средства, что остались перед Пасхой.

Так что назад, в Нордфилд.

Поэтому она взяла направление, которое указал Джеллико, и они медленно двинулись по Лондонской дороге к северным окраинам города. Сразу за Рамз-Хилл, где Джеллико повернул ее на северо-запад, к Нордфилду, они въехали в теплый круг света от придорожной таверны. Вывеска, скрипевшая под напором дождя, сообщала, что ветхое заведение называется «Веселый погонщик».

Таверны мать всегда презрительно называла заведениями для низкой публики. Антигона подумала, что таверна выглядит очаровательно.

— Почему бы нам не остановиться здесь? — сказала она, не успев обуздать порыв. — Пока дождь немного не утихнет.

Джеллико окинул таверну долгим взглядом.

— Вы ведь не ищете новой игры в кости?

— Вы просто завидуете моему выигрышу. Но я и вам заработаю, если хотите. Заведение выглядит вполне приличным, — уговаривала Антигона. Ей, возможно, больше никогда не выпадет такой шанс. — Я никогда не была в таверне, а вы говорили, что можете показать по-настоящему дурное поведение.

— Говорил. — Она почувствовала его улыбку точно так же, как чувствовала спиной тепло его тела. — Тогда покажу, поскольку я — человек слова. Коли мы и без того на дороге к проклятию, поспешим в ад на хорошо смазанной телеге. Слезайте.

Когда Антигона спешилась, Уилл перекинул ногу через шею Резвушки и спрыгнул.

— Отдайте ее конюху. — Он бросил подоспевшему парню монету, потом закинул руку на плечо Престон и повел к двери. — Позволим себе пропустить немного влаги, как обожает выражаться Здоровяк Хэм. Что, конечно, излишне в такую ночь, но его высказывание относится к влаге, укрепляющей силы. Входите. Только держите голову ниже и позвольте говорить мне, хорошо?

— Согласна, — ответила Антигона, хотя сердце подкатило к горлу и колотилось как безумное. Но она уже начала ощущать удовольствие и трепет от общества своего красивого сопровождающего. От небрежной интимности его руки, дружески лежавшей на ее плече, ее кости делались мягкими и гибкими, словно вымоченные в меду.

— Хорошо. Держитесь развязнее и будьте мужчиной, прекрасная амазонка.

У Антигоны не было времени обдумывать теплую фамильярность этого наименования, поскольку Джеллико подтолкнул ее через порог в ярко освещенную, полную народа комнату. В воздухе вился дым от трубок и огня, поднимался пар от сырой одежды, резко пахло мокрой шерстью.

Положив руку ей на плечо, Джеллико вел Антигону к камину напротив двери.

— Садитесь спиной к стене, — велел он, а сам занял место напротив. Он сел спиной к комнате, словно его крупная фигура могла укрыть Антигону, даже когда он знакомил ее с более живой, изнаночной стороной гемпширской жизни.

Что касается живости, то служанка, которая пробиралась к ним между столиками, поглядывала на Джеллико с энтузиазмом. Особенно когда он снял шляпу и небрежно повесил на спинку стула мокрое пальто, открыв широкие плечи.

Красивый, беспечный и любезный, как любой щеголь, он с расстегнутым сюртуком и взъерошенными золотистыми волосами, сиявшими в мягком свете огня, выглядел доступным и совершенно восхитительным. Ноги у него длинные, а бедра, подчеркнутые тугими бриджами цвета слоновой кости, произвели впечатление невероятной силы и мощи, когда он двинулся, чтобы сесть.

— Только посмотрите на себя, ваша милость. — Служанка наклонилась к нему, подарив улыбку и полный обзор своего пышного бюста. — Сегодня скверная ночь для прогулок, милый. Что я могу сделать, чтобы согреть вас?

У Антигоны сердце перевернулось в груди, из легких выжало весь воздух. От успокаивающей и одновременно тревожащей интимности до ревности оказался один шаг. Помоги ей Господь, ей многое предстоит узнать о себе за один вечер.

— Да уж, моя радость, — ответил Джеллико со всем своим непринужденным шармом, к которому Антигона уже привыкла. — Мне пинту вашего лучшего пива. — Он потрепал служанку по широкому заду. — А моему другу сидра.

Он был из тех, кто мог позволить себе подобный жест и не получить по зубам. Во всяком случае, служанка, похоже, не возражала. И двинулась к барной стойке, сильнее покачивая бедрами.

Невольный приступ ревности Антигоны был вызван игривыми манерами Джеллико, но делая заказ, Уилл смотрел на нее, а не на служанку.

И подмигнул, заказывая сидр. За это Антигона простила его, подмигнула в ответ.

— Мне нравится сидр.

— Я так и подумал. И он лучше сочетается с коньяком, который уже плещется у вас в животе.

У нее внутри много чего плескалось. Например, бешеное любопытство.

— Так расскажите мне историю о леди, с которой вы жили, сами того не подозревая.

Джеллико откинулся назад, закинул локоть за спинку стула и смотрел на нее своими невероятно синими, невозможно лукавыми, улыбающимися глазами.

— История слишком длинная и не моя, чтобы ее рассказывать. Но вы напомнили мне эту даму.

— Правда? — Вопрос слетел с языка Антигоны раньше, чем она успела остановить себя. Среди того, что крутилось у нее внутри, явно были и надежда, и желание произвести на него впечатление. — Она была вашей возлюбленной?

— Нет. — Похоже, он не обиделся на такой личный опрос. Его глаза оставались ясными, яркими и улыбались, когда он смотрел на нее. — Она была моим другом. И до сих пор мне друг.

Антигона никогда не слышала ничего подобного: мужчина жил с женщиной, которая за ним не замужем и до сих пор — до сих пор! — остается ему другом. Это казалось невозможным. Но сегодня она узнала, что множество вещей, которые она прежде считала невозможными, ни в малейшей степени таковыми не являются. И факт, что она здесь, в таверне, с Джеллико, тому подтверждение.

Что за интересный человек, и какой хороший друг!

— Тогда расскажите мне о флоте.

Он кивнул и улыбнулся, словно у него наготове была тайная шутка, которую никто больше не должен слышать.

— Что вы хотите знать?

— Что вы делали во флоте?

— Полгода назад я был первым лейтенантом его величества на фрегате «Смелый» под командованием капитана Колира, после чего меня повысили и дали под командование шлюп «Горячий». Командование этим судном — это лучшие полгода в моей жизни. Пока их сиятельства в адмиралтействе не решили поставить корабль на прикол, команду распустить, а офицеров списать на берег с половинным жалованьем. Но они проделали подобное с половиной кораблей флота. Адмиралтейство называет это сокращением, теперь, когда мы сослужили свою службу, а Наполеон сидит на Эльбе, мы оказались не нужны.

— Вы не рады, что война закончилась? — Вся страна месяцами заходилась в пароксизме радости.

— Нет. — Джеллико чуть наклонил голову, словно прежде об этом не задумывался, и эта мысль сама выскочила. — Это позор, с моей точки зрения. Я не развязывал эти проклятые войны, я просто сражался на них. Когда мне позволяли. Но я хорошо это делаю, и мне нравится работать, поэтому когда я на прошлой неделе оказался на суше, то большую часть времени напрасно проболтался в приемной адмиралтейства в Лондоне в ожидании нового назначения, как и многие офицеры моего низкого ранга.

— Низкого? Я думала, вы коммандер.

— Так и есть. Но какой шанс имеет непритязательный коммандер, когда сейчас без работы много опытных капитанов? Ужасно для королевского офицера ходить и клянчить, но я часами безрезультатно сидел там со шляпой в руке и уже готов был подавиться гордостью. Этого достаточно, — закончил Джеллико, когда служанка поставила на стол кружки, — чтобы довести амбициозного человека до выпивки.

— Вы тоскуете по флоту?

Его глаза, такие синие и ясные, снова встретились с ее глазами.

— Как по умершему другу. Только этого друга я имею большие надежды оживить.

Спокойная убежденность в его негромком голосе остановила бессмысленные расспросы Антигоны и положила конец беспокойному приступу зависти к его жизни, его цели. Хотя жизнь у них совершенно разная, он почти угодил в ловушку, как и она.

И Антигона никогда не думала, что мужчина может тосковать по чему-то неодушевленному — по своей профессии, — как по человеку. Как она тосковала по отцу.

И как же она по нему тосковала! Он был так же необходим ей для счастья, как воздух для дыхания. Необходим, как пища. При всей его ученой рассеянности папа никогда не возражал против того, что она слишком быстро ездила на лошади. Он никогда не обручил бы ее с лордом Олдриджем. И аплодировал бы ее расправе с мистером Стаббс-Хеем.

«Исключительное применение силы, моя Антигона», — сказал бы он и начал бы составлять уравнение, сравнивая ее массу с массой мистера Стаббс-Хея и учитывая потенциальную скорость движения ее руки. Папа обладал замечательной способностью превращать все события в занимательные логические задачки.

Она тосковала и по этому его умению. Тосковала по отцу сильно, до боли в груди. Так, полагала она, Джеллико тоскует по флоту.

Но им обоим нужно отвлечься.

— Расскажите мне о вашей жизни в море. Похоже, она ужасно волнующая, особенно по сравнению с моей.

— Не знаю, будет ли жизнь в море интересной или подходящей темой для ушей юной персоны.

Ясно, что он имел в виду «для ушей юной леди».

— Чепуха! — возразила Антигона. — Я не брезглива, но если хотите, можете пропустить подробные описания трудностей, лишений, болезней или огромной опасности вражеского огня. И в качестве альтернативы можете свободно обсудить крепкий запах нескольких сотен мужчин, заполнивших корабль. Все, что выберете.

Джеллико не ответил, только смотрел на нее с веселым блеском в глазах. Наконец он сказал:

— Черт побери, Престон, вы поражаете меня. Вы продолжаете меня поражать.

— Едва ли это хорошо.

— Это очень интересно, — признал он. — В вашем обществе никогда не соскучишься.

На такой теплый комплимент она могла лишь надеяться. Антигона отпила глоток крепкого сидра, чтобы остудить вспыхнувшие щеки, и огляделась. Большинство посетителей составляли горожане, оказавшиеся здесь проездом, и местные жители, которые, покуривая трубки, шумно шутили и играли у огня в домино.

В другом конце комнаты ловкий парень, развлекая постоянных зрителей, жонглировал тарелками, он подбрасывал их одну за другой в воздух и ловил раньше, чем они разбились бы об пол. И всякий раз, когда казалось, что жонглер их все вот-вот уронит, он добавлял еще одну тарелку. Это было великолепно.

Джеллико проследил за ее взглядом.

— Что скажете?

— Это восхитительно, — весело ответила она. Антигона действительно так считала. Для нее это было восхитительное время. — Мне всегда хотелось узнать, что делают люди в подобных местах.

— То же, что и везде. Делают, что им заблагорассудится.

Вот она, разница между ними, сформулированная так кратко, что ее можно упаковать в крошечную ореховую скорлупку. Да, джентльмены, особенно молодые, вроде Уильяма Джеллико и его брата, всегда могут делать что пожелают, тогда как ей, Антигоне, полагается делать, что скажут. Она испытала неприятное состояние настоящей зависти. Возможно, у Джеллико нет корабля или карьеры, но у него есть обширный выбор, что для нее совершенно недосягаемо.

Впрочем, нет смысла желать невозможного — особенно когда она может воспользоваться преимуществом, которое на миг открылось перед ней, — и нет пользы завидовать тому, кто так любезно предоставил ей эту возможность.