— О, он жадный тип, — пренебрежительно махнул рукой Джеймс. — Всегда хочет заполучить то, что есть у других, независимо от стоимости, как чванливый школьник, хотя он немного староват для этой роли. Когда бы я ни встретил его, правя экипажем или верхом, он всегда делает мне предложение. Возможно, у него какой-то дух соревнования со мной или, скорее, с моим отцом. Держу пари, что Олдридж захочет перекупить у вас кобылу. Помяните мое слово.

— О да, — кивнула Антигона, наконец увидев дело так, как оно обстоит. — И вы совершенно правы. Думаю, он уже сделал предложение по поводу кобылы. Но она ни сейчас, ни в будущем не продается.

Глава 13

Уилл собирался подняться рано. Он хотел провести тихие часы раннего утра за работой, написать необходимые письма, чтобы повысить свои шансы получить назначение на судно. И чтобы невзначай оказаться готовым, на тот случай, если Престон решила принять предложение его брата поохотиться. Однако, несмотря на все свои благие намерения, Уилл проснулся поздно. В два часа ночи он еще разглядывал потолок, а потом уснул мертвым сном и проспал до самого завтрака.

Но в эту ночь ему по крайней мере снилась влекущая к поцелуям Престон, а не призраки погибших товарищей, которые обычно преследовали его.

Когда Уилл наконец проснулся и обнаружил, что половина утра уже прошла, он быстро смыл сон с лица и отправился бродить по, казалось, пустому дому, пока не нашел в кабинете погруженного в работу Джеймса.

— А, вот и ты. — Старший брат хмуро взглянул на Уилла поверх груды расходных книг. — Очень мило, что ты присоединился к нам.

— Извини, — провел рукой по волосам Уилл. — Я никак не привыкну к течению времени на суше. Я не могу бодрствовать или спать дольше четырех часов подряд. Что касается еды, завтрак, как я понимаю, я пропустил, но, думаю, кофе у тебя здесь найдется?

Джеймс потянулся назад и дернул шнурок звонка.

— Четыре часа? Это все, что у тебя было на флоте — четыре часа сна?

— Система несколько сложнее, но суть верная. Четыре часа на вахте, четыре часа свободен. Час за час. Это основной режим.

Уилл уселся в кресло, пока Джеймс отдавал распоряжения явившемуся по его вызову лакею.

— Очень горячий кофе для коммандера Джеллико, Роберт.

— Слушаюсь, сэр.

Когда лакей отправился в кухни Даун-парка, Уилл переключил внимание на брата.

— Спасибо. Рад видеть, что Томас не убедил тебя уклониться сегодня утром от твоего долга. — Вчера в карете Уилл поймал себя на едва ли не братоубийственных чувствах, когда его братья строили планы поохотиться с Престон, планы, в которых он не мог принять участия. От недавней поездки на лошади он чувствовал себя разбитым. Он давненько не сидел в седле и сомневался, что обладает достаточными навыками, чтобы не свернуть себе шею, вздумай он принять участие в этой чертовой охоте. — Я так понимаю, он мается над уроками?

— Хм. Не знаю. Я не видел его за завтраком. Но я поднялся рано, доделать то, что пришлось отложить вчера, чтобы я мог поехать с тобой к руинам. — Джеймс привычным движением переложил бумагу из одной стопки в другую. — Думаю, я мог бы сегодня днем съездить с визитом в Редхилл, если ты не возражаешь составить мне компанию. На этот раз в быстроходном экипаже, а не в этом тихоходе-кабриолете.

— Тихоход? Черт побери! — Уилл взглянул на брата. — Тебе повезло, что у меня под рукой нет кофе, иначе я смахнул бы с тебя спесь и показал, какой я тихоход.

— Побереги свой пыл. Вот кофе.

— Спасибо, Роберт. Добрый человек. — Уилл отпил большой глоток обжигающего бодрящего напитка. — Ааа… Блаженство. Вот так-то лучше. Значит, поездка в Редхилл. Я так понимаю, красивая мисс Престон пришлась тебе по вкусу?

— Чудесная девушка. Я получил большое удовольствие в ее обществе. — Джеймс, казалось, снова занялся счетами.

Уилл не упустил возможности съязвить:

— Насколько большое?

Брат пронзил его взглядом.

— Я же не спрашиваю, что ты делал с мисс Антигоной в поместье Каудрей, и не допытываюсь о мотивах, по которым ты организовал эту поездку.

— Это не я признался, что ищу жену.

— Если я и признался, пожалуйста, оставь меня в покое.

— И не надейся. — Уилл положил ноги в сапогах на край стола Джеймса. — Ты должен меня просветить. Признаюсь, я удивлен. Не думаю, что я за весь день услышал хоть два слова от мисс Кассандры.

— Она сказала гораздо больше двух слов. — В голосе Джеймса появилось восхищение. — Даже если она застенчивая и помалкивает, это не свидетельствует о том, что она необщительная. Она много может сказать и без слов, если дать себе труд присмотреться внимательнее.

— Расскажи.

— Я видел ее мысли в глазах, в открытом выражении лица столь же ясно, как если бы она высказала их, не будь она такой застенчивой и скромной. Она замечательная. Чудесная девушка.

— Достаточно чудесная, чтобы когда-нибудь стать графиней?

— Достаточно чудесная, чтобы серьезно над этим задуматься. — Джеймс оставил всякие попытки работать. — Ты прав, она немногословна. Но я должен признать, что для меня необычно общаться с молодой леди и не чувствовать, что мне постоянно поддакивают или, хуже того, лгут. Стоит мне посмотреть на какую-нибудь леди больше двух раз, а мне приходится смотреть на всех них и больше, как она вдруг начинает говорить то, что я, по ее мнению, хочу услышать, а не то, что она думает на самом деле, если она вообще думает. — Он отбросил перо в редком проявлении досады и откинулся на спинку кресла. — Это имеет какой-нибудь смысл?

— Это просто ужасно. — Уилл представить не мог, чтобы Престон высказывала ему то, что он хочет слышать. Она поступала как раз наоборот, причем с захватывающей дух регулярностью. — Да, это тяжкий груз оказаться в такой ловушке.

— И ответственность. Это часть моего долга, моя работа, присматриваться к девицам на выданье, точно так же, как твой долг — бить французов. И я присматривался, давно. Но вчера впервые за долгое, очень долгое время это было скорее удовольствие.

— Тогда позволь мне быть первым, кто пожелает тебе счастья.

Джеймс невесело рассмеялся.

— Еще рановато. Я всего лишь раз танцевал с ней и провел в ее обществе только один день. Отсюда и визит в Редхилл. Но если визит пройдет так, как я надеюсь, думаю, следующая неделя может решить дело.

— Одна неделя? — Уилл опустил ноги на пол и выпрямился в кресле. — Ты вот так просто возьмешь и женишься?

— А чего мне ждать? Мне почти двадцать шесть. Я почти пять лет серьезно искал виконтессу и будущую графиню. Я точно знаю, что делаю. И если считаю, что готов составить свое мнение, то у меня нет абсолютно никаких причин желать отсрочки.

— Ну тогда я действительно желаю тебе счастья. От всего сердца. — Уилл больше не находил в себе желания поддразнивать Джеймса. Радостно, что его брат относится к своему долгу наследника так же серьезно, как сам он — к продвижению по морской службе. Приятно сознавать, что за лоском и непринужденностью Джеймса кроется фамильный стальной стержень. — И в знак поддержки буду держаться подальше от Редхилл-Мэнора, как говорится, не стану забирать ветер у твоих парусов. У меня такое чувство, что миссис Престон и ее предполагаемый поклонник лучше обойдутся с тобой, чем отнеслись ко мне.

— И кто этот предполагаемый поклонник?

— Думаю, наш лорд Олдридж заинтересован во вдове.

— Олдридж? — Джеймс поднял на брата глаза. — Очень в этом сомневаюсь.

— Что ты хочешь сказать? — Уиллу старикан со всеми его попытками прогнать гостя не очень понравился, поэтому ему интересно было выслушать мнение брата.

— Скажем так, у твоего лорда Олдриджа репутация своего рода коллекционера, и сорокапятилетняя обедневшая вдова не входит в список его знакомых.

— Обедневшая? — Уилл удивился, услышав это. На его неопытный глаз Редхилл выглядел вполне процветающим, но, с другой стороны, он не знал, насколько велика при нем ферма. Или сейчас более прибыльны пашни и пастбища?

— Не думаю, что имение приносит больше пятисот фунтов в год.

— Это не так мало.

— Да, но не для Олдриджа. Он жадный тип. Ничего не делает без выгоды.

— И доход семьи Престон или отсутствие такового не беспокоит тебя как потенциального зятя?

— Я — не Олдридж, чтобы извлекать из людей прибыль. По моему мнению, хорошая молодая леди стоит любой цены.

Хорошая молодая леди, та, которая улучшит жизнь Джеймса и дело, которое он унаследовал. Но Уилл свою карьеру не унаследовал, хотя ему настоятельно советовали обратиться к ней повторно. Он дал себе двухнедельную отсрочку, однако чем дольше он будет ждать обретения новой команды, тем труднее это окажется осуществить. И если флот не примет его, у него есть другие предложения, которые стоит рассмотреть.

— Могу я присоединиться к тебе в работе, а не в визите? У меня сегодня, похоже, день писем.

— Конечно. Двигай кресло. Чистая бумага здесь.

Братья занялись каждый своим делом и трудились в дружеской тишине, пока управляющие, секретари, лакеи входили и выходили с документами, докладами и новыми порциями горячего кофе.

Так они работали какое-то время, потом Джеймс оторвался от бумаг и посмотрел в окно.

— А ведь это Томас. Похоже, он сегодня утром прогулял уроки.

Проследив за взглядом брата, Уилл увидел, что Томас ведет серого гунтера через южную лужайку к дому.

— Не похоже, что он свалился в канаву. — Грудь и ноги лошади в грязи, но на сюртуке Томаса ни пятнышка. — Но, если он идет пешком, лошадь, должно быть, захромала.

— Не удивлюсь, судя по тому, как он ездит, — заметил Джеймс, вернувшись к бумагам. — У этого мальчишки хорошие руки, но ему еще нужно научиться усмирять свои порывы значительной долей разума.

— Он юный.

— Он юный, потому что мама позволяет ему таким быть. Меня в четырнадцать уже отправили из дома в школу, а ты… я даже не хочу думать, что делал ты. Ты в его возрасте уже пережил Трафальгарскую битву.

— И я не желал бы ему такого опыта, — тихо сказал Уилл. — А ты?

Джеймс долго смотрел на него, потом глубоко вздохнул и покачал головой:

— Нет. Я этого не хотел бы.

Такое непринужденное согласие с братом было необычным. Но взгляд Уилла вернулся к окну, к тащившемуся по лужайке Томасу.

— Я собираюсь выяснить, что приключилось с нашим прогульщиком. Ты идешь?

— Нет. Действуй сам. Мне еще надо закончить работу, если я собираюсь осуществить сегодня свой план.

Уилл точно не знал, что именно — праздность или интуиция? — повело его к задней части дома, но он не собирался игнорировать предупреждающие огоньки, вспыхивавшие в его уме. Когда он без сюртука сбежал по ступенькам в густой от измороси воздух, влага мгновенно пропитала рубашку и охладила кожу.

— Эй, на палубе! Томас, что случилось?

— Он захромал. — Томас хлыстом указал на ногу лошади. — Потерял подкову, перескакивая через ворота на дороге к Хаксвудской роще.

— Не повезло. — Уилл, утешая, положил руку на плечо брата.

— Хуже. До этого момента я держался почти вровень с мисс Антигоной и ее Резвушкой. Видел бы ты, как мчится эта кобыла, Уилл. Рядом с ней Голубой Питер выглядит крестьянской лошадкой, а он — один из лучших папиных гунтеров. Но эта кобыла так же быстро перескакивает изгороди, как несется по ровному месту. И мисс Антигона… — Томас восхищенно присвистнул. — Ты знаешь, она переделала седло, добавила еще один упор и может теперь прыгать через препятствия. Она просто молодчина!

Уилл не имел времени обдумывать, что именно, прихоть или ностальгия, убедило отца назвать коня Голубым Питером в честь флага, который сигнализирует о готовности корабля выйти в море, потому что незнакомый всплеск ревности, вызвавший вчера братоубийственные чувства, вернулся, рассыпаясь в груди, как шрапнель, при мысли о восхищении Томаса спортивностью Престон. И вместе с завистью расползалась тревога, которая, должно быть, происходила от разговора о потенциальных мотивах назойливого старика, лорда Олдриджа.

— Кстати, о мисс Антигоне, где она? — Уилл поймал себя на том, что смотрит на лужайку, словно мог как-то пропустить своего пугающего друга и огромную черную кобылу, идущих через Даун-парк.

— Думаю, еще скачет, — пожал плечами Томас. — Собаки вовсю лаяли, когда мне пришлось остановиться.

— Она видела, что ты остановился?

— Не знаю, — снова пожал плечами Томас, он явно над этим не задумывался. — Она шла прилично впереди. Это была горячая скачка. Но кто-нибудь скажет ей, что случилось.

Они подошли к конюшне, мальчишка подбежал взять поводья.

— Он потерял подкову, Джонси, — объяснил Томас. — Переднюю. Проследи, чтобы на него накинули попону. — Он с досадой наблюдал, как уводят лошадь. — Вот и дню конец.