Совершенно сбитый с толку, но влекомый конфеткой, Джем схватил протянутый ему леденец и тут же засунул его в рот.

– Но он не… – начала Бри.

– Шпашибо, мишиш Баг, – торопливо выпалил Джем, прикрывая рот рукой на случай, если мама попытается забрать запретное дообеденное лакомство, мотивируя это тем, что он был невежлив.

– Ой, одна конфетка ему никак не навредит, – заверила ее миссис Баг, подбирая оброненную ложку и вытирая ее о передник. – Позови-ка Арча, дорогая, и мы расскажем ему о вашем пополнении. Благослови тебя святая Бригитта, милая, я уж думала, ты никогда не дойдешь до дела! Женщины болтали, что ты, мол, или стала холодна со своим мужем, или ему недостает, так сказать, искры… Но раз уж…

– Да, раз уж… – начал Роджер, повышая голос, чтобы его было слышно.

– Я не беременна, – вдруг выкрикнула Бри.

Воцарилась неловкая тишина.

– О, – спокойно сказал Джейми. Он взял салфетку и сел за стол, заткнув ее за ворот рубахи. – Ну что ж. Тогда давайте примемся за еду? – Он протянул руку Джему, который тут же вскарабкался на скамью рядом с ним, все еще торопливо рассасывая леденец.

Миссис Баг на мгновение окаменела, а затем ожила с многозначительным «Хммф!». Уязвленная, она развернулась к буфету и с грохотом бросила стопку оловянных тарелок на стол.

Роджер, по-прежнему пунцовый, судя по сдерживаемой улыбке, находил ситуацию забавной. Зато Брианна была взбешена и дышала, как разъяренный дракон.

– Присядь, милая, – осторожно предложила я, обращаясь к ней так, будто на ее месте была бомба с часовым механизмом. – Ты… эээ… говорила, что у вас есть какие-то новости?

– Да неважно! – Она все еще стояла, меча глазами молнии. – Никого не интересует ничего, кроме моей беременности. В конце концов, разве могу я сделать что-то важное и полезное, кроме как забеременеть? – Она нервно провела по волосам и, наткнувшись на ленту, которая стягивала их на затылке, сдернула ее и швырнула на пол.

– Милая… – начал было Роджер. Я знала, что это была ошибка: Фрэзеры в гневе абсолютно безразличны к сладким речам, зато готовы вцепиться в глотку любому, кто имеет неосторожность вступить с ними в диалог.

– Не надо мне милкать, – зашипела она, поворачиваясь к нему. – Ты тоже так считаешь! Думаешь, что все, что я делаю – если только не стираю, готовлю или штопаю твои чертовы носки, – это пустая трата времени! И ты тоже винишь меня за то, что я не беременна, считаешь, что это моя вина! Но это не так, и ты это знаешь!

– Нет! Я так не думаю, совсем нет. Брианна, пожалуйста… – Он протянул к ней ладонь, но быстро передумал и убрал ее, явно опасаясь, что жена может отхватить руку по самое запястье.

– Давай есть, мамочка! – пропищал Джемми, пытаясь утихомирить свою родительницу. Длинная нитка бурой от патоки слюны вытекла из уголка его рта и опустилась прямо на рубашку. Увидев это, его мать повернулась к миссис Баг, как разъяренная тигрица.

– Посмотрите, что вы наделали! Вы, назойливая старая сплетница! Это была его последняя чистая рубашка! Да как вы смеете обсуждать нашу личную жизнь со всеми подряд? Какое ваше собачье дело? Вы, чертова старая…

Осознав тщетность своих попыток, Роджер обхватил жену сзади, приподнял и поволок к задней двери. Их уход сопровождался бессвязными ругательствами Бри и болезненными охами Роджера, которого она не останавливаясь лягала по голеням с удивительной силой и точностью.

Я подошла к двери и деликатно прикрыла ее, заглушив звуки продолжающейся во дворе перебранки.

– Этим она пошла в тебя, знаешь ли, – укоризненно сказала я, усаживаясь напротив Джейми. – Миссис Баг, как вкусно пахнет. Давайте уже примемся за еду!

Не проронив ни звука, миссис Баг разложила фрикасе по тарелкам, но отказалась присоединиться к ужину. Вместо этого она накинула плащ и ушла через парадную дверь, оставив нас самостоятельно разбираться с ситуацией. Прекрасный выбор, скажу я вам.

Мы ели в блаженной тишине, нарушаемой только звоном ложек о тарелки да редкими вопросами Джемми о том, почему леденцы липкие, как молоко попадает в корову и когда у него появится маленький братик.

– Что я скажу миссис Баг? – спросила я в коротком перерыве между расспросами внука.

– А почему ты должна ей что-то говорить, саксоночка? Это не ты ее обзывала.

– Ну, нет. Но я готова биться об заклад, Брианна не намерена извиняться…

– А зачем ей извиняться? – он пожал плечами. – В конце концов, ее спровоцировали. И я не думаю, что миссис Баг за всю ее долгую жизнь никто не называл назойливой старой сплетницей. Она облегчит душу, выложив все это Арчу, и завтра все будет в порядке.

– Что ж, может, и так, – отозвалась я неуверенно. – Но Бри и Роджер…

Он широко улыбнулся мне, и его голубые глаза превратились в маленькие треугольнички.

– Не надо думать, что разрешение всех чужих неурядиц твоя забота, mo chridhe[52], – сказал он, затем потянулся через стол и потрепал мою руку. – Роджер Мак и девчушка должны сами с этим разобраться – к тому же у парня, кажется, хорошая хватка, и он держит ситуацию под контролем.

Он засмеялся, и я неохотно к нему присоединилась.

– Но это станет моей заботой, если она сломает ему ногу, – заметила я, вставая, чтобы принести сливки для кофе. – Скорее всего обратно он уже приползет, чтобы я разобралась с его многострадальной конечностью.

В этот самый момент кто-то постучал в заднюю дверь. Недоумевая, с чего бы Роджеру стучать, я открыла и в изумлении уставилась на бледное лицо Томаса Кристи.

* * *

Он был не только бледен, но и весь в поту, с рукой, обмотанной окровавленной тряпкой.

– Я не стану отвлекать вас, мистрис, – сказал он, стараясь держаться прямо. – Я просто… подожду, пока вы будете готовы меня принять.

– Глупости, – бросила я коротко. – Проходите в мой кабинет, пока еще есть немного света.

Я старалась не смотреть на Джейми прямо, но бросила на него короткий взгляд, когда задвигала лавку. Он как раз наклонился вперед, чтобы накрыть мой кофе блюдцем; глаза его не отрывались от Томаса Кристи, и в них светилось выражение несколько рассеянной задумчивости. В последний раз я видела такое выражение у рыси, которая наблюдала за летящими над ней утками, – никакой спешки или суеты, но внимательность.

Кристи же не обращал внимания ни на что, кроме своей раненой руки, что, в общем, было неудивительно. Окна медицинского кабинета выходили на восток и юг, чтобы по максимуму использовать утренний свет, однако даже сейчас комната была полна мягкого сияния: заходящее солнце отражалось от каштановых листьев в роще. Все было залито мягким золотом, кроме лица Томаса, которое было совершенно зеленым.

– Присядьте, – сказала я, торопливо пододвигая табуретку. Его колени подогнулись, пока он опускался, и он приземлился гораздо жестче, чем ожидал: руку тряхнуло, и мужчина вскрикнул от боли.

Я прижала большой палец к вене на его запястье, чтобы приостановить кровотечение и размотать повязку. Учитывая его состояние, я ожидала увидеть, как минимум, отсеченный палец или два, поэтому была очень удивлена, когда обнаружила обычную рваную рану у основания большого пальца, уходящую вниз, к запястью. Она была довольно глубокая и по-прежнему сильно кровоточила, но крупные сосуды были не задеты, по счастливой случайности, он повредил только сухожилие. Нужно было всего лишь наложить пару швов.

Я подняла к нему лицо, чтобы сказать об этом, и увидела, как его глаза закатываются назад.

– Помогите! – закричала я и, бросив его руку, попыталась ухватить мистера Кристи за плечи, чтобы не дать ему упасть.

Грохот от перевернутой скамьи и топот бегущих ног были ответом на мой зов, через секунду Джейми ворвался в комнату. Увидев, что я едва не падаю, удерживая на себе немалый вес учителя, он сгреб его за шиворот и наклонил вперед, как тряпичную куклу, опустив голову Кристи к коленям.

– Он совсем плох? – спросил Джейми, покосившись на руку Кристи, которая лежала на полу, продолжая кровоточить. – Положить его на стол?

– Думаю, не стоит. – Я нащупала вену на шее мужчины, чтобы проверить пульс. – Серьезной травмы нет, это просто обморок. Ну вот, видишь, он приходит в себя. Подержите пока голову внизу, сейчас вам станет легче. – Последняя фраза была обращена к Кристи, который пыхтел как паровоз, но уже немного успокоился.

Джейми убрал руку с шеи Кристи и вытер о свой килт с легким отвращением. Бедолага весь покрылся холодным потом; моя собственная рука была скользкой от влаги, но я подняла упавшую повязку и тактично вытерла руки об нее.

– Хотите прилечь? – спросила я, заглядывая ему в лицо. Он был все еще зеленоват, но покачал головой.

– Нет, мистрис. Я в порядке. Просто голова немного закружилась. – Он говорил хрипло, но довольно уверенно, и я пока что ограничилась тем, что прижала ткань к ране поплотнее, чтобы остановить капающую кровь.

Джем маячил в двери с вытаращенными глазами, но никаких особых эмоций не проявлял: кровь была малышу не в новинку.

– Налить тебе капельку виски, Том? – спросил Джейми, с опаской глядя на моего пациента. – Знаю, ты не одобряешь крепких напитков, но сейчас самое время отдать им должное.

Рот Кристи едва заметно приоткрылся, но он покачал головой.

– Я… нет. Но может… немного вина?

– Употребляй немного вина, ради желудка твоего[53], да? Хорошо. Держись, парень, сейчас принесу. – Джейми ободряюще хлопнул его по плечу и стремительно вышел, уводя Джема за руку вместе с собой.

Кристи скорчил губы в гримасе. Я замечала и раньше, что Кристи, подобно многим протестантам, рассматривал Библию как документ, написанный лично для него и вверенный ему, чтобы он нес истину в массы. Поэтому ему очень не нравилось, когда католики – в частности Джейми – походя цитировали Писание. Я также замечала, что муж, зная об этой его неприязни, использовал любую возможность вставить цитату в разговор.

– Что произошло? – спросила я, в равной степени из любопытства и желая отвлечь Кристи от его мыслей.

Он оторвал угрюмый взгляд от опустевшего дверного проема и посмотрел на левую руку, торопливо отвел глаза и снова побледнел.

– Несчастный случай, – ворчливо ответил он. – Я резал тростник. Нож соскочил. – На этих словах его правая рука слегка сжалась, и я заметила движение.

– Ничего, черт возьми, удивительного! – сказала я. – Вот, держите ее в таком положении. – Я подняла вверх пораненную руку, туго перевязала ее у него над головой и потянулась ко второй.

Его правая рука была поражена недугом, который называется контрактурой Дюпюитрена – точнее, будет называться, когда лет через шестьдесят или семьдесят барон Дюпюитрен его опишет. Это состояние вызывалось утолщением и укорачиванием соединительной ткани, которая контролирует положение сухожилий при сгибании пальцев, вследствие этого процесса безымянный палец постепенно скрючивается и теряет гибкость. В запущенных случаях то же происходит с мизинцем и средним пальцем. Случай Тома Кристи стал явно более запущенным с тех пор, как мне последний раз доводилось его осматривать.

– Что я вам говорила? – задала я риторический вопрос, осторожно потягивая согнутые пальцы. Средний пока еще можно было наполовину разогнуть, безымянный и мизинец едва удавалось оторвать от ладони. – Я сказала, что станет хуже. Ничего удивительного, что нож соскочил, – чудо, что вы вообще до сих пор можете его держать.

Кристи слегка покраснел под своей пегой, с проседью, бородой и отвел взгляд.

– Пару месяцев назад я могла поправить это с легкостью, – сказала я, поворачивая ладонь, чтобы взглянуть на угол контрактуры. – Операция была бы проще простого. Теперь будет гораздо сложнее, но, думаю, я все еще могу помочь вашей руке.

Не имей Кристи такой выдержки, я бы сказала, что он уже весь извелся от смущения. Но он был упрям, поэтому только дернулся слегка и стал более пунцовым.

– Я… я не желаю…

– Да нет мне никакого дела до того, что вы желаете, – отрезала я, опуская скрюченную руку к нему на колени. – Если вы не дадите мне прооперировать вашу руку, она станет полностью бесполезной через каких-нибудь полгода. Вы ведь наверняка едва можете писать, так?

Я встретила его глаза, темно-серые и изумленные.

– Я могу писать, – сказал он, но воинственность в его голосе скрывала сильную тревогу. Том Кристи был образованным человеком, ученым, к тому же работал учителем в Ридже. Именно к нему ходили за помощью поселенцы, чтобы составить документ или написать письмо. Он гордился своим положением. Поэтому я знала, что такая угроза – мой лучший козырь, к тому же угроза это была вовсе не пустая.