– Тысяча девятьсот шестьдесят восьмой, – ответил он, подтверждая.

– И в каком году ты оказался? Я имею в виду, сколько ты уже здесь?

– О боже. – Парень присел на корточки и запустил руку в длинные перепутанные волосы. – Кажется, около шести лет, если не ошибаюсь. Но ты сказала, второй раз. Если ты попала домой, то зачем вернулась обратно? О, погоди-ка. Ты не вернулась домой, а попала в другое время, не в свое? Где все началось?

– В Шотландии, в тысяча девятьсот сорок шестом, – сообщила я, не желая вдаваться в детали. – Мой муж остался здесь. Я вернулась намеренно, чтобы быть с ним. – Сейчас я сильно сомневалась в мудрости своего решения. – Говоря о моем муже, – добавила я, чувствуя, как ко мне возвращаются остатки здравомыслия, – я не шутила. Он идет за мной. И поверь, тебе не хочется, чтобы он нашел меня вашей пленницей. Но если ты…

Он проигнорировал мои слова, лихорадочно наклоняясь ближе.

– Значит, ты знаешь, как это работает! Ты можешь этим управлять!

– Вроде того, – нетерпеливо бросила я. – По твоим словам выходит, что вы с товарищами не знали?

Я растирала одну руку другой, сжимая зубы, чтобы справиться с неприятной пульсацией. Пальцами я нащупала на коже вмятины, оставшиеся от веревок.

– Думали, что знаем, – горечь зазвучала в его голосе. – Поющие камни. Драгоценные камни. Вот что мы использовали. Раймон сказал… Но это не сработало. Или, может… может, сработало.

Он строил гипотезы. Я слышала по его речи, как растет возбуждение.

– Ты встретила Боба Спрингера, Зуб Выдры то есть. Значит, у него получилось! Если получилось у него, то, быть может, и у остальных. Видишь ли, я думал, они все мертвы. Я думал… Думал, что я один.

Его голос дрожал, и, несмотря на ситуацию и собственное раздражение, я ощутила укол сочувствия. Я хорошо знала, что это такое, оказаться одному, вот так, потерянным во времени.

Мне не хотелось развенчивать его иллюзии, но скрывать правду не было смысла.

– Боюсь, Зуб Выдры мертв.

Внезапно он замер. Слабый свет костра за деревьями очерчивал его фигуру, я могла разглядеть лицо. Пара прядей поднялась от ветра. Они были единственным, что двигалось.

– Как? – спросил он наконец тонким придушенным голосом.

– Его убили ирокезы. Могавки.

Очень медленно мой мозг возвращался к работе. Шесть лет назад этот человек, кто бы он ни был, попал сюда. Выходит, в тысяча шестьсот шестьдесят седьмом. Однако Зуб Выдры, мужчина, которого однажды звали Робертом Спрингером, умер почти поколение назад. Они начинали вместе, но оказались в разных годах.

– Черт, – сказал он, хотя очевидная печаль мешалась в его словах с чем-то вроде благоговения. – Это настоящий облом, особенно для Боба. Он боготворил этих ребят.

– Да, полагаю, он расстроился больше других по этому поводу, – сухо заметила я. Мои веки казались толстыми и отяжелевшими. Мне приходилось прилагать усилия, чтобы поднять их, но видимость пока сохранялась. Я глянула в сторону костра, но не смогла рассмотреть ничего, кроме смутного движения теней вдалеке. Если там и правда была очередь из мужчин, желающих воспользоваться моими «услугами», они деликатно держались на расстоянии. Я в этом сомневалась и мысленно сказала спасибо, что я не на двадцать лет моложе, а то и правда могла бы быть очередь.

– Я встречал ирокезов. Боже, вообще-то даже специально искал их, можешь в это поверить? В этом был весь смысл, видишь ли, найти племена ирокезов и…

– Да, я знаю, что вы задумали, – прервала его я. – Слушай, это правда не время и не место для долгих разговоров. Я думаю, что…

– Эти ирокезы те еще лицемеры и гады, скажу я тебе, – сказал он, многозначительно тыкая меня пальцем в грудь. – Вы не поверите, что они вытворяют…

– Я знаю. Так вот, о моем муже. – Я выразительно посмотрела на него, что, судя по тому, как он вздрогнул, возымело эффект, очевидно усиленный состоянием моего разбитого лица. Я надеялась, что так, ведь гримасничать было больно.

– Теперь вот что ты сделаешь, – сказала я, пытаясь придать голосу повелительный тон. – Ты вернешься к костру, немного выждешь, потом уйдешь потихоньку и найдешь двух лошадей. Я слышу ниже ручей, – я махнула вправо, – там и встретимся. Как только уйдем достаточно далеко, я расскажу все, что знаю.

На самом деле я могла рассказать ему мало полезного, но он этого не знал. Парень шумно сглотнул.

– Я не знаю… – сказал он неуверенно, снова оборачиваясь. – Ходж, он какой-то мутный. Он застрелил одного парня пару дней назад. Даже не сказал ничего, просто подошел, вытащил пистолет – и бум!

– Зачем?

Он пожал плечами и замотал головой.

– Да я не в курсах. Просто бум, и все! Знаешь?

– Знаю, – заверила его я, изо всех сил цепляясь за остатки разума и сдерживая гнев. – Ладно, тогда не станем трогать лошадей. Просто идем сейчас. – Я неловко встала на одно колено, надеясь, что через мгновение смогу подняться, не говоря уже о ходьбе. Крупные мышцы на бедрах вдруг скрутило узлом в тех местах, где меня пинал Бобл, когда я попыталась встать, они задергались, и их начало сводить, что меня эффективно стреножило.

– Черт, только не сейчас!

В возбуждении молодой человек схватил меня за руку и дернул вниз, к себе. Я тяжело упала на бедро и вскрикнула от боли.

– У тебя все нормально, Доннер? – раздался голос из темноты позади меня. Тон был спокойный, видимо, мужчина вышел за пределы лагеря отлить. Однако на молодого индейца вопрос произвел ошеломляющий эффект. Он резко накрыл меня своим телом, ударив о землю головой и на секунду лишив возможности дышать.

– Нормально… правда… отлично, – закричал он своему товарищу, часто и избыточно сопя в попытке изобразить мужчину, удовлетворяющего похоть. Звучал он как умирающий астматик, но я не жаловалась. Не могла.

Я получила еще пару ударов по голове, и в результате перед глазами у меня поплыла чернота. В этот раз я видела настоящие цветные искры и лежала, обмякшая и безвольная, ощущая себя так, будто мой дух парит над искалеченным телом. Потом Доннер опустил руку мне на грудь, и я тут же пришла в себя.

– Отпусти меня немедленно! – зашипела я. – Ты что делаешь?

– Эй, эй! Ничего, ничего, прости, – торопливо заверил он. Руку паренек убрал, но не слез. Он замялся немного, и я поняла, что его возбудил телесный контакт, планировал он это или нет.

– А ну слезь! – злобно зашипела я.

– Эй, я ничего такого не имел в виду. То есть я бы не причинил тебе зла… Просто у меня не было женщины уже…

Я ухватила клок его волос, приподняла голову и сильно укусила за ухо. Он вскрикнул и скатился с меня. Другой мужчина пошел назад к костру, но на звук обернулся и прокричал в темноту:

– Боже, Доннер, она и правда так хороша? Придется ее опробовать!

Это вызвало взрыв хохота у костра, но, к счастью, все быстро стихло – мужчины вернулись к своим делам. А я к своим, то есть к побегу.

– Тебе не обязательно было это делать, – проскулил Доннер вполголоса, держась за ухо. – Я не собирался ничего такого делать! Блин, у тебя классные сиськи, но ты мне типа в матери годишься!

– Заткнись! – сказала я, принимая сидячее положение. От усилия закружилась голова, по краям глаз замигали яркие новогодние гирлянды. Но несмотря на все это, какая-то часть моего разума снова активно заработала.

Парень был, по меньшей мере, отчасти прав. Мы не могли уйти прямо сейчас. После того как он привлек столько внимания, остальные будут ждать его появления через несколько минут. Если же он не вернется, его начнут искать, а нам нужно было больше нескольких минут форы.

– Мы не можем уйти сейчас, – прошептал Доннер, с досадой потирая ухо. – Они заметят. Подождем, пока все заснут. Тогда я приду за тобой.

Я заколебалась. Каждая секунда, что я проводила в непосредственной близи от Ходжепила и его банды, грозила смертельной опасностью. Если мне и нужно было какое-то тому доказательство, то события последних двух часов с лихвой подтвердили мои подозрения. Этому Доннеру нужно было показаться у костра, но я могла ускользнуть. Стоило ли рисковать? Если кто-нибудь явится сюда и не обнаружит меня, а я не успею уйти достаточно далеко… Лучше было дождаться, пока они уснут. Но смогу ли я столько прожить?

А еще был Доннер. Если он хотел поговорить со мной, то и я хотела поговорить с ним не меньше. Шанс найти еще одного путешественника во времени…

Доннер прочел сомнение у меня на лице, но понял его неправильно.

– Ты не уйдешь без меня! – В приступе внезапной паники он схватил мое запястье и, прежде чем я смогла вырваться, обмотал вокруг кусок разрезанной веревки. Я сопротивлялась и отталкивалась, шипя ему что-то, чтобы он понял, но он совершенно потерял голову от мысли, что я сбегу без него, и не слушал. Я была слаба и к тому же не хотела шуметь, поэтому могла только задержать его, но не остановить связывание.

– Оʼкей. – Доннер потел, мне на лицо упала теплая капля, когда он наклонился, чтобы проверить веревки. По крайней мере он не стал набрасывать мне на шею петлю, вместо этого привязав меня к дереву за талию.

– Я знал, кто ты такая, – бормотал он, сосредоточившись на работе. – Еще до того, как ты сказала: «Иисус твою Рузвельт Христос».

– Какого черта ты имеешь в виду? – огрызнулась я, шарахаясь от его руки. – Не смей этого делать – я задохнусь! – Он пытался снова завязать мне рот, но, кажется, уловил панику в моем голосе, потому что вдруг заколебался.

– О, – неуверенно произнес он. – Что ж, думаю… – Доннер снова обернулся через плечо, но потом принял решение и уронил кляп на землю. – Ладно. Но ты тут потише, ладно? Я имел в виду, что ты не боишься мужчин. А здесь почти все женщины боятся. Тебе нужно казаться более напуганной.

С этим прощальным напутствием он поднялся и, отряхнув сухую листву с одежды, пошел к костру.

* * *

Приходит такой момент, когда тело отключается. Человек погружается в сон, независимо от того, какие кошмары готовит ему будущее. Я видела, как это происходит: повстанцы-якобиты, которые спали прямо в окопах, куда упали, английские пилоты, дремавшие в самолетах, пока механики заливали топливо, только чтобы прийти в полную боевую готовность перед вылетом. Даже женщины во время долгих родов спят между схватками.

Так же спала и я.

Подобный сон не глубок и не дарит умиротворения. Я пришла в себя, когда на мой рот опустилась чья-то ладонь.

Четвертый мужчина не был ни жесток, ни несведущ. Он казался крупным, но мягким. А еще он любил свою мертвую жену. Я знала это, потому что он рыдал в мои волосы, а в конце позвал ее по имени. Ее звали Марта.

* * *

Я очнулась снова немного позже. Это произошло резко, внезапно. Я быстро пришла в сознание, сердце громко билось. Но нет, не сердце: кто-то бил в барабан. Удивленные крики раздавались у костра, потревоженные мужчины пробуждались ото сна.

– Индейцы! – закричал кто-то, и свет замигал и закачался – они раскидывали угли ногами, чтобы потушить огонь.

Но это был не индейский барабан. Я села, вслушиваясь. Это был стук бьющегося сердца, медленный и ритмичный, затем он стал чаще, сумбурнее, как предсмертные прыжки загнанного зверя. Я могла бы рассказать им, что индейцы никогда не используют для устрашения барабан, а вот кельты используют. Это был звук боурана[67].

«И что теперь? – подумала я немного истерично. – Волынки?»

Это точно был Роджер, только он мог заставить барабан так говорить. Роджер, значит, Джейми тоже рядом. Я поднялась на ноги, страстно желая движения. В нетерпении я дергала веревку на талии, но это было бесполезно. Зазвучал второй барабан, уже не так мастерски, но не менее угрожающе. Звук, казалось, передвигался, то затихая, то снова грохоча в полную мощь. Запел третий барабан, теперь дробь раздавалась отовсюду и ниоткуда, медленная, быстрая, насмешливая.

Кто-то в панике пальнул в лес.

– Не стрелять! – яростно заорал Ходжепил, но безрезультатно. Вокруг стояла трескотня выстрелов, тонущая в барабанной дроби. Я услышала свист над головой, и на меня упала горсть еловых иголок. Меня вдруг осенило, что стоять во время слепой перестрелки – опасная стратегия, и я тут же растянулась на земле, зарывшись головой в сухие иглы, стараясь улечься так, чтобы ствол стоял между мной и группой у костра.

Барабаны блуждали вокруг: то ближе, то дальше, заставляя терять присутствие духа даже тех, кто знал, что это. Похоже, они окружали лагерь. Стоит ли мне кричать, когда они подойдут? Необходимость решать отпала сама собой: бандиты издавали столько шума у костра, что, даже если я буду кричать что есть мочи, меня не услышат. Они голосили от страха, перебрасывались вопросами, выкрикивали приказы, которые, как видно, никто и не думал выполнять, судя по царящему там переполоху.