Это был высокий человек, по крайней мере, был высоким прежде. Его возраст невозможно было определить: годы или болезнь источили его плоть, так что широкие плечи и спина ссутулились, крупная голова, туго обтянутая кожей и покрытая спутанными редкими седыми волосами, выдавалась вперед.

Я посмотрела на Джейми, приподняв брови. Я никогда прежде не видела этого человека. Джейми едва заметно пожал плечами: он тоже не знал его. Когда поедатель грехов подошел ближе, я увидела, что его тело перекошено: он, казалось, был пустым с одной стороны, возможно, ребра были сломаны в результате какого-то несчастного случая.

Все взоры были устремлены на этого человека, но он не встретился глазами ни с кем из присутствующих, глядя в пол. Проход к столу был узким, но люди отступали назад, когда он проходил мимо, стараясь избежать прикосновения. Только дойдя до стола, он поднял голову, и я увидела, что у него нет одного глаза: судя по множеству тонких шрамов, окаймлявших глазницу, мужчина потерял его в схватке с медведем.

Другой глаз был зрячим. Поедатель грехов резко остановился в изумлении, увидев миссис Уилсон, и оглянулся вокруг, явно не понимая, что делать дальше.

Она отняла одну руку у Роджера и протянула поедателю грехов блюдо с хлебом и солью.

– Приступайте, – сказала она высоким и немного испуганным голосом.

– Но вы не мертвы. – Он сказал это мягким, вежливым тоном, который выражал замешательство, но толпа отреагировала так, будто услышала шипение змеи, и отступила дальше, если это было вообще возможно.

– Ну и что с того? – От возбуждения миссис Уилсон дрожала еще сильнее: я ощущала, как не переставая вибрирует под ней столешница. – Вам заплатили, чтобы вы съели мои грехи, – так сделайте это!

Тут у нее возникла мысль, и она рывком выпрямилась, скосив глаза на своего зятя:

– Ты заплатил ему, Хирам?

Хирам сохранял пунцовый цвет лица от предыдущей перепалки, но в ответ на это стал красновато-коричневым и схватился за грудь – скорее за кошелек, чем за сердце, подумалось мне.

– Я не собираюсь платить ему прежде, чем он закончит работу, – огрызнулся он. – Как еще добиться выполнения обязательств?

Видя, что утихший было скандал готов вспыхнуть с новой силой, Джейми отпустил миссис Уилсон и судорожно пошарил в спорране. Он вытащил серебряный шиллинг и швырнул через стол поедателю грехов, не желая, как я поняла, прикасаться к этому человеку.

– Итак, вам уплачено, – сказал он резко, кивнув ему. – Исполните свое дело в лучшем виде, сэр.

Мужчина медленно обвел глазами комнату, и даже сквозь вопли «ГООООООРЕЕЕЕЕ в доме КРОООООМБИИИИ», доносящиеся снаружи, было слышно, как люди набрали в легкие побольше воздуха.

Он стоял не более чем в футе от меня, достаточно близко, чтобы я ощутила его кисло-сладкий запах, – запах старости и нечистот в его тряпье и что-то еще, какой-то слабый душок, который обычно выдавал воспаленные язвы и недолеченные раны. Он повернул голову и посмотрел прямо на меня. Мягкий карий глаз с вкраплением янтаря, поразительно похожий на мои собственные. От его взгляда у меня в животе ухнуло, как будто я смотрела в кривое зеркало и в отражении разглядела собственное уродливое искаженное лицо.

В нем ничего не поменялось, но я почувствовала, как что-то невыразимое промелькнуло между нами. Потом он отвернулся и протянул длинную, сухую, очень грязную руку, чтобы взять кусок хлеба. Он ел, издавая странные звуки, – медленно рассасывая хлеб, потому что был почти беззубым. Я ощущала пульс миссис Уилсон, теперь более поверхностный и быстрый, как у колибри. Она обмякла в руках мужчин, пожухшие веки почти смежились, пока она наблюдала.

Поедатель обхватил обеими руками кружку с вином, будто это был Святой Грааль, и опустошил ее, закрыв глаза. Опустив чашку, он с любопытством посмотрел на миссис Уилсон. Я подумала, что он никогда раньше не сталкивался с живыми клиентами, и гадала, как долго он состоит на этой странной службе.

Миссис Уилсон смотрела ему в глаза, лицо ее стало пустым, как у ребенка. Пульс в животе прыгал, словно градины: несколько легких ударов, пауза, затем бешеный стук, пробивающий мою ладонь, и снова череда беспорядочных скачков.

Поедатель грехов очень медленно склонился к ней, а затем развернулся и рванулся к двери с удивительной для такого немощного субъекта скоростью.

Несколько мальчиков и молодых мужчин, стоявших возле двери, с криками бросились наружу вслед за ним: некоторые схватили деревянные палки из жаровни. Остальные разрывались: они выглядывали в сторону открытой двери, где слышались выкрики и удары камней вперемешку со стонами плакальщиц, но их взгляды неизбежно возвращались к миссис Уилсон.

Она выглядела… умиротворенной – вот подходящее слово. Это было неудивительно – пульс под моей рукой совсем утих. Где-то глубже, внутри себя самой, я ощущала дурманящий поток крови, окутывающий теплом, которое заполняло меня, заставляя черные пятна кружиться перед глазами и вызывая звон в ушах. Я знала, теперь она умерла навсегда. Я чувствовала ее уход. И все равно слышала ее голос сквозь шум – очень тихий, но спокойный и чистый.

– Я прощаю тебя, Хирам, – сказала она. – Ты был хорошим парнем.

В глазах у меня окончательно потемнело, но я по-прежнему смутно слышала и ощущала происходящее. Что-то подхватило меня, увлекло прочь, и спустя мгновение я обнаружила себя прислонившейся к Джейми в углу, его руки поддерживали меня.

– С тобой все хорошо, саксоночка? – Он говорил быстро, встряхивая меня и хлопая по щекам.

Облаченные в черное плакальщицы достигли двери. Я видела их снаружи, стоящих подобно двум столпам тьмы; начавшийся снег кружил вокруг них. Холодный ветер проникал внутрь, увлекая за собой жесткие сухие снежинки, которые дергались и подпрыгивали, прежде чем упасть на пол. Голоса женщин поднимались и таяли, сливаясь с ветром. У стола Хирам Кромби пытался прицепить гранатовую брошь своей тещи к ее савану – руки его тряслись, а узкое лицо было мокрым от слез.

– Да, – ответила я слабо, затем немного тверже, – да. Теперь все хорошо.


Часть шестая