Диана Гэблдон - Дыхание снега и пепла. Книга 1. Накануне войны

– Есть основания думать, что солдаты склонны…

– Но Библия, – сказала она, задумчиво косясь куда-то в сторону. – Там говорится, что нельзя блудить с идолами. Это значит, что мужчины совали свои пенисы в… Думаете, идолы выглядели как женщины?

– Нет, я уверена, что тут имелось в виду нечто иное, – поспешно ответила я. – Это, знаешь, больше метафора. Эээ… Вроде как страстно желать чего-то… Думаю, это не значит…

– Страстно желать, – задумчиво повторила она. – Это значит хотеть чего-то плохого, греховного, ведь так?

– Ну да, почти. – Меня обдавало волнами жара по всему телу. Мне срочно нужен был свежий воздух, или я покраснею как помидор и покроюсь нервной испариной. Я поднялась, чтобы выйти, но почувствовала, что не могу оставить ее с мыслью о том, что секс связан только с детьми или деньгами, даже если так оно и было для некоторых женщин.

– Вообще-то есть еще другая причина для совокупления, – сказала я через плечо, двигаясь к двери. – Когда любишь кого-то, хочешь доставить ему удовольствие. И он хочет того же для тебя.

– Удовольствие? – недоверчиво вскрикнула она у меня за спиной. – Хотите сказать, каким-то женщинам это нравится?

Я совершенно не собиралась шпионить. Пчелы, живущие в одном из моих ульев, решили его покинуть, и я отправилась на поиски беглецов. Новые рои обычно не улетали слишком далеко, иногда проводя часы на привале в древесной развилке или полом, сгнившем изнутри стволе, где они организовывали жужжащий совещательный шар. Если удавалось обнаружить их до того, как они примут решение, где обосноваться, появлялся шанс соблазнить их пустым ульем-корзиной и снова захватить в плен.

Проблема с пчелами заключалась в том, что они не оставляли следов. Я бродила туда-сюда по склону горы примерно в миле от дома с пустым ульем, болтающимся на веревке за спиной, пытаясь следовать охотничьим советам Джейми, то есть думать, как пчела.

Выше по склону пестрели поляны цветущего галакса, узколистного кипрея и других диких цветов, но было и еще кое-что – очень привлекательная сухая коряга, которая мне бы понравилась, будь я пчелой. Она выглядывала из густых зарослей чуть ниже. Улей был тяжелым, а склон – крутым, спускаться было легче. Я подтянула веревку, которая уже начала натирать мне плечо, и начала пробираться вниз сквозь заросли ядовитого сумаха и ольхолистной калины, я выбирала устойчивые камни и хваталась за ветки, чтобы не поскользнуться.

Сосредоточенная на своих передвижениях, я не особенно задумывалась о том, где именно нахожусь. Через несколько минут я обнаружила себя на полянке среди густого кустарника, откуда была видна крыша хижины внизу. Чья это? Наверное, Кристи. Я вытерла струящийся по лицу пот рукавом – день был жаркий, а я не прихватила с собой фляжку. Наверное, можно будет остановиться и попросить воды по пути домой.

Когда я наконец добралась до коряги, меня постигло разочарование – никаких признаков сбежавшего роя. Я стояла без движения, промакивая пот с лица и напряженно прислушивалась, надеясь уловить низкое пчелиное жужжание. Я слышала гул и стрекот мелких насекомых вокруг, веселый гам маленькой стайки поползней выше по склону, но никаких пчел. Вздохнув, я развернулась, чтобы обойти корягу, но помедлила, заметив что-то белое внизу.

Томас и Мальва Кристи стояли на заднем дворе своего дома. Я заметила его белую рубашку, потому что он двигался, но теперь Кристи замер, скрестив руки на груди. Его внимание было сосредоточено на дочери, которая срезала ветки с одного из горных ясеней на краю поляны. Но зачем?

В этой сцене было что-то странное, но я не могла понять, что именно меня смущает. Специфическое положение его тела? Ощущение напряженности между ними?

Мальва вернулась к отцу, неся в руках несколько длинных тонких веток в руке. Ее голова была опущена, поступь казалась тяжелой и неохотной. Когда она передала ему ветки, я вдруг резко поняла, что именно происходит. Они были слишком далеко, чтобы я могла их слышать, но, очевидно, он что-то сказал, указывая на пень, который он использовал в качестве колоды для рубки дров. Она опустилась на колени рядом с ним, наклонилась вперед и задрала юбки, обнажая ягодицы.

Без всяких колебаний Томас Кристи поднял розги и со всей силы хлестнул ее по заднице, потом поднял их снова и опустил уже в другом направлении, раскрашивая ее плоть перекрестными полосами, которые были видны мне даже на таком расстоянии. Он повторил эту процедуру еще несколько раз, махая свежими ветками с размеренной расслабленностью, его безмятежная жестокость шокировала меня тем больше, что в ней не было никаких видимых эмоций. Мне даже не пришло в голову отвернуться. Я стояла в кустарнике как громом пораженная, не в состоянии даже отмахнуться от мошек, которые кружили около моего лица.

Кристи бросил прутья на землю, развернулся на каблуках и вернулся в дом, прежде чем я успела моргнуть. Мальва села на корточки и отряхнула свои юбки, затем поднялась и осторожно разгладила ткань сзади. Лицо у нее было пунцовое, но она не выглядела потерянной или заплаканной.

Она к этому привыкла – мысль пришла ко мне сама собой. Я замялась, не зная, что делать дальше. Прежде чем я успела принять решения, Мальва поправила капор, развернулась и пошла в лес с написанной на лице решимостью – пошла прямо в мою сторону.

Я инстинктивно нырнула за большое тюльпанное дерево. Никаких серьезных травм у нее не было, и, уж конечно, она не захочет узнать, что кто-то стал свидетелем инцидента с розгами. Мальва прошла в паре футов от меня, немного задыхаясь от крутого подъема, фыркая и бормоча себе под нос, что позволило мне предположить, что она скорее сердита, чем расстроена.

Я осторожно выглянула из-за дерева, но увидела только ее белый чепец, мелькающий между деревьев. В той стороне не было домов, и она не взяла с собой корзину или ножа для ягод или трав. Должно быть, ей просто хотелось побыть в одиночестве. Ничего удивительного, если так.

Я подождала, пока она совсем не скрылась из виду, и только потом начала спускаться вниз по склону. Я не остановилась возле дома Кристи, несмотря на жажду, и целиком потеряла интерес к сбежавшим пчелам.

* * *

Я нашла Джейми у забора недалеко от дома, разговаривающим с Хирамом Кромби. Я кивнула в приветствии и встала неподалеку, в нетерпении ожидая, пока Кромби закончит со своими делами, чтобы рассказать Джейми о том, что я только что увидела. К счастью, Хирам предпочел быть кратким – мое присутствие его нервировало.

Я тут же изложила Джейми случившееся и с раздражением обнаружила, что он не разделяет моего беспокойства. Если Том Кристи считает нужным пороть свою дочь, это его дело.

– Но он может… Это может быть… Возможно, дело не ограничивается поркой. Может, он… делает с ней и другие вещи.

Он посмотрел на меня с удивлением.

– Том? У тебя есть причины так думать?

– Нет, – неохотно признала я. Семья Кристи вызывала у меня неоднозначные чувства, но причиной тому скорее всего был тот факт, что я не ладила с Томом. Конечно, я была не настолько наивна, чтобы думать, будто крайняя набожность гарантирует отсутствие злых намерений, но, строго говоря, она ведь не гарантирует и их присутствие. – Но ты ведь согласен, что в ее возрасте он уже не должен пороть ее вот так?

Он посмотрел на меня с некоторым раздражением.

– Ты ничегошеньки не понимаешь, да? – спросил он, эхом повторяя мои собственные мысли.

– Именно это я хотела сказать про тебя, – отозвалась я, отвечая ему взглядом на взгляд. Он не отвел глаза, продолжая смотреть на меня, и его лицо медленно начало кривиться от усмешки.

– Значит, все иначе? – спросил он. – В твоем мире. – Прозвучавшей в его фразе резкости было достаточно, чтобы напомнить мне, что мы не в моем мире и вряд ли когда-то в нем окажемся. У меня по коже пробежал мороз, светлые волоски на руке встали дыбом.

– Значит, в твое время мужчины не бьют женщин? Даже если на то есть причина?

И что я должна была на это ответить? Я не могла солгать, даже если бы захотела, – он слишком хорошо знал, что мое лицо выдает меня с головой.

– Некоторые бьют, – признала я. – Но это не одно и то же. Там, то есть в том времени, мужчина, бьющий женщину, преступник. Но, – добавила я справедливости ради, – мужчины, которые бьют жен, обычно работают кулаками.

Его лицо исказила гримаса отвращения, смешанного с удивлением.

– Какой мужчина способен на такое?

– Плохой мужчина.

– Надо думать, саксоночка. И ты не видишь разницы? – спросил он. – Для тебя это было бы одно и то же, если бы я разбил тебе лицо, вместо того чтобы пару раз врезать ремнем по заднице.

К моим щекам резко прилила кровь. Однажды он поднял на меня руку, и я этого не забыла. Тогда мне хотелось его убить, да и воспоминания не будили во мне нежности. В то же время мне, конечно, хватало ума не приравнивать его действия к современному мне домашнему насилию.

Джейми посмотрел на меня, приподняв одну бровь, и вдруг понял, о чем я думаю, его рот растянулся в улыбке.

– О, – сказал он.

– Именно так, «О», – резко отозвалась я. Мне удалось выбросить этот унизительный эпизод из головы, и воспоминания, мягко говоря, не приносили мне радости.

Джейми, напротив, явно наслаждался, вспоминая. Он разглядывал меня в совершенно недопустимой манере, по-прежнему довольно ухмыляясь.

– Боже, ты вопила, как банши.

В этот момент я отчетливо ощутила, как у меня в висках застучала кровь.

– У меня, черт побери, была на то причина!

– О да, – сказал Джейми, и ухмылка стала шире. – Была. Но ты сама виновата, – добавил он.

– Сама в…

– Это правда, – сказал он твердо.

– Ты извинился! – выпалила я, совершенно выходя из себя. – Ты знаешь сам, что извинился!

– Нет, не извинился. И все случилось по твоей вине, – сказал он, совершенно игнорируя всякую логику. – Тебе бы досталось куда меньше, если бы ты послушалась меня с самого начала, когда я сказал тебе встать на колени и…

– Послушалась тебя! Думаешь, я бы просто безропотно покорилась тебе и позволила…

– Я никогда не видел, чтобы ты делала что-то покорно и безропотно, саксоночка. – Он взял меня за руку, чтобы помочь перейти через перелаз, но я вырвалась, пыхтя от негодования.

– Проклятый шотландский варвар! – Я бросила улей на землю у его ног, подхватила юбки и стала перебираться самостоятельно.

– Ну, я ведь больше этого не делал, – возразил он у меня за спиной. – Я пообещал, верно?

Я развернулась на другой стороне и недобро уставилась на него.

– Только потому, что я пригрозила вырезать тебе сердце, если попытаешься!

– Ну, пусть так. Я ведь мог повторить, и ты это прекрасно знаешь, саксоночка. Да? – Он перестал ухмыляться, но в глазах блестело веселье.

Я сделала несколько глубоких вдохов, пытаясь одновременно взять под контроль свою злость и придумать уничтожающий ответ. Но стратегия провалилась, поэтому я коротко и с достоинством фыркнула ему в лицо и развернулась на каблуках.

Я слышала, как шуршал его килт, когда он наклонился поднять улей, потом перепрыгнул через перелаз и пошел следом, нагнав меня через пару шагов. Я не смотрела на него, мои щеки по-прежнему пылали.

Меня выводило из себя то, что я действительно прекрасно знала, что ему ничто не мешало повторить. Я отлично все помнила. Он воспользовался своей портупеей так, что я несколько дней не могла нормально сидеть; и если он решит сделать это снова, то вряд ли его что-то сможет остановить. Мне удавалось по большей части игнорировать тот факт, что я официально являлась его собственностью. Однако эта моя способность не отменяла факта, что он мной владеет, – и он это знал.

– Как насчет Брианны? – требовательно вопросила я. – Ты бы считал так же, если бы Роджер внезапно решил выпороть ремнем твою дочь?

Эта идея показалась ему забавной.

– Думаю, он попал бы в дьявольскую заварушку, если бы такое взбрело ему в голову, – ответил он. – Она смелая девчушка, а? И я боюсь, она унаследовала твои представления о кротости и послушании. Но знаешь, – добавил он, перебрасывая веревку с ульем через плечо, – невозможно ведь угадать, что происходит между супругами. Может, ей понравилось бы, если бы он попытался.

– Понравилось?! – Я ошеломленно вытаращила на него глаза. – Как ты можешь думать, что женщины вообще могут…

– О, да? Как насчет моей сестры?

Я остановилась посреди тропы как вкопанная, глядя на него.

– Что насчет твоей сестры? Ты же не хочешь мне сказать…