Серафима сама была готова «скинуться» от стыда и разочарования. Разомлела, дурища, в чужой машине, размечталась, бюст выпятила, ногу на ногу закинула. Теперь голое колено позорно тряслось, а ноги заплелись и склеились, плотно застряв под «бардачком». А потом, когда она уже думала только об одном – как бы побыстрее удрать подальше от позорища, – он попросил телефон. Именно в таком порядке: сначала взял деньги, аккуратно пересчитал, сложил в барсетку и только потом нежно коснулся руки:

– Я бы хотел еще раз увидеться. Телефон дашь?

Сима без предисловий тут же протарахтела телефон и, едва не выломав дверцу, с тяжелым топотом унеслась на лекции. До самого вечера она страдала, мучилась и соображала, не для того ли был взят телефон, чтобы еще раз подвезти ее за деньги. Может, мужчина просто принял ее за постоянную клиентку, с которой можно хорошо поиметь. Как лицо некредитоспособное, Серафима нервничала и переживала. Но звонка ждала. Витя не позвонил, зато на следующий день подъехал к институту после лекций. Каким образом он вычислил, во сколько она выйдет, осталось загадкой.

– Вряд ли специально ждал, – сразу решила Серафима, не привыкшая к столь широким жестам и знакам внимания.

Ей вообще не везло на галантных кавалеров. Наверное, настоящим рыцарям больше импонировали субтильные хрупкие феи, а удел грудастых дев в теле – нахрапистые и быстрые мужики. Почему-то Серафима всех располагала именно к прямолинейным наскокам на бюст, а не к длительным и красивым ухаживаниям за ее душой и уязвимой внутренней сущностью.

Да, нет в ее внешности утонченности, ну и что? Сказки все равно хочется.

Сказку Витя ей устроил сразу, только в весьма ускоренном темпе.

Сначала были подарены рыжие ромашки в куске полиэтилена, потом он сразу расписал план действий: сейчас погуляем, а потом кофейку попьем.

Наивная Сима купилась исключительно на культурное завершение первого свидания. Кофе – это так утонченно. Это не пиво на аллее и не энергичное тисканье в подъезде, после чего хочется вымыться с порошком, а кавалера вытравить из памяти хлоркой.

Нет, Витя – это что-то настоящее.

Почему они все думали, что Серафима своя в доску и с ней обязательно можно пить, рассказывать похабные анекдоты и не церемониться? Душу нежной и ранимой Дюймовочки запихнули в тело Серафимы Разуваевой и предложили приспосабливаться. Наконец-то нашелся мужчина, который разглядел ее истинное лицо!

Гулять они поехали за город. Что удивительно – в самый настоящий лес. Узрев пустынную местность, Серафима ощутила некоторое волнение и беспокойство. Нет, разумеется, с Витей она справится, если что. А может, и не захочет. Мало ли. Вон как романтично все получается. Смущало лишь то, что, во-первых, кавалер был ей абсолютно незнаком, а во-вторых, стыдно было вот так сразу соглашаться. Хотелось соблюсти условности. Вдруг он не поймет, что все дело в настоящей любви, а вовсе не в Серафиминой доступности.

У мужчин нет никакой интуиции. Одни рефлексы и неправильные выводы.

Когда Виктор вышел из машины, Серафима на мгновение остро пожалела, что вообще с ним связалась. Если за рулем он смотрелся вполне гармонично, то то, что в данный момент с улыбкой обходило автомобиль, вызывало жалость и разочарование. Маленький, худосочный, неуклюжий – просто недоразумение какое-то!

Она-то была уверена, что, будучи девушкой возвышенной, интересуется в первую очередь внутренним миром, а вот поди ж ты – глянула на внешность и остыла. Как только что согнутая подкова, брошенная в ледяную воду.

Куда ей такой комар? И не покажешь никому, и не похвастаешься, и вообще – дети непонятно в кого уродятся.

– Детка, выходи, – улыбнулся Витя и открыл дверь, галантно поклонившись.

«Вот небось мужики тоже смотрят на меня и думают: куда такую корову в хозяйство. На люди такой танк выводить стыдно, родит – вообще в двери не пройдет. И никому моя прекрасная душа не нужна. Мне не нужна и им не нужна. Потому первым делом на сиськи и смотрят. Хоть какой-то плюс. Я на – рост, они – на бюст. Почти стих родился», – обреченно подумала Серафима и выкарабкалась из машины.

От трассы в глубь зарослей шла сухая протоптанная дорога, по которой Витя и повел ее на романтическую прогулку. Он шел и что-то такое рассказывал про свою автомастерскую, про поход на байдарках, а Сима шла и ничего не слышала, погруженная в свои невеселые мысли. Было такое ощущение, что она выгуливала мопса. Или что-то другое, мелкое и навязчивое, что и бросить нельзя, но и домой по каким-то причинам взять нет никакой возможности.

Чем дальше, тем больше она раздражалась.

«Я все понимаю. Мне бы мужиком с такими габаритами родиться, а ему – бабой. Ну не повезло обоим, ладно. Тут я еще могу посочувствовать. Но почему он не выбрал какую-нибудь девицу по себе? Зачем меня-то позорить? Я ж не виновата, что такая лошадь уродилась! Ведь есть маленькие девушки, есть здоровенные мужики. Надо делиться по парам правильно и продуманно, а не вот так замысловато. Бывают, конечно, исключения, но я не хочу быть исключением. Я любви хочу. А какая любовь, если он мне до плеча не дотягивает. Я мужчину уважать хочу, а не жалеть! И да-да-да – плевать мне на его прекрасную душу, если он вот так поступает. Это же нечестно. Специально в машине прятался, а теперь в лесу – нате вам, сюрприз! Знала бы – прямо в городе распрощалась и телефона не дала. А чего мне теперь в чаще этой делать? Вот гад! Не поеду я с ним никакой кофе пить».

Гуляли они долго. Даже не гуляли, а просто бодро шагали по лесной дороге под Витин щебет. Радовало одно – ничего такого кавалер себе не позволял, вываливая на Серафиму подробности своей бурной молодости в виде забавных историй.

Дорога неожиданно закончилась, и пара оказалась на краю полузаброшенной деревеньки. Как выяснилось, у Вити здесь был дом, в котором он и собирался поить Серафиму кофе.

«Ничего себе поворот!» – обозлилась Сима.

Но Виктор, не замечая ее помрачневшего лица, заливался соловьем, устроив экскурсию по струхлявевшему хозяйству.

– … тут скважину сделаю, договорился уже. Сарай снесу, гараж будет. А вон там, видишь, поле здоровенное. Это мое! И бумаги оформил. Там хочу домиков понастроить и сдавать на лето. Как? – он горделиво покосился на спутницу.

– Да уж, – голосом незабвенного Ипполита Матвеевича шамкнула Серафима.

– Прошу в дом. Это еще не все, – интригующе сообщил Витя.

Ссориться Серафима не хотела. А чего ссориться, если из этой дыры непонятно как выбираться.

«Придется и кофе пить, и лекцию слушать, – печально думала она. – Вот влипла! За грудь сразу хватать не начал – надо же, достижение! Вот теперь и плати!»

Но лекции не было. Поставив чайник, Витя присел рядом на пыльный диван и вдруг хрипло сказал:

– Ну иди ко мне. Ты же хочешь, я вижу.

Нормальная, знающая себе цену женщина быстро и доступно объяснила бы Вите, чего именно она хочет, после чего в напряженной тишине, но с комфортом была бы доставлена домой тем же образом, каким и была вывезена на природу. Но Сима была девушкой неопытной и в общении с мужчинами стеснительной, поэтому объяснять ничего не стала, а молча сиганула на улицу. До трассы она добежала на удивление быстро. С удовлетворением обнаружив, что сумка болтается у нее на плече, Серафима начала голосовать. Денег с собой было мало, но шанс поймать попутку был. Здесь все ехали в город. А там она выйдет, доберется до метро и домой.

Ее трясло от волнения, обиды и омерзения.

Черт бы побрал этих мужиков. Нет рядом принцев, одни кобели.

– Сколько? – добродушно улыбнулся из подъехавшей фуры плешивый толстяк.

– Пятьдесят, – с достоинством начала торговаться Сима. Вообще-то, у нее с собой было сто рублей, но надо же было еще оставить на метро и автобус. Но и уехать хотелось как можно быстрее. А вдруг Витя решит догнать? Мало ли…

– Долларов? – удивленно высунулся в окошко второй, с одутловатым болезненным лицом.

– С ума сошли! Рублей! Вообще уже!

– Рублей? – еще больше удивился плешивый. – Ну залезай!

Ее легко втянули в кабину. Настолько легко, что Сима вдруг почувствовала себя в крепких мужских руках слабой и беззащитной.

– Спасибо, – она шмыгнула, стараясь не разреветься. – Большое спасибо. Мне бы до метро или хотя бы до границы города, где автобусы ходят.

– Макар, ты кого подобрал? – заржал вдруг водитель.

Толстяк тоже развеселился и даже захлопал себя ладонями по толстым ляжкам.

Серафима, не понявшая причину веселья, тоже деликатно посмеялась вместе с ними. Увидев, что пассажирка хихикает, мужики вообще зашлись в гомерическом гоготе.

– Ты… того… осторожнее на трассе голосуй, – наконец помотал башкой водитель. – Тут девчонки работают. Зарабатывают. Пятьдесят рублей!

И он снова захлебнулся весельем.

Доходило до Серафимы долго, но зато, когда дошло, она взмокла от ужаса и попыталась открыть двери.

– Куда! – рявкнул толстяк, больно ухватив ее за ногу. – Совсем с ума сошла? И так башки нет, так еще лампочку свою безмозглую разобьешь. Не скачи блохой, довезем. Кому ты нужна?

То, что она никому не нужна, обидело так сильно, что Сима даже бояться перестала и отвернулась.

Денег с нее тогда не взяли, высадив на автобусной остановке и одобрительно гоготнув вслед.


–Да уж, Разуваева, – Даша тоже смеялась. – Если что-то с мужиком не так, не надо усугублять и деликатничать. Чем дальше в лес, тем больше дров. Не понравится – прощаешься. Вон их тут сколько. Всю жизнь можно выбирать.

– Я не хочу всю жизнь. Я любить сейчас хочу, а не в старости, – призналась Сима. В словах ее был большой резон. – В старости я хочу долюбливать.

– А кто мешает? – хмыкнула Даша и безнадежно махнула рукой. – Ладно. Поеду я к своим, мосты наводить. У тебя компьютер дома есть?

– Есть, но без Интернета.

– Глухомань, – закатила глаза Даша. – Хорошо, на работе проверишь. В понедельник позвоню, проконтролирую, учти.

– Учту.

– Отлично. До встречи, – Малашкина легко и грациозно двинулась к выходу.

«Надо же: такая красотка, а тоже не везет в личной жизни, – печально подумала Сима. – Куда уж мне-то тогда?»

– Даш, – окликнула она.

– Ась?

– А я рада, что мы встретились.

– Да уж. И не говори! Здорово, что в одной постели, – хихикнула Дарья и выскользнула за дверь.

Прыщавый юнец осуждающе зыркнул на Симу. Малочисленная публика в кафе тоже заинтересовалась.

Одним глотком осушив чашку, Серафима быстро покинула заведение следом за Дашей.


Март плавно перетекал в апрель, то захлебываясь слякотными ручьями, то покрываясь пупырчатой ледяной коркой. Инга сидела на подоконнике и понуро смотрела вниз. Там жили люди. Они суетились, мирились, ссорились, выгуливали детей, вносили в дома свежеприобретенную мебель и выносили на помойку старую. А у нее ничего не происходило. Даже плохого ничего не случалось. Каждый день был пресным и отвратительным, как диетическая овсянка на воде. Единственное, что вносило хоть какое-то эмоциональное разнообразие в череду бесцветных и безвкусных дней, – появление Юры. Сначала Инга подкарауливала его на остановке, потом вдруг испугалась, что вынудит парня избегать ее, и стала наблюдать издали, прячась, словно партизан с гранатой.

Лучше уж никакой любви, чем неразделенная. Особенно мучительным и острым это чувство бывает тогда, когда еще не все шансы использованы, а моральных сил на полномасштабную атаку не хватает.

Инга страдала молча, но окончательного объяснения избегала, оставляя себе право на надежду.

Сегодня Юра куда-то ушел с самого утра. Нарядный. Во всяком случае, с высоты шестого этажа Инге показалось, что он при полном параде. Она так углубилась в свои тоскливые фантазии, что не сразу заметила радостно жестикулировавшую Зойку.

– Бартышкина-а-а-а! – глухо разнеслось по двору. Чугунова трясла неизменными пакетами и дергала головой, указывая в сторону своего подъезда. Инга ехидно постучала по лбу и приложила к окну мобильник. Вряд ли подруга снизу разглядит, но должна же она догадаться, что бессмысленно вот так гримасничать, когда технический прогресс уже давно предоставил человечеству массу способов для удаленного общения. Открывать окно в такой холод было бы неправильно. На улице весна, любовь, возможно, перспективы – глупо в такой момент простужаться.

Зойка опять приподняла пакеты и покачала ими, как маятником. После чего исполнила замысловатое «па», поочередно подкинув полные ноги, и крутнула мощным задом, продолжая призывно улыбаться. Инга налегла лбом на стекло и затряслась от смеха. Позади Чугуновой притормозил огромный джип, из которого выглянул бритый качок и что-то сказал разошедшейся плясунье. Наверное, Зойке сказанное не очень понравилось, так как она повернулась на сто восемьдесят градусов и лягнула ближайший сугроб, послав в сторону мужчины фонтанчик жидкого снега. Тот начал было вылезать с угрожающим видом, продолжая шевелить губами, но Зойка с не менее угрожающим видом, распространяя вокруг себя вихрь злобных флюидов, двинулась навстречу опасности. Дверца джипа захлопнулась, и машина рванула с места.