– Я вот тортик купила, – робко крикнула она вслед убежавшей хозяйке. В глубине квартиры послышался грохот и веселые ругательства.

– А где Саша? – Серафима продолжала топтаться в коридоре, надеясь, что кавалер объявится и поухаживает за ней.

– А где тортик? – мама выскочила, как черт из табакерки, и снова рассмеялась. Она так искренне и громогласно веселилась, что Сима заподозрила как минимум трещину в психике пожилой дамы.

– Вот, – она неуверенно отгородилась от Антонины Георгиевны коробкой.

– Замечательно! – заголосила та. – Свадебный! Обожаю! Намек понят!

– Он просто с безе! – беспомощно начала оправдываться побагровевшая от смущения гостья. Но хозяйка опять ускакала куда-то греметь посудой и ругаться.

Поворошив засаленные хозяйские тапки, Сима решила идти босиком. Тем более что костюм у нее был с претензией на элегантность, а тапки выглядели бы как муха в компоте. Жаль, что забыла про сменную обувь. На каблуках она чувствовала бы себя увереннее.

– А Саша ушел за вином. – Антонина Георгиевна налетела на нее в коридоре и снова расхохоталась. Ее неестественное оживление пугало гостью все больше и больше. У Серафимы складывалось ощущение, что она приглашена в замок Людоеда, где на ужин, как в анекдоте, бывают гости.

– А вы такая крупная, – плотоядно констатировала хозяйка.

Сима икнула и попятилась. Комплимент, если это, конечно, был комплимент, оказался некстати.

– А вот и я! – раздался из прихожей Сашин голос. – Симочка, ты уже тут?

– Тут, – буркнула Серафима.

– А вы с мамой познакомились?

– Мы даже уже породнились! – непонятно пошутила мама и снова заржала, доверительно прижавшись к Симиному плечу.

Только тут до Серафимы дошло, что мама сильно навеселе. Хорошо это или плохо, она еще не решила, но обстановка стала казаться более неформальной.

– Давай я покажу тебе нашу квартиру, – голосом экскурсовода предложил кавалер. – И расскажу все, чтобы тебе стало понятнее, как я жил до тебя.

Квартира финансового директора состояла из двух комнат и удивляла бедностью обстановки.

– Когда мы поженимся, я куплю нам другую, – правильно понял ее напряжение Саша. – Мама не хочет здесь ничего менять. Мы с братом столько ее уговаривали – ничего не получилось. Кстати, Костя тоже придет. Он должен на тебя посмотреть.

– Саша, ты, конечно, извини, но у меня такое чувство, что ты за меня уже все решил! – не выдержала Серафима. Ей вдруг захотелось показать свою независимость, а на ком еще тренироваться, как не на мужчине, который тебе практически безразличен и которого даже хочется потерять.

– Нет-нет, не волнуйся, мы решим все вместе. И обсудим. Костя и мама – это, так сказать, параллельные мероприятия. Обычная формальность. Согласись: тебе ведь тоже нужно познакомить нас с бабушкой. Но при этом ты понимаешь, что решаешь все ты, а не она, да?

– Это я понимаю, но при чем тут «поженимся»? Или ты мне уже сделал предложение, а я прослушала? Тогда извини.

– Нет, конечно. Предложение я тебе не делал, но в анкете ты написала, что ищешь мужчину с целью создания семьи. Зачем же мы будем делать вид, что не знаем, зачем встретились? Наши намерения ясны и прозрачны с самого начала. Мы познакомились, чтобы создать семью, мы встречались и общались, чтобы лучше узнать друг друга, теперь мы введем друг друга в круг знакомых семьи. Разве не так?

– Как-то это все… выглядит, словно техзадание или сценарий. Сухо, скупо и неэмоционально, – расстроилась Серафима. Она вынуждена была признать Сашину правоту, но какая-то эта правота была повседневная, банальная и жизненная, вовсе не похожая на то, чего ждала Сима.

«Наверное, не надо было писать, что я хочу создать семью, – в ужасе поняла она. – Надо было написать, что просто хочу влюбиться? Но тогда набежали бы любители одноразового секса. Мужчины часто путают и подменяют понятия. Значит, надо было писать – хочу влюбиться так, чтобы захотеть выйти замуж, нарожать детей и любить свекровь. В любом случае – сначала влюбиться, а потом уже все остальное».

– Жизнь вообще мало похожа на куклу в бантиках. У нее волчий оскал и пустой желудок. Она готова сожрать любого, кто зазевается, поэтому люди сходятся, чтобы поддерживать и защищать друг друга, – сумничал кавалер, задумчиво вперив взгляд в окно. Вероятно, в этот момент он сам себе казался мудрым философом, оставляющим бессмертные мысли в наследство потомкам.

– От чего защищать? – беспомощно спросила Сима. – От жизни? А как же любовь?

– Мы научимся любить друг друга, – пообещал Саша.

«Может, и правда научимся, – уныло подумала Серафима. – Может, и нет никакой любви. Врут все. Привычка есть, консенсус есть, умение найти компромисс и притереться тоже есть, еще есть дети, они скрепляют, даже привязывают людей друг к другу. А больше нет ничего. Но люди оправдывают физиологию и боязнь одиночества придуманными эмоциями».

Она разочарованно улыбнулась:

– Как-то не так все.

– Это тебе только так кажется. Мы это еще обсудим, – успокоил ее кавалер.

«Это, это… – чуть не расплакалась Сима. – Какое такое «это»? Любовь, которой нет? Эх…»

Но вслух она ничего не сказала. «Это» надо было обдумать самой, без Сашиной помощи.

– Вы много едите? – радушно поинтересовалась Антонина Георгиевна.

– Мало, – осторожно ответила Серафима и пристально вгляделась в лицо хозяйки. Нет, никакого коварства, сплошное дружелюбие на грани идиотизма. Судя по тому, что мамин бокал уже потускнел, там что-то было. А ведь они только сели.

– Шурик, налей дамам, – Антонина Георгиевна эхом отозвалась на Серафимины подозрения. – Симочка, а пьете тоже мало?

– Да, почти совсем не пью, – успокоила даму гостья. Что-то ей подсказывало, что пекутся тут не о ее моральном облике, а о справедливой дележке спиртного.

Серафима решила проследить за Сашей. Может быть, у них это семейное.

Светской беседы как таковой не получилось. Маменька блаженно улыбалась и поминутно прикладываясь к бокалу, Саша смущался, но почти не пил, и Сима затосковала. Есть хотелось, но после вопроса хозяйки она постеснялась налегать на салаты.

Разбавил чопорность мероприятия явившийся брат. Костя оказался совершенно непохожим на Сашу: плотный, вальяжный и уверенный в своей неотразимости балагур.

– О, какая женщина! – Он восхищенно растопырил руки, то ли собираясь обнять гостью, то ли прикидывая ее габариты. – Это я понимаю! Есть на что опереться, да, Сашок?

– Добрый вечер, – пискнула Сима и закашлялась.

– Константин, – Антонина Георгиевна игриво погрозила пальцем, – держи себя в руках. У нас дама.

«Сашок» поджал губы и демонстративно положил руку на спинку Серафиминого стула. Видимо, между братьями было нечто такое, неизвестное Симе, но электризовавшее воздух. Саша отчетливо напрягся, сгруппировался и застыл в неестественной позе владельца Серафиминых прелестей, закинув ногу на ногу и при этом угрожающе скособочившись. По всем законам физики и логики он должен был неминуемо свалиться, но каким-то чудом держался.

Зато Костя чувствовал себя вольготно. Подмигнув Симе, он навалил в тарелку салат, с наслаждением запихнул в рот ложку с «Мимозой» и, жуя, повернулся к матери:

– А что, маменька, вы уже, я гляжу, тепленькая? Напугаете девушку своими манерами, и опять наш бобыль останется куковать в одиночестве. Вы, Серафима, не подумайте чего плохого. Мы тут все – голубая кровь, в хорошем смысле. Из дворян. Но выпить любим. И поесть любим. Так что не стесняйтесь, расслабьтесь, налейте, пожуйте. Все свои, не надо церемоний. Сейчас хлопнем по рюмашке и танцевать пойдем. Вы танцевать любите?

– Люблю, – призналась Сима. Ей вдруг захотелось, чтобы Саша пригласил ее на медленный танец, может быть, тогда она что-нибудь почувствует. Или он что-нибудь почувствует. Танцы, они тоже сближают, если танцевать правильно и под нужную музыку.

– А Санька не пляшет. Так что мы на пару рок-н-ролл забацаем. А, как? – воодушевленно подмигнул братец Костя. – Я так и вижу, как мы сейчас зажжем. Мама тоже танцевать любит. Да, мама? Она у нас молода душой и телом.

– Да, – горделиво крякнула Антонина Георгиевна и осушила очередной бокал. – Я в молодости-то твист о-го-го как танцевала. Сейчас поедим еще и жирок пойдем растрясывать.

Саша играл желваками и в обсуждении грядущей дискотеки не участвовал.

Никаких танцев, на счастье, не случилось. Маменька тихо заснула на диване, Костя, поев и надавав брату похабных советов, отбыл в неизвестном направлении, и Серафима засобиралась домой. Собиралась она вяло, почему-то решив, что как раз сегодня все и случится. Тем более что на улице ночь, ехать далеко, да и куда она поедет, если рядом почти жених.

– Я вызову тебе такси, – деликатно сказал Саша как раз в тот момент, когда Сима соображала, как бы так отказаться от совместной ночевки, чтобы в результате остаться.

– Почему? – от неожиданности она вытаращила глаза. Недипломатично, недальновидно, зато искренне.

– Мы же не можем так сразу. Ты потом мне этого не простишь, – туманно пояснил кавалер.

«Что он такое про меня вообразил? Тоже мне, голубая кровь!»

– Саша, я довольно демократичная и современная девушка, – зачем-то цеплялась за последнюю надежду Серафима, а про себя с содроганием думала: «Надо бежать отсюда. Зачем мне это надо? Все эти странности, напряг – дурь какая. Чего я напрашиваюсь? Если он так отбрыкивается от постели, то уж явно никаких приятных сюрпризов не будет. Мужик, который мужик в полном смысле этого слова, а не в частичном, уже давно бы все сделал. И не спрашивал, и тем более не отбивался, как красна девица!»

– И все же. – Саша мягко погладил ее по руке и пошел вызывать машину.

Домой Сима приехала в крайнем раздражении, протопав мимо испуганной бабушки, шандарахнула дверью ванной и разревелась, сидя на бортике.


Ослепительное утро прорывалось сквозь кремовые шторы. Шторы и потолок были Дарье смутно знакомы. Этот пейзаж она уже где-то видела не так давно. Она прикрыла глаза и блаженно улыбнулась.

Харитон. Баранов.

Из-под одеяла торчала часть веснушчатой спины.

«Как это я так быстро?» – мимолетно, но, впрочем, без сожаления удивилась Даша.

Странно, но ей хотелось сварить для Харитона кофе. Чтобы он проснулся, а на столике дымились две чашечки. Останавливало два момента. Дарья не ориентировалась в чужой квартире. Вчера они так стремительно преодолели путь от входной двери до спальни, что она была даже не в курсе, где кухня и где, собственно, сама входная дверь. Кроме того, если мужчину изначально баловать, то ничего хорошего из него не выйдет. Мелкие знаки внимания сильный пол зачастую принимает как должное, а не как приятный сюрприз, после чего начинает их требовать постоянно.

– Хочешь кофе? – неожиданно глухо и сонно пробормотал Харитон.

– Очень, – призналась Даша, тут же подумав, что вполне логично прозвучало бы в исполнении хозяина продолжение: «Вот пойди и свари».

– Я сейчас, – зевнул тот и с хрустом потянулся.

«Сейчас целоваться полезет, а я зубы не чистила, не умывалась. И вообще…»

– А знаешь, чего мне больше всего по утрам хочется? – томно спросил Харитон и снова зевнул.

«Ой. Только не это!» – заволновалась Даша, придумывая, как бы улизнуть в душ.

– Чтобы сегодня оказался выходной, – доверчиво поделился Ромео. – А еще – поесть. Я люблю поесть. А ты? Или, как все, на диете?

Последнее предположение прозвучало с оттенком презрительного снисхождения.

– Мне диета не нужна, у меня с фигурой проблем нет, – отрезала Дарья, проигнорировав тревожащее душу «все».

– Да, – кавалер одобрительно потрепал ее по спине, как кобылу по крупу. – Фигура у тебя что надо. Ты красивая.

– Спасибо, – хихикнула Даша.

– Не смейся. У меня вообще плохо получается слова складывать. Не мое это. Зато я добрый, верный и надежный. Женщины же это любят.

– То есть ты с каждой очередной подругой добрый, верный и надежный? – уточнила Даша. – Как трогательно.

– Почему же – с каждой. Мне вообще не до этих глупостей. Я ничего просто так не делаю.

– Харитон, родненький, как же ты умудрился такие стихи написать? Или это из старых запасов, и ты всех так дежурно очаровываешь?

– Не понравилось? – огорчился Баранов. – А я Райке говорил, не надо этого. Просто цветок, и все. А эта кукла: «Стихи, стихи, оригинально!»

– Не поняла, – Даша озадачилась. – Это не твои стихи?

– Да нет, конечно. Я стихов не пишу, я деньги зарабатываю. А стихи Рая написала. Она умеет. Собственно, это, наверное, единственное, что она умеет. Сестренка моя троюродная, из-под Пскова. Просили пристроить, а куда я ее? Вот и взял референтом. Ей название должности понравилось.

Дарья одурело хлопала глазами и пыталась осмыслить услышанное.

Крашеная кукла Рая написала изумительные стихи, а Харитон – неотесанный мужлан.