– Ну конечно, – сморщив крестьянское лицо, пробубнил Харитон, – вам, девушкам, больше поэты нравятся, чтобы красиво и в жабо под балконом, а потом этого стихоплета кормить, поить и ненавидеть всю жизнь за то, что он деньги зарабатывать не умеет. А я вот умею, а стихи, наоборот, не умею. И что мне теперь, расстраиваться из-за этого? Не мужское это дело, вот что. Зато честно. И никогда я ничего красивого не смогу для тебя ни сделать, ни соврать, зато я за тебя хребет любому переломлю и денег на тебя не пожалею. И любить всегда буду, как могу.

Вполне вероятно, что в Дашиной психике что-то сместилось за прошедшую ночь, но ей казалось, что никогда она не слышала более романтической фразы, чем обещание переломить за нее хребет любому. Да, пусть коряво, но она же все правильно поняла. Розово-мыльное «жизнь за тебя отдам, одной тобой дышу, луну с неба достану» вызвало бы лишь горькую недоверчивую улыбку. А тут так душевно получилось.

– Давай я тебе кофе сварю, – шепнула она и чмокнула Харитона в небритую щеку. Он лежал злой, недовольный и обиженный.

«У нас будут рыжие дети, обалдеть!» – неожиданно подумала Дарья и счастливо улыбнулась.

– А поехали к родителям в выходные, – смущенно пробормотал Баранов. – Познакомимся.

«Ой, Симка же к этой мамаше вчера ездила свататься, надо спросить, чего там и как», – вспомнила Даша, согласно кивнув.

– А ты ко мне переедешь?

– Так уже переехала.

– Тогда я сам тебе кофе сварю. Каждое утро не обещаю, но по праздникам и под настроение – будет, – удовлетворенно сообщил кавалер и замотался в одеяло. – Я еще пять минут поваляюсь и пойду.

– Тоша, а тебе идея рекламы понравилась? Ты ее принял? – вдруг спохватилась Даша.

– Ой, Тоша… меня так мама называет, – обрадовался Харитон. – А идея мне по барабану. Главное, чтобы реклама была. Реклама – двигатель торговли. Хорошая идея. Наверное.

Оправдание по поводу опоздания на работу было у Даши в кармане. Она встречалась с заказчиком, который принял проект. Говорить шефу про личные планы было преждевременно. Если Носов к ней небезразличен, то это может помешать работе. А Носов точно к ней небезразличен, в этом Дарья была уверена.


Как природное явление, солнечное утро объективно позитивный момент, но с точки зрения внутреннего мироощущения каждого конкретного индивидуума оно вполне может и не обрадовать.

Серафиму, например, ни голубое небо, ни птичий базар, ни почти по-летнему теплые лучи не радовали. Утром бабушка снова насела на нее с бредовой идеей про приворот, намекая, что «однако тенденция». Под тенденцией Анфиса Макаровна подразумевала сплошные неудачи на внучкином любовном фронте. Мужчины вели себя словно бройлеры, выращенные в одном инкубаторе, дружно отвергая предлагаемые дивиденды. С одной стороны, она даже радовалась, что с Сашей ничего не вышло, а с другой… Что ни говори – обидно, когда от тебя вот так откровенно отказываются.

– Здравствуйте, милая барышня, – к Серафиме семенил дед из крайнего подъезда. – А какая нынче погодка-то! А? Восторг, а не погодка.

– Да уж, погодка, – неопределенно подтвердила Сима, ускорив шаг. Общаться со скучающим пенсионером ей было некогда, да и незачем. Степана Игнатьевича знал весь двор. Он вечно инициировал митинги, собрания и протесты против несвоевременного вывоза мусора, некачественной работы дворников, недостаточного внимания депутатов к вверенному им народонаселению… В общем, язва, а не дед. Скорее всего, сейчас опять придется подписываться под очередной кляузой.

– Погоди, куды так погарцевала, – заорал Степан Игнатьевич, с несвойственной его возрасту резвостью нагоняя Серафиму.

– На работу опаздываю, – попыталась она отвязаться от старика. Но не тут-то было.

– Я спросить хотел, как бабушка?

– Моя?

– Ну не моя же! – задребезжал дед, зайдясь в жизнерадостном смехе. – Анфиса как?

– Хорошо, – удивилась Серафима. – А что?

– А можно я вечерком на чай загляну? – застеснялся Степан Игнатьевич.

– К нам?

– К вам!

– На чай?

– Ты издеваешься? – похоже, дед начал обижаться. – Не боись, не с пустыми руками. Печенья куплю. Ишь, заволновалась, чаю, что ли, пожалела?

– Мне для вас чаю не жалко, – оторопела Серафима. – Я понять не могу, с чего это вы вдруг в гости собрались?

– Так, ясное дело, с чего. Весна, птички, а Анфиса – женщина видная.

Дедова логика завернулась странной загогулиной, приведя Серафиму в состояние крайнего душевного дисбаланса. Похоже, бабушкин заговор начал действовать. Но почему так избирательно? Почему среди всех был отмечен этот старый кляузник?

– А что, вас интересуют видные женщины? – бестактно намекнула она, надеясь противостоять магическим силам и «отвернуть» Степана Игнатьевича от любимой бабушки.

– Видные и одинокие. И не все, а только Анфиса. Давно уж. С прошлой недели, – пояснил дед.

Это успокаивало. Дело не в заговоре. Утешенная этой мыслью, Сима заверила Степана Игнатьевича, что с удовольствием выпьет с ним чаю, особенно с печеньем. Довольный старик посеменил в глубь двора, а Сима позвонила бабушке.

– Бабуль, к тебе Игнатьевич привернулся. Сегодня чай придет пить. Мне для страховки прийти или, наоборот, задержаться на работе?

– Степа? – ахнула Анфиса Макаровна и кокетливо добавила: – Мерзавец старый. Ну пусть приходит. А что, у тебя сегодня есть дела на работе?

– Если надо, то будут.

– Ну-у-у… кхм, – замялась бабушка.

– Ясно. Буду к десяти. Надеюсь, он рано ложится спать и к десяти уже уползет в родной террариум. Зачем тебе этот скандалист?

– Он не скандалист, а человек с активной жизненной позицией, – горячо заступилась за новообразовавшегося кавалера бабуля.

Серафима хмыкнула, вспомнив, какими словами она награждала старика после стычки с дворником, которого из-за дедовой жалобы уволили, а нового не нашли. Тогда по двору целую неделю мотались обрывки пакетов, грохочущие пивные банки, бумаги и прочий хлам, не донесенный жильцами до мусорного бака.

Да, женщина остается женщиной в любом возрасте: непостоянной, непредсказуемой и жаждущей любви…


Жанна с Федоровым при виде Серафимы брызнули в стороны. Ей стало и смешно, и грустно. Когда у кого-то что-то получается, срастается и идет в развитие, а у тебя сплошной застой, засасывающий как трясина, перекрывающий воздух и выпивающий волю к победе, то создается ощущение, что жизнь проходит мимо, уплывает из рук, просачивается сквозь пальцы, неумолимо и фатально.

Из печальных философских дебрей ее выудил звонок Малашкиной.

– Симка, ну как? Все прошло на высшем уровне?

– На наивысочайшем, – язвительно отрапортовала Серафима. – Дворянская семья с голубой кровью и благородными корнями.

– Ой, – искренне удивилась Даша.

– А то. Мамашка тихо упилась, братец достал сальными шуточками, а сам жених отказался со мной переспать, спровадив домой на такси.

– Жених? – еще больше удивилась подруга.

– Да, – печально констатировала Сима. – Оказывается, он с самого начала встречался со мной на правах жениха. Я же написала в анкете, что замуж хочу.

– Нет, ну не так же банально, чтобы за первого встречного, – посетовала на превратности мужской логики Даша.

– А ты покажи мне мужика, который считает себя первым встречным, а не подарком судьбы! – воскликнула Сима. – Все они подарочки те еще.

– И что?

– Я не хочу больше с ним встречаться. Мне противно и унизительно.

– Сима, а вдруг твой Саша…

– Не мой!

– Ну хорошо, просто Саша так проявляет как раз свое уважение. Он относится к тебе бережно и трепетно, любит платонически и все такое.

– Какое «такое»? – вздохнула Сима. – Я боюсь, что на платонической любви мы и остановимся. А детей мне ветром надует.

– Чего ветром-то? – хихикнула Дарья. – Там, вон, брат еще есть.

– Остроумица, – съехидничала Серафима. – Бездна юмора.

– Так что? Ищем другого?

– Нет пока, – подумав, отвергла предложение Сима.

– Очень последовательно, – фыркнула подруга.

– Дашка, мне сегодня пойти вечером некуда. К бабушке дед один придет.

– Ух ты. Вот, Разуваева, учись, даже к бабушке придет дед. У нас еще все впереди.

– Что впереди? Деды?

– И деды тоже, если не поторопиться и не активизировать поиск. Ладно, поняла. Приезжай ко мне на работу, что-нибудь придумаем. Моя личная жизнь сегодня занята будет допоздна, так что можем устроить девичник, – Дарья вздохнула в предвкушении.

– Я пить не буду, – предупредила Сима.

– Тьфу на тебя. Пиши адрес.


Видимо, чтобы совсем выбить Серафиму из колеи, в обед позвонила Чугунова.

– Симона, меня берут! – сообщила она с гордостью.


– Куда?

– В невестки. Память у тебя девичья.

– Поздравляю, Зойка. Совет вам да любовь, скатертью дорога и, что там еще…

– Земля пухом, – обиженно подсказала невеста. – Ты, Симона, недобрая стала. Нельзя так. Я понимаю, что не клеится, но я ж не виновата. Порадуйся за меня, а?

– Я рада, Зойка, устала просто, – честно ответила Сима.

– А свидетельницей будешь?

– У тебя?

– Да, у меня. Я тебе доверяю. Это ж ты мне Ваню отдала. Спасибо тебе, Симона! – Чугунова картинно всхлипнула и высморкалась.

– Представляешь, а к моей бабке Степан Игнатьевич из углового подъезда клеится, – сообщила Сима.

– Немудрено, – тут же отреагировала Зоя. – У него внук недавно женился, невестка с пузом, ему там места нет, выживают его молодые. Девица там вообще – оторва. Ему либо на кладбище, либо еще куда.

– «Еще куда» – это, выходит, к нам, что ли? – перепугалась Серафима.

– Жалко старика, правда? – Чугунова вздохнула и снова затрубила в носовой платок.

– Объективно да, но в моем случае… А я куда? И вообще, мне только старика с правнуками не хватало! Да что ж такое. Все вокруг женятся, устраиваются, а меня, как прыщ, просто выдавливают!

– Фу, Симона, как грубо! – пристыдила подругу Чугунова.

– Как есть! Просто сговорились все! Уйду с обеда, – непоследовательно выдала Сима.

– А вот это правильно, – поддакнула Чугунова. – По магазинам пройдись.

– И пройдусь, – угрожающе прошипела Сима. Перед глазами всплыли так и не купленные джинсы.

Жанна, чувствуя себя виноватой, моментально согласилась ее подменить, и Серафима выкатилась на майскую веселую улицу. Она физически ощущала электрические разряды, шаровыми молниями разлетавшиеся в разные стороны. Первому же, кто попался бы ей под руку, должно было крупно не повезти.

Чтобы вернуть душевное равновесие, нужно чрезвычайно мало. В метро ей уступил место приятный юноша, потом несколько остановок подряд разглядывавший Серафиму сверху и пугливо розовевший, когда она ловила его взгляд. Смотрел он, конечно, в основном на бюст, но это не расстраивало. Бюст был ее, поэтому внимание оказалось приятным и, что самое ценное, ненавязчивым и необременительным.

По торговому комплексу Серафима уже плыла королевой, горделиво сверяясь с собственным отражением в витринах. Для полного счастья и начала новой жизни не хватало лишь джинсов– стрейч.

Искомый отдел нашелся быстро. И джинсы там были нужного цвета. Но все хорошо не бывает. Втиснувшись в кабинку и облачившись в предложенную модель, Серафима приуныла.

– Девушка, а классические, не с заниженной талией у вас есть?

– Так сейчас модно, зачем вам старье? – ожила «девушка» лет пятидесяти. У нее на лбу читалось крупными буквами, что неотоваренной она покупательницу не выпустит.

Сима угрюмо взглянула на живот, уверенной складкой нависавший над ремнем.

– Вам этот фасон чрезвычайно идет, – с азартом заявила продавщица, возведя к потолку бесстыжие глаза. Вероятно, ей казалось, что ее позиция, проиллюстрированная столь выразительной мимикой, выглядит убедительнее.

Никакие фасоны никогда ей не шли, это Серафима знала точно. Тяжело вздохнув, она начала расстегивать обновку.

– Живот не того… – обиженно пробормотала Сима, выпутываясь из брюк.

– Да где ж «не того»! – завопила тетка, бросившись к ускользающей покупательнице и заново втискивая ее в джинсы. – Так аппетитно смотрится. Просто чудо! Столько шарма в этой ямочке.

– Это пупок, – рассвирепела Серафима, – а не ямочка.

– Надо сделать пирсинг, – тетка уверенно ткнула ее в мягкое пузо. – К этим штанам пойдет синий камушек. И даже прокалывать необязательно. Можно приклеить.

– Ужас, в моем возрасте и с моей комплекцией только висюлек в пупке не хватало. Для смеха, – зло заявила Серафима.

– Вы такая юная, – подольстилась продавщица. – Надо следовать модным тенденциям.

– Значит, так. Я хочу классические, резиновые, чтобы пузо убрать, а талия на талии, а не в неприличном месте. Если таких нет, то так и скажите.

«Такие были». Загвоздка была в том, что они оказались частью старой коллекции, которую распродавали со скидкой.