– Только представь себе, – заметил Вильям Гонлет, – он продает землю, чтобы купить побольше пива!


Джеку не всегда удавалось скрыться от Тьюллера. Как-то в конце ноября, когда две бригады были заняты пахотой на Плакеттсах, к нему пришел Тьюллер и попросил, чтобы Джек одолжил ему двух лошадей.

– Я говорил об этом с мисс Филиппой, и она не возражала.

– Неужели? Я впервые об этом слышу.

– Мне также нужны и работники, чтобы перевезти уголь со станции. Вы должны мне их дать!

– Это может подождать, – сказал ему Джек. – Я не могу упускать хорошую погоду. Перевезти уголь можно и в ненастье.

Тьюллер разозлился и с трудом сдерживал гнев.

– Тогда дайте мне людей и лошадей после работы. Мне нужно сделать это сегодня.

– Сегодня я вам никого не могу дать. Когда будет закончена работа, всем нужно будет отдохнуть, мистер Тьюллер. Я постараюсь вам помочь в какой-нибудь другой день.

– Черт бы тебя побрал! – заорал Тьюллер, выходя из себя. – Отправляйся побыстрее к своей хозяйке и спроси ее сам! Она скажет, что нужно делать!

– Мне никто не может приказывать. Я здесь управляющий, а не мисс Филиппа. И только я здесь всем распоряжаюсь.

– Посмотрим, – сказал Тьюллер. – Да, да! Мы еще увидим.

Он бросился бежать по вспаханному полю. Джек невозмутимо продолжал пахать, но работники были обеспокоены. Через некоторое время Тьюллер вернулся уже в сопровождении мисс Филиппы. Они вместе поджидали Джека.

– Вы отказались дать мистеру Тьюллеру лошадей, – обратилась к нему Филиппа.

– Я ему не отказал, а только объяснил, что он их может получить позже.

– Неужели все лошади должны быть заняты здесь?

– Да, сейчас стоит хорошая погода. Но это не надолго. И если все лошади будут заняты еще несколько дней, то мы сможем засеять кукурузой поле в Плакеттах и Бранте. Мне это кажется более важным, чем перевозить уголь, чтобы горел очаг в доме ваших соседей.

Тьюллер чуть не лопнул от злости. Он повернулся к мисс Филиппе, гордо выставив подбородок вперед.

– Насколько я помню, мисс Филиппа, когда я попросил вас об этом маленьком одолжении, вы мне не отказали.

– Мистер Тьюллер, я ясно сказала «да» при условии, что лошади нам здесь не понадобятся.

– Так вы даете мне их или нет? Я не желаю спорить с вами!

– Мистер Тьюллер, когда мистер Мерсибрайт скажет, что лошади свободны, вы сможете их взять на время.

– Вот как? Вами может командовать ваш управляющий, не так ли?

– Мной никто не смеет командовать, – строго ответила мисс Филиппа. – Даже такие друзья, как вы, мистер Тьюллер.

– Ну что ж, я никогда не позволил бы ни одному своему работнику разговаривать со мной так, как это делает хромой тупица с вами, мадам! – насмешливо произнес Тьюллер.

– Вы, наверное, забыли, что мистер Мерсибрайт женат на моей сестре, и он мой управляющий, а не просто наемный рабочий.

Тьюллер был зол, его унизили перед работниками, поэтому он решил отомстить мисс Филиппе. Презрительно оглядев ее с головы до ног, он прорычал таким голосом, что его можно было слышать через все поле:

– Боже мой! Мадам, и я еще собирался сделать вас своей женой. Но не потерплю за своим столом ни пахаря, ни скотника, поэтому лучше поздно, чем никогда! Я благодарю Бога за то, что он открыл мне глаза!

И двинулся по полю, чтобы воспользоваться короткой дорогой в Мерихоуп. Мисс Филиппа сорвала свой гнев на Джеке.

– Вы понимаете, – сказала она ему, – что из-за вас я поссорилась с соседом и дала ему повод выставить меня перед всеми дурой.

– Из-за меня? – переспросил Джек, но она уже ушла.

Все работники были довольны тем, как закончилась стычка.

Оливер Лейси слышал почти весь разговор, который сразу же передал другим работникам. Наконец-то мисс Филиппа заслужила их одобрение.

– Она все ему сказала, правда, Джек? Она поставила Фермера Тьюллера на свое место, и ему пришлось уйти несолоно хлебавши. Наконец-то она разобралась с ним.

– Было бы гораздо лучше, – заметил Джо Стреттон, – если бы она его вообще не приваживала.

Джек тоже так считал. Ему казалось, что с Тьюллером лучше не связываться – ведь он постарается отомстить ему. Так и случилось. Через три недели Рой был найден мертвым в канаве, разделяющей Мерихоуп и Браун Элмс.

– Он попытался поймать моих фазанов, – заявил Тьюллер, – поэтому моему леснику пришлось убить пса.

Никто ничего не мог доказать. Лесник подтвердил его объяснение. Джеку оставалось только готовиться к следующим неприятностям. Он предупредил всех работников, в особенности пастуха, у которого было три собаки.

– Клянусь, если они посмеют убить моего Снепа, Пипа или Петси, – мрачно заметил Вильям Гонлет, – я их сам прикончу. Вот и все!

Когда старик Гонлет выпрямлялся во весь свой огромный рост, он представлял собой грозную фигуру. Чтобы передать свое предостережение, он наведался в Мерихоуп.

– Если вы причините вред моим собаками, – сказал он Тьюллеру и его леснику, – я развешу ваши кишки прямо на деревьях!

Больше собак не убивали, но Тьюллер просто лез из кожи, стараясь как-нибудь еще досадить соседям. Не проходило и месяца, чтобы он не причинял им еще какую-нибудь неприятность: то вдруг ломались калитки в загородках между полями, причем петли на калитках были вырваны «с мясом», то отверстия для стока воды в поилках для скота оказывались забитыми, и вода лилась через край, то старого непородистого быка выпускали вместе с телками Браун Элмса.

– Нет ничего хуже плохого соседа, – сказал Питер Льюппитт Джеку, – кроме двух плохих соседей.

Однажды утром в воскресенье, после службы, когда Джек и Ненна разговаривали с Филиппой в церковном дворе, Тьюллер, проходя мимо, сильно толкнул Джека, с презрением оглядев их всех. Потом начал разговаривать с миссис Каррингтон из Вилби Холла. Он нарочно стал спиной ко всем обитателям Браун Элмса.

Все присутствующие на службе заметили его вызывающее поведение. Филиппа и Ненна расстроились. Но почти сразу к ним подошел мистер Тапиярд из Эннен Стока. Он был важным лендлордом и членом магистрата. Сняв шляпу перед ними, он спросил:

– Как дела в Браун Элмсе? Как я слышал, все у вас в порядке. И под руководством мистера Мерсибрайта дела идут лучше и лучше. Как жаль, что не все хозяева ферм следуют вашему примеру, мисс Гафф, и не разводят там овец, коров и свиней, вместо стайки полудохлых фазанов!

Потом, не понижая голоса, добавил:

– Если вам досаждает этот тип Тьюллер, мы поможем расправиться с ним, можете не опасаться!

Мисс Филиппа была растрогана выражением симпатии со стороны мистера Тапиярда и обратила внимание, что все остальные также проявляют к ней дружелюбие. Джона Тьюллера не уважал никто в округе. Все прекрасно знали, что он – транжира и бездельник.


Тем не менее мисс Филиппа была очень одинока. Джек жалел ее, видя, как она по воскресным дням уходила обедать в свой пустой дом, где компанию ей составляла лишь глухая кухарка.

– Филиппа сама в этом виновата, – сказала Ненна. – Если бы она хотела, то легко могла бы завести себе друзей, но она даже не пытается этого сделать.

– А я чувствую себя виноватым, я ведь забрал тебя у нее, – сказал Джек, – нам нужно что-то придумать.

– Что именно?

– Ну, например, приглашать ее на воскресные обеды. Тогда вы сможете немного поболтать друг с другом.

– Да, – согласилась Ненна. – Это ты хорошо придумал. Может быть, хотя бы в этом случае она поймет, что я все-таки умею готовить.

Но визиты не удались, потому что мисс Филиппа всегда находила причины попенять Ненне, что та, как ей казалось, неправильно ухаживает за девочкой.

– Боже, на кого она похожа, и почему она сосет кусок сыра? – спрашивала Филиппа. – Это ты дала сыр или Джек? Разве в таком возрасте детям дают сыр?

– Не понимаю, почему нельзя этого делать? – отвечала Ненна. – Посмотри, ведь он ей нравится.

– И вы всегда даете ребенку то, что нравится?

– Если это полезно, то да.

– Мне кажется, что она станет очень капризной и избалованной.

– Она будет просто счастливой, – заметила Ненна.

Мисс Филиппа фыркнула, глядя, как дитя ползет к ней по полу. Она сидела на стуле, подобрав повыше свои юбки, и ей не хотелось, чтобы липкие детские пальчики коснулись ее. Джек нагнулся и взял дочку на руки.

– У нее уже четыре зуба, и вскоре появятся еще два, – сказал он. – Думаю, это нормально для семимесячного ребенка?

– Не, знаю. У меня никогда не было детей.

Джек, скрывая улыбку, взглянул на Ненну. Филиппа по-прежнему не разделяла их радость, несмотря на их старания она все больше замыкалась в себе.

Ненна обычно спокойно переносила критику сестры. Она для себя давно решила, что будет спокойно на все реагировать. Но она не терпела, когда та вмешивалась не в свои дела. И вскоре между ними все-таки произошла ссора.

Было теплое солнечное летнее воскресенье. Линн исполнилось уже девять месяцев. Она, босая, ползала по полу.

Ненна на минуту вышла в сад, чтобы набрать мяты и сказать Джеку, что обед будет скоро готов. Вернувшись, она увидела, что Филиппа, с трудом удерживая Линн у себя на коленях, натягивает второй башмачок на перекошенный чулочек. Ребенок горько плакал, и Ненна сразу же подхватила ее на руки. Она сорвала с нее башмачки и чулочки и швырнула их на диван.

– Не лезь не в свое дело! – резко сказала она. – Как ты смеешь доводить до слез бедного ребенка?!

– Она не должна быть без обуви на холодном каменном полу! Да еще ползать во дворе по тропинке. Ведь Линн может пораниться!

– Не твое дело! – отрезала Ненна. – Не смей здесь командовать. Если ты считаешь, что умеешь воспитывать детей и ухаживать за ними, тебе следует самой выйти замуж и завести детей, пока не поздно!

Войдя в дом, Джек почувствовал приближение скандала. Переведя взгляд с одного сердитого лица на другое, он подошел и взял Линн себе на руки.

– Посмотри, картофель почти готов, – сказал он. – Кипяток сейчас перельется через край и затушит огонь. – Потом обратился к дочке: – Детка, папа покатает тебя на спинке, как лошадка.

Джек сел на плетеный стул с девочкой на коленях и повернул дочку к себе лицом. Затем стал ее подбрасывать вверх, пока та не засмеялась.

Джек-красавчик едет в Варвик,

С ним – красавица-жена.

Вниз и вверх трясет повозку,

Вниз и вверх, туда-сюда —

Что за чудная езда!

Линн что-то залопотала, пуская пузыри. Наклонившись к Джеку, она потянулась ручонками к его карману. Она знала, что там ее ждет зеленый горошек. Ненна улыбнулась им. Ей нравилось, когда Джек играл с ребенком. Но мисс Филиппа так и не успокоилась. После обеда она холодно простилась с ними.

– Ну, – сказала Ненна, обращаясь к Джеку, – я хочу знать, чей это ребенок – мой или ее?

– Наш с тобой, – ответил Джек. Ему не хотелось спорить и он пошутил:

– Будь уверена, ведь она так же любит хлеб и сыр, как и мы!

Часто летом, когда Ненна выбиралась в поле, чтобы помочь в уборке сена, она частенько брала с собой Линн и укладывала ее спать неподалеку в тени у живой изгороди, чтобы можно было присматривать за дочкой. И во время жатвы Линн целыми днями находилась в поле, где за ней уже присматривали другие дети, игравшие подальше от жатки и от жнецов с их острыми серпами и косами.

Однажды жарким днем Бобби Льюппитт поймал большого ужа и притащил его через все поле, чтобы показать детворе. Ненна сразу же бросилась туда, опасаясь, что Линн, которая не спала, могла испугаться. Но когда она туда прибежала, Линн держала ужа в руках, пытаясь прижать его к своему тельцу. Извивающийся в руках уж ей очень понравился. Она смеялась и что-то по-своему лопотала. Когда уж вырвался из ее объятий и поспешно скрылся в кустарнике, Линн заплакала.

– Долли-куколка! – звала она, ползая у изгороди. – Долли-куколка… иди… иди…

Каждую игрушку или домашнее животное она называла «долли-куколкой».

Это была симпатичная девочка со светлыми волосами, в которых сияли рыжеватые отблески. Коротко подстриженные Ненной волосы мягкими волнами лежали на ее хорошенькой головке. Глазки и ресницы у нее были темными, как у матери. Кожа золотилась от солнечных поцелуев.

– Кто это у нас ясное солнышко? – приговаривал Джек, высоко поднимая ее так, что она ручонками почти касалась крыши. – Кто это у нас умница-разумница? Кто же это? Ты не знаешь?

– Долли! Долли! – болтала Линн. – Долли-солнышко! Умница-разумница!

Когда ей исполнился год, она уже говорила и знала много разных слов. Была веселым и спокойным ребенком.


К концу жатвы в этом году выдались пять дней, когда дождь, не прекращаясь, лил с утра до вечера. Это не позволило закончить жатву. На сорока пяти акрах остались несжатые хлеба, и дождь и ветер так били по стеблям, что они полегли. Когда же на шестой день Джек с работниками пошли посмотреть, можно ли продолжать уборку, он решил, что несмотря на влагу овес и ячмень в Топ Граунде все же следует сжать. Но вдруг он увидел, что туда с другого пастбища пробрались овцы Гонлета. Колосья были втоптаны в раскисшую от воды почву так, что было жутко смотреть.