Ему хотелось, чтобы мисс Филиппа поступала так же. Но она не оставляла его в покое и всегда отыскивала его в самых дальних уголках фермы. Как-то она пришла на Твенти Файв Акр, одно из старых полей Мерихоуп, где он подстригал заросшую живую изгородь.

– Я хочу поговорить с вами по поводу камня.

– Какого камня?

– Надгробного камня! На могилу Ненны. Земля сейчас уже наверняка осела, и пора бы заняться этим. Я хочу, чтобы вы сами придумали надпись.

– Вы промокнете, если будете стоять здесь.

– И кто будет в этом виноват? – разозлилась она. – Если бы вы пришли ко мне в дом, как я вас просила, мы могли бы все обсудить и найти решение, как нормальные цивилизованные люди. Но нет! Мне приходится бегать за вами по раскисшим полям, разыскивая вас. Работники никогда не знают, где вы. Или делают вид, что не знают. Поэтому, будьте любезны, уделите мне ваше время и внимание, и давайте решим этот вопрос раз и навсегда!

– Занимайтесь этим сами, – сказал ей Джек. – Вы можете написать любые слова.

– Вам следует поговорить с каменотесом! Что скажут люди?

– Пускай думают, что хотят. Мне наплевать!

– Так, так. Как всегда, вы оставляете все на мои плечи! Вы были мужем Ненны, не забывайте. Почему я должна заниматься подобными вещами?

– Это вы хотите установить надгробие.

Джек работал, повернувшись спиной к ветру. На нем был накинут сложенный утлом вдвое мешок, так что получился толстый капюшон, защищавший от ветра. Но мисс Филиппа стояла с другой стороны подстриженной живой изгороди, и мелкий дождь со снегом бил ей прямо в лицо.

– Не думаю, чтобы вы пожелали оставить могилу Ненны без надгробия и надписи.

– Для чего это надгробие? Оно мне не вернет Ненну! Ведь так?

– А вы что, считаете, ваше поведение вернет ее обратно? – спросила Филиппа. – Все время скулите и бегаете с поджатым хвостом, как загнанная лисица, которая ищет нору, куда бы она могла скрыться. Взгляните на себя. У вас нет чувства гордости?

– Нет.

– Тогда вам следует им обзавестись, – резко сказала мисс Филиппа, – ради вашего ребенка и… ради меня.

– Почему ради вас?

– Я – ваша хозяйка, и даже больше. Вы все время стараетесь меня избегать, приходите ко мне, только когда наступает время получать заработок.

– Я ради этих денег и работаю. Значит, у меня есть право получать их.

– Да, вы работаете. Но что вы делаете, когда свободны? Куда вы ходите и в какой компании проводите время? Вы ведете себя как дикарь и спите в опилках на полу грязной деревенской пивной.

Джек не обращал на нее внимания. Рукой в рукавице он пригнул вниз колючую ветку и отстриг ее садовыми ножницами. Ему нетрудно было представить, что здесь нет этой женщины. Для этого нужно было только слегка повернуть голову, и резкий восточный ветер, шевеля край его накидки, создавал такой шум, который полностью перекрывал ее слова. Именно восточный ветер вскоре окончательно изгнал Филиппу отсюда.


Как-то утром он проснулся в куче отработанного хмеля за печами для обжига извести в Эннен Сток.

Джек не мог вспомнить, как он сюда попал. Он помнил, как уходил из «Лаврового дерева» с приезжим из Брума и показывал ему дорогу до Эгема.

Было еще темно, и в облаках сияла луна. Джек отправился прямиком на ферму. Нужно было приступать к утренней дойке. Джо Стреттон уже начал доить.

Он встретил Джека с двумя полными ведрами молока.

– Бог ты мой, ничего себе видок! От тебя воняет, как будто ты вылез из сточной канавы.

– Это хмель, – ответил Джек, принюхиваясь к своему рукаву.

– Черт побери, парень, я понимаю, что это хмель, и именно он и станет для тебя погибелью. Ты выглядишь хуже старого вонючего кота старухи Нелли Лайси. Тебе об этом скажет каждый!

Джек уселся на свой стульчик и подставил ведро под вымя Дьюберри. Он надвинул на глаза шапку и прислонился лбом к коровьему боку. Ему показалось, что обмякшее тело коровы куда-то уплывает от него. И он опускается все ниже и ниже, в прекрасную, пахнущую навозом тьму.

– Джек, ты что, спишь? – спросил его Питер Льюппитт, глядя на него из другого конца коровника.

– Это точно, он спит, – сказал Джонатан Кирби, выглядывая из-за плеча Питера.

Джек открыл глаза. Бок коровы перестал куда-то исчезать и стал опять твердым и упругим. Он вытянул вперед руку, ухватился за соски, и молоко струйками брызнуло в ведро.

Льюппитт и Кирби заняли свои места. Вместо них к нему подошел Джо Стреттон.

– Джек?

– Ну что?

– Ты завтракал?

– Нет, я не хочу есть.

– Ты выглядишь очень плохо. Мне кажется, что твой запой никогда не кончится. Я могу что-то сделать для тебя?

– Да, оставь меня в покое.

– Хорошо, если ты этого желаешь. Но, наверное, существуют более легкие способы самоубийства! Я в этом уверен.

Стреттон, сильно взволнованный, не отходил от Джека.

– Я собирался сказать тебе насчет письма.

– Какого письма?

– От моего парня Харви. Он возвращается домой. Он прислал письмо из госпиталя в Глостере. Кажется, его ранили в руку. Я не мог разобрать все слова – у него всегда был плохой почерк. Но, наверное, все не так плохо, если вскоре он вернется домой.

– Я рад это слышать, – сказал Джек, – тебе повезло, что твой сын возвращается домой.

Через несколько минут, когда Джек шел через коровник с двумя полными ведрами молока, он поскользнулся и упал на спину. Молоко из ведер полностью выплеснулось на одежду. Оно пропитало фартук и капюшон из мешковины, намочив брюки и куртку. Джо Стреттон помог ему подняться и осторожно усадил на стульчик в углу.

– Посиди здесь и успокойся. Ты здорово ударился. Я принесу тебе что-нибудь подкрепиться.

Он пошел в дом и вернулся с полной чашкой горячего сладкого чая.

– Мне повезло, они как раз завтракали. Я попросил миссис Миггс, и она прислала тебе чай. Выпей, и тебе станет гораздо легче.

Джек пил чай, тяжело отдуваясь. Пар облачком поднимался к его лицу. Влага оседала на его щетине и скулах. С носа свисала капелька влаги.

Чай согрел его. Сразу стало жарко. Но голова была, как пустой котел. Ему было трудно управлять своим телом и конечностями. Поэтому он просто сидел и покуривал трубку.

Он порылся в карманах и нашел там игрушку, которую купил вчера вечером у торговца из Браммагема. Это были связанные красной ленточкой два голландских деревянных башмачка, каждый размером с ноготь его мизинца. Джек с трудом встал и пошел к черному ходу господского дома. Когда вышла мисс Филиппа, он отдал ей пустую кружку и протянул башмачки.

– Я купил это для Линн. Она уже встала?

– Она встала, я отдам их ей.

– Где она? Я бы лучше сам отдал ей подарочек. Могу я войти в дом на минуту?

– В таком состоянии? Мне жаль Линн, хотя, как видно, вам все равно, что она может испытать, увидев вас в таком виде.

Мисс Филиппа с отвращением оглядела Джека.

– Вам что, неясно, что может почувствовать ребенок? Вы не понимаете, что я чувствую, когда вижу вас пьяным и в таком ужасном состоянии?

В этот момент Линн вышла в коридор и встала за Филиппой, выглядывая из-за ее юбок, как маленький жалкий цыпленок.

– Эй, у меня тут для тебя подарочек, – сказал Джек. – Два маленьких деревянных башмачка, которые носят в Голландии. Я их купил специально для тебя. Тебе они нравятся?

Линн вытянула шею и посмотрела на сувенир в руках Джека, потом протянула руку и, молча взяв башмачки, сразу же отступила назад в полумрак. Ее личико оставалось спокойным и равнодушным, хотя она все же нахмурилась.

– Ну, Линн? – подсказала ей мисс Филиппа, – что нужно сказать, когда тебе что-то дарят?

– Большое спасибо, – пролепетала девочка.

– Хорошо, я рад, что они тебе нравятся, – сказал Джек. – Мне кажется, что тебе пора получить подарок – скоро Рождество. Как у тебя дела? Тебе здесь хорошо? Все нормально, да?

Линн продолжала молчать. Она не сводила с него глаз, так напоминавших ему Ненну. Он не выдержал ее взгляда и отвернулся. Прежде чем за ним закрылась дверь, Джек услышал, как она спросила у тетушки Филиппы:

– Кто этот дядя? Он не мой папа, правда? Этот грязный старик, он же не мой папочка…

* * *

Был мокрый день, и Джек повел четырех лошадей подковать в кузницу в Ниддапе. Он ждал своей очереди, прислонившись к двери и глядя на перекресток, где сходились три главные дороги.

В три часа прибыла повозка из Эгема. Из нее вышел молодой солдат с походной сумкой. Это был Харви Стреттон. Когда он свернул на Фелпи Лейн, Джек увидел, что правый рукав у Харви был пустой, подвернут и пришпилен к куртке.

Кузнец был очень занят, так как ремонтировал повозку из Ридлендс Холла, ему пришлось повозиться. Он сказал Джеку, что еще придется подождать.

– Хорошо, я пойду пройдусь.

– Если будешь пить, то выпей кружечку и за мое здоровье!

Джек пошел к «Лавровому дереву». Он повернул налево, к старой церкви, стоящей недалеко от селения. Уже начинало темнеть, но он легко нашел могилу Ненны и прочитал надпись на камне – «Генриэтта Рут, любимая жена Джона Мерсибрайта. Умерла 26 сентября 1900 года в возрасте 24 лет».

Холмик успел зарасти свежей травой. Джек подумал, что надо скосить эту траву.

Внутри церкви кто-то ходил, перемещая вместе с собой световое пятно. Джек стоял и смотрел на него. Оно было заметно сначала в одном высоком окне, потом переместилось в другое. Потом свет появился в восточном крыле церкви. Там стало совсем светло, потому что зажглись свечи у алтаря. Джек, стоя снаружи в сырости и холоде, сильно продрог. Вскоре он двинулся прочь.


Утром в воскресенье он принялся за уборку дома. Он мыл и чистил все. Отмывал пол до тех пор, пока красные кирпичи снова не превратились в сияющие багровые пятна. Джек отполировал все медные ручки и почистил плиту, затем разжег огонь.

Подогрев воду в маленькой комнате для умывания, он разделся и тщательно вымылся, намылившись куском красного мыла с карболкой. Бреясь, Джек столкнулся с проблемой – его бритва с трудом справлялась с грубой десятинедельной щетиной. Поэтому он брился очень долго, все время приходилось еще править бритву. Когда он закончил, кожа на лице покраснела и ее пощипывало. Джек обнаружил у себя на лице узкий шрам, который зажил и тянулся по краю челюсти. Был еще маленький свежий порез на левом ухе. Он так давно не видел себя в зеркале – на него смотрел незнакомый человек.

Джек надел парадный воскресный костюм, хорошую шапку и мягкие башмаки и отправился в главный дом. Миссис Миггс открыла ему дверь и проводила в гостиную. Через несколько секунд к нему вышла мисс Филиппа. Она была в черном шелковом платье с пышными юбками. При его виде от удивления глаза у нее заблестели. Но держалась она очень строго.

– Где Линн? – спросил Джек.

– Почему вы меня об этом спрашиваете? Вы что, принесли еще какие-нибудь дешевые подарки, чтобы порадовать ее?

– Нет, я пришел, чтобы забрать ее домой.

– Перестаньте пороть чепуху! – воскликнула мисс Филиппа. – Как вы можете ее забрать с собой, в ваш дом, где хуже, чем в свинарнике.

– Я там все убрал.

– И кто будет за ней присматривать? Не вы же?

– Почему бы и нет?

– Вы за собой не можете присмотреть, не говоря уже о четырехлетнем ребенке. Да, сейчас с вами все в порядке. Вы выглядите как респектабельный джентльмен. Но я хотела бы знать, на сколько вас хватит?!

– Если вы не против, я хотел бы повидаться с Линн. Вы приведете ее ко мне?

– Нет! – закричала она. – Так нельзя. Я не позволю вам тащить бедную крошку с собой. Мне не нравится ваша идея. Ей здесь гораздо лучше.

– Она моя дочь, а не ваша.

– Поздновато вы вспомнили об этом, не так ли? Вы так долго не вспоминали о ней!

– Но я ее скоро заберу у вас, – сказал Джек.

Она несколько мгновений молча смотрела на него. У нее поблекли глаза, и взгляд стал враждебным. Потом она повернулась к очагу, чтобы согреть руки.

– Как может мужчина присматривать за ребенком?

– Может, если этот человек – ее отец.

– Но вы же работаете целый день.

– Линн пойдет в школу вместе с детьми Гонлетов. Они будут за ней заходить. Она ведь давно мечтала об этом. После занятий Сисси Гонлет посидит с ней, пока я не вернусь с работы.

– Сисси Гонлет всего тринадцать лет!

– Я знаю. Но она хорошо справляется с малышами и нравится Линн. Я вполне ей доверяю.

– Мне кажется, что вы все уже продумали.

– Правильно. Я вчера договорился с Гонлетами.

– Но почему Линн не может быть здесь днем, а вечером уходить домой?

– Нет. Я предпочитаю делать так, как решил.

– А что если вам придется уходить в «Лавровое дерево»? Что станет с Линн, если она проснется ночью и обнаружит, что одна во всем доме?

– Я не собираюсь ходить туда, – ответил Джек.