Несколько месяцев назад Джемайма немедленно отправилась бы в свою комнату и с горя умяла бы целую пачку печенья. Но теперь все изменилось. Джемайма понимает, что они ей завидуют, поэтому говорят гадости. Ну и ведьмы, думает она, не стоит обращать на них внимания. И идет звонить матери.


— Мам? Привет, это я.

— Привет! Как дела, дорогая?

— Хорошо. Только что вернулась из парикмахерской.

— Надеюсь, ничего радикального?

— Нет, я не делала стрижку, только покрасилась, — нет смысла говорить, что покрасилась в блондинку, она только раскритикует меня и скажет, что это вульгарно.

— Только не в блондинку, Джемайма!

— Не совсем, мам. Я сделала мелирование.

— Надеюсь, ты не выглядишь вульгарно. Мне никогда не нравилось светлое мелирование.

— Нет, мам, — поднимаю глаза к потолку. — Я не выгляжу вульгарно.

— Хм-м. Ладно. Как твоя диета?

Я улыбаюсь. Наконец-то она сможет гордиться мной. Теперь я такая, какой она всегда хотела меня видеть.

— Ты не поверишь, мам. Я похудела! Я вешу пятьдесят четыре килограмма!

В трубке воцаряется тишина.

— Мам? — неужели она и в этом найдет что-то плохое? Почему она не может просто за меня порадоваться? Но я понимаю, почему она молчит. Она все еще не одобряет меня.

— Это слишком мало, Джемайма, — наконец произносит она враждебным тоном. — Ты, наверное, на огородное пугало похожа.

— Я выгляжу хорошо, — со вздохом отвечаю я. Зачем я ей вообще позвонила?

— Надеюсь, ты хорошо питаешься, — продолжает поучать она, и я снова вздыхаю. Бог свидетель, я старалась, как могла. Я достигла того, о чем она всегда мечтала. Но она все равно недовольна. И вдруг я понимаю: неважно, что я делаю, она всегда найдет причину, чтобы быть мной недовольной. Мне никогда не сделать ее счастливой. Сначала я была слишком толстой, теперь я слишком худая. Золотой середины нет. Мне никогда не угодить ей.

— Да, мам. А как у тебя дела? По-прежнему ходишь в клуб?

— Да! — оживляется она, как всегда, когда речь заходит о ней. — Джеки, помнишь, я рассказывала про Джеки? Она выходит замуж, и в субботу у нее был девичник! Мы ходили в ночной клуб! Можешь себе представить — я в ночном клубе? С ума сойти! — она все тараторит и тараторит, но я не слушаю. Я отключаюсь. Она заканчивает свой рассказ, мы прощаемся, и я иду наверх, в свою комнату.

Я сажусь за туалетный столик и накладываю макияж, стараясь в точности повторить все, что делала Джеральдина, когда красила меня перед прощальной вечеринкой Бена. Я все еще не могу поверить, что женщина, которая смотрит на меня из зеркала, — я, Джемайма Джонс. Не могу привыкнуть.

Расчесываю свои длинные золотистые волосы, которые будто притягивают свет. Наконец встаю, иду в ванную и широко улыбаюсь, глядя на свое отражение в зеркале в полный рост. Принимаю соблазнительную позу, положив одну руку на бедро. Можете представить меня в такой позе несколько месяцев назад?

— Прощай, Джемайма Джонс, — решительно говорю я, и мне все равно, что Софи или Лиза могут услышать. — Здравствуй, Джей-Джей.

Я смеюсь, откидываю назад свои золотистые волосы и иду звонить Брэду.

Глава 16

«Привет, дорогая.

Не могу поверить, что ты наконец приезжаешь! Мои друзья волнуются еще больше, чем я. Встречу тебя в аэропорту, он находится далеко от города. Потом мы поедем прямо ко мне домой. Не беспокойся — я уже приготовил для тебя отдельную комнату, надеюсь, тебе понравится. Там есть телевизор, видео и ванная комната. И повсюду в доме для тебя я расставил цветы!

Если ты не очень устанешь с дороги, можем сходить куда-нибудь поужинать. Посмотрим. Мне так хочется увидеть тебя! Почему-то я совсем не нервничаю. Наоборот, у меня очень хорошее предчувствие. Мягкой посадки, дорогая. Увидимся через две не дели! (О боже — через две недели!)

Крепко обнимаю и целую. Брэд. Хххххххх»

— Ну вот и все, — говорю я, поворачиваясь к Джеральдине. Она читает электронное письмо через мое плечо. — Хочешь не хочешь, обратного пути нет.

— Что значит, хочешь не хочешь? Ты как будто не рада, что едешь в Лос-Анджелес. Знаешь, давай я поеду вместо тебя!

Я улыбаюсь, потому что действительно очень взволнована. На самом деле больше всего на свете мне сейчас хочется видеть Бена, но Бен, похоже, совсем обо мне забыл. Поэтому приходится довольствоваться запасным вариантом, то есть Брэдом, что, в общем-то, не так уж плохо.

— Я серьезно, — продолжает Джеральдина. — Многие женщины отдали бы правую руку, чтобы полететь в Лос-Анджелес на встречу с таким красавчиком, как Брэд.

— Я хочу с ним встретиться! — и это правда. Мне больше незачем волноваться по поводу своей внешности, но я все равно очень нервничаю. Впервые я совершаю такой смелый, прямо-таки авантюрный поступок. — Но вдруг я ему не понравлюсь?

— Взгляни в зеркало, Джемайма, — произносит Джеральдина. — Чем ты можешь быть недовольна?

Я пожимаю плечами, вижу, что внешне изменилась, что выгляжу совсем по-другому. Но внутренне осталась прежней, я все еще чувствую себя толстухой.

— Этого не произойдет, — решительно заключает Джеральдина. — Ты — красивая женщина. Тебе просто надо к этому привыкнуть и жить дальше.

— Хорошо, хорошо, — с улыбкой отвечаю я. Готова согласиться с чем угодно, лишь бы сменить тему. Все твердят, какая я красивая, меня уже тошнит. Мне начинает казаться, что они надо мной издеваются. Я не ощущаю себя привлекательной, пока еще нет. Может,

иногда, всего на несколько минут, не больше. В остальное время мне почему-то кажется, что я всех обманываю.

— Пойду-ка я к редактору. Надо поговорить насчет отпуска.

— Хочешь сказать, что забронировала билет, даже не спросив разрешения взять отпуск? — Джеральдина в ужасе.

— Да, — я совсем об этом забыла, мой мозг был занят куда более важными вещами, например тем, как сбросить лишние килограммы. — Билет уже забронирован, теперь у меня нет выбора.

— А кто-то говорил, что я слишком легкомысленная, — ворчит Джеральдина и направляется к столу.


— Заходи, заходи, — приглашает редактор, вскакивая на ноги и придерживая для меня дверь. Я поражена: он ведь никогда раньше этого не делал. — Очень рад, что ты зашла, — произнося фразу, он не смотрит мне в глаза: нет, старый осел похотливо разглядывает мою фигуру. — Мне хотелось бы кое о чем с тобой поговорить.

Да уж, конечно.

Усаживаюсь на стул — он подает мне стул! — и медленно кладу ногу на ногу. Тысячу раз видела, как это проделывают Софи и Лиза: чувственно скрещиваю правую и левую лодыжки, обе ноги под углом. Можете себе представить, я, Джемайма Джонс, пользуюсь своей внешностью, чтобы добиться повышения по службе! Смех, да и только. Но редактору явно нравится. На самом деле ему так нравятся мои ноги, что он, похоже, совсем забыл, о чем хотел со мной поговорить. Я тактично покашливаю.

— Да, да. Так о чем мы говорили? — он неохотно поднимает глаза и смотрит мне в лицо. — Боже, Джемайма, — произносит он спустя еще минуту. — Извини, птичка, я просто не могу поверить, что это ты.

Снисходительно улыбаюсь, я уже привыкла получать комплименты от мужчин, которых знаю многие годы и которые почему-то вообще не замечали моего существования.

Например, сегодня утром. Снова звонит внутренний телефон и очередной репортер просит меня подготовить для него репортаж и встретиться за обедом, готов обсудить подробности. Сначала я была в недоумении, что происходит? Но Джеральдина по секрету поведала, что я теперь пользуюсь в офисе огромной популярностью. Наверное, я должна быть польщена и обрадована, но меня это слегка раздражает: интересно почему раньше никто не обращал на меня внимания? Но все не так уж плохо. По крайней мере, в том, что касается работы.

На прошлой неделе мне даже доверили взять интервью, не у скучного местного политика или еще какой-нибудь незначительной фигуры, меня послали взять интервью у знаменитого актера, новоявленной звезды лондонской мыльной оперы, который живет прямо напротив нашей редакции, видно, еще не заработал достаточно денег, чтобы переехать в престижный район.

Все прошло потрясающе, пожалуй, даже слишком. Мне пришлось приложить все усилия, чтобы вырваться из лап этого очень симпатичного мужчины, у которого вдруг выросли тысячи рук, нет, скорее, щупалец, и все они пытались схватить меня за самые интересные места.

Я поняла одну вещь — стоит только похудеть, и жизнь кардинально меняется. Даже мои походы в спортивный клуб проходят теперь совсем иначе. Случилось чудо из чудес: меня с готовностью приняли в закрытый клуб красивых и стройных. И даже когда я в трико — да-да, я сменила свой растянутый тренировочный костюм на облегающее черное трико и велосипедные шортики (хотя даже сейчас не решаюсь надеть яркие коротенькие маечки из лайкры и трусики-стринг, о которых когда-то так мечтала), — без косметики, с крысиным хвостиком на голове, всегда находится куча симпатичных парней, которые пытаются флиртовать со мной. Невероятно.

— Вы часто сюда ходите? — обычно спрашивают они. Я киваю, улыбаюсь и спокойно продолжаю тренироваться, но они не сдаются: стоят рядом и пытаются завязать разговор. Слава богу, если Пол, мой тренер, оказывается рядом, то он вмешивается и направляет их на тренажер в противоположном конце зала. Слава богу, что на свете есть Пол.


Действительно, слава богу. Пол — единственный кто беспокоится о Джемайме. Он не в силах сдержать улыбку, глядя, как мускулистые красавцы пытаются заговорить с ней. «Если бы они видели ее несколько месяцев назад», — думает он. Разумеется, они ее видели, только не замечали. Пол внимательно следит за занятиями Джемаймы. Она выглядит потрясающе, но он обеспокоен тем, как быстро она похудела. Пол убежден, что, несмотря на цветущий вид и бархатную золотистую кожу — по рекомендации Джеральдины Джемайма регулярно пользуется автозагаром «Кларинс», — она вовсе не пышет здоровьем.

Пол пытался вызвать Джемайму на откровенный разговор, но она резко меняла тему. «Я не ограничиваю себя в еде! — повторяла она. — Анорексия? У меня? Не говори глупости».

Действительно, Джемайма не страдает анорексией, она просто одержима, что не менее опасно.


Я сижу в офисе редактора после дневной тренировки и наблюдаю, как он снимает трубку и звонит секретарше.

— Лора, — рявкает он с грубым северным акцентом, — принеси нам две чашки кофе и печенье. — Опускает трубку и обращается ко мне, плотоядно облизываясь. — Ты, наверное, не будешь печенье. Должно быть, трудно снова не растолстеть.

Я краснею. Вот дура.

— Я стараюсь, — твердо отвечаю я.

— Послушай, Джемайма. Вот о чем я хотел с тобой поговорить. Думаю, ты заслуживаешь большего, чем просто вести свою колонку. Я всегда знал, что твое время придет, и теперь, когда ты справилась с этим интервью и доказала свои способности, думаю, пора поручить тебе написание статей.

Забавно, до чего же забавно: теперь, когда я превратилась в стройную блондинку, он вдруг решил меня повысить. Знаю, мне следует поблагодарить его, и он, наверное, этого ждет. Но я сижу, смотрю на его улыбающееся лицо, дряблые щеки, маленькие свинячьи глазки-щелочки, бесстыдно разглядывающие мои ноги. И единственная мысль, которая приходит мне на ум, — ах ты ублюдок. Паршивый ублюдок, ты бы никогда не дал мне этот шанс, если бы я так не выглядела. Если бы я не похудела, то так и сгнила бы, до конца жизни корпя над «Полезными советами».

— Ну что? — редактор вопросительно смотрит на меня. Несомненно, он думает, что я сейчас запрыгаю от радости.

— М-м-м, — я молчу. Он, конечно, настоящий баран, но, с другой стороны, эту возможность я так долго ждала. Мне хочется сказать ему, чтобы он засунул свое предложение в задницу, но одновременно жаль упускать такой шанс. — Почему бы и нет? — наконец произношу я, когда вижу, что редактор уже вспотел от нетерпения.

— Сейчас самое подходящее время, — объясняет он. — Мы всегда понимали, что ты — незаменимый сотрудник, и теперь, когда Бен ушел, нам нужна молодая талантливая журналистка, которой можно было бы поручить все важные репортажи. И, скажу тебе честно, Джемайма, то, что ты превратилась в привлекательную молодую женщину, значительно повысило твои шансы.

Вот. Он сам сказал, признался, что он — ублюдок. И тут я будто прозрела, будто впервые за долгое время я увидела потертое серое ковровое покрытие с пятнами от кофе и дырками, прожженными сигаретными окурками. Увидела газетные вырезки в рамках на стенах — крупные репортажи попавшие в национальные газеты. И редактора, сидящего за пластиковым столом, в дешевой нейлоновой рубашке, с толстыми пальцами и пожелтевшими от никотина зубами. Тут меня охватило неодолимое желание вскочить и броситься вон, без оглядки. Убежать подальше от «Килберн Геральд», а при упоминании имени Бена мне словно нож в сердце вонзили. Он все еще не позвонил, и сейчас мне хочется скрыться из места, где меня преследуют воспоминания о нем.