Джо Беверли - Джентльмен-авантюрист

Нордаллертон, Йоркшир

Март 1765года

Он был пьян, но все-таки неплохо видел в тусклом свете фонарей. И разглядел грабителей за работой. И их жертву — женщину.

Кейтсби Бергойн ухмыльнулся, выхватил шпагу и бросился к бандитам. Услышав воинственный клич, они обернулись, разинув рты, потом бросились наутек.

— Эй, куда вы? — загремел им вслед Кейт, размахивая шпагой. — Вернитесь, мерзавцы! Отведайте моего клинка!

Ответом был быстрый топот ног.

— Черт бы вас подрал! — проворчал он. — Мне бы сейчас не помешало немного размяться.

Шумный вздох заставил его обернуться и снова поднять шпагу. Но опасности не было. Женщина, прислонившись к стене, смотрела на него.

Улицу освещали лишь два тусклых фонаря, так что Кейт видел лишь светлые и темные пятна. Бледное лицо обрамляли распущенные светлые волосы. Темное платье скрывало фигуру от шеи до пят. Платье выглядело респектабельным. Прическа — нет. Да и о какой респектабельности можно говорить, если женщина вышла ночью одна?

Кейтсби вложил шпагу в ножны.

— Должно быть, вы новенькая в этом деле, если оделись так скучно, милая.

Черт побери, куда подевались его манеры? То, что она шлюха, а он не в ладах с миром, не оправдывает бестактности.

— Кейтсби Бергойн, к вашим услугам, мэм, — поклонился он. — Позвольте проводить вас.

Женщина молча покачала головой.

Кейт подошел ближе, чтобы лучше ее разглядеть. Она попыталась отскочить, но сзади была стена.

— Пожалуйста… — прошептала она.

Тонкая рука сжимала на груди шаль, словно это были доспехи.

Кейт пытался придумать что-нибудь ободряющее, когда открылась соседняя дверь и голос с йоркширским акцентом произнес:

— Что здесь происходит?

Коренастый мужчина держал свечу, которая больше освещала его растрепанные волосы, чем улицу. Даже при этом женщина отвернулась, пряча лицо.

Ей есть что терять? Она дорожит репутацией?

— На леди напали, сэр, — сказал Кейт, стараясь, чтобы джин не слишком искажал его голос. — Злодеи убежали. И я прослежу, чтобы она благополучно добралась домой.

Мужчина всмотрелся в него, но, как и все здравомыслящие люди, не стал искать себе проблем. Возможно, этому помог аристократичный тон Кейта.

— Тогда доброй ночи, — сказал мужчина и захлопнул дверь.

Кейт снова повернулся к женщине. Она все еще смотрела на него, но вмешательство человека из привычного ей мира, похоже, вернуло ей голос.

— Я благодарна вам, мистер Бергойн, — сказала она, сбивчиво дыша. — Но пожалуйста… у вас нет необходимости задерживаться дольше.

Голос хорошо воспитанной и образованной женщины. На левой руке нет кольца. Как отец или брат позволяют ей разгуливать по ночам?

— Я, возможно, не эталон джентльмена, мэм, однако не могу позволить леди в одиночестве гулять по ночным улицам.

— Я живу совсем рядом…

— Тогда это меня тем более не задержит.

Кейт жестом пригласил ее идти вперед. В сражениях он командовал мужчинами. Так что определенно справится с одной заурядной женщиной. Она нехотя устремилась вперед.

Из осторожности.

Или от гнева?

Это уже становится интересным.

Кейт, как мог, пытался составить впечатление о ней в сумрачном свете. Трудно судить о ее внешности, но, похоже, выражение лица говорит о негодовании. Да, так и есть. У нее были причины опасаться его, но почему, черт возьми, она злится? Она намеренно замешкалась, но просто так от него не отделаться.

— Вам куда, мэм?

Она ускорила шаг, словно могла обогнать его, — тонкая, угрюмая, вся из острых углов и неприязни.

Кейт без усилий оказался рядом.

— Неразумно рисковать и выходить одной так поздно, мэм.

— Я просто хотела пройтись.

— У меня нет неотложных дел. Если вы хотите прогуляться, я могу сопровождать вас.

Ее черты стали еще тверже, что немного позабавило Кейта. В такой ужасный день подобное приключение для него настоящее благо.

Они вышли на главную улицу города. Пешеходов не видно, но это большая северная дорога, вдоль которой стоят гостиницы, открытые в надежде на поздних постояльцев. Мимо проехала карета и свернула под арку «Золотого льва», лучшей гостиницы в городе.

Слева «Голова королевы» — грязный постоялый двор, — где Кейт собирался утопить горе в джине и потерпел неудачу. Он сбежал на улицу, но мартовский воздух в Йоркшире был холодным, а следующая карета на Лондон отправлялась только ранним утром. Нужно где-то поспать, но он мог себе позволить только общую комнату.

Женщина просто стояла на месте.

— Забыли, где живете, мэм? — протянул Кейт.

Она резко повернулась к нему.

— А вы почему разгуливаете по улицам ночью?

— Мужчине это позволено, мэм. Особенно тому, у кого есть шпага, и он умеет с ней обращаться.

— Мужчинам все позволено, а мы, бедные женщины, ни на что не имеем права.

Ах, вот в чем дело!..

— Кто именно из мужчин вас обидел? Моя шпага к вашим услугам.

У нее вырвался короткий смешок.

— Вы не вызовете моего брата.

— Он не станет сражаться?

— Если только в суде. Он юрист.

— Худшая разновидность негодяев.

Кейт сказал это в общем смысле, не имея в виду никого конкретно, но она согласилась:

— Так и есть.

Что, интересно, этот негодяй братец ей сделал? Что-то такое, за что можно отомстить? Кейт покончил с войной, но сейчас яростная схватка принесла бы удовлетворение.

— Его имя и адрес, — потребовал Кейт.

— Не глупите.

— Возможно, у него есть оправдание, если вы оттачиваете на нем свой язычок.

— Вы бы тоже были резки, если… — Она раздраженно фыркнула. — Полагаю, как мужчина, вы бы настояли на том, чтобы поступать по-своему. Прекрасно!

Перейдя улицу, она пошла по переулку, по сторонам которого выстроились в ряд маленькие домики, и остановилась у четвертой двери.

— Доброй ночи, сэр, — сердито прошептала она.

Стало быть, она не хочет привлекать внимание соседей к своему непристойному поведению. Сквозь закрытые ставни пробивался слабый свет. Кейт понял, что в ее маленьком доме только две комнаты на каждом этаже. Судя по ее повадкам и речи, его новая знакомая потеряла прежнее положение в обществе.

— Ваш брат дома? — спокойно спросил он.

— Нет, слава Богу!

— Он скоро вернется?

— Жить здесь?! Эрону?

Она рассмеялась, но быстро прикрыла рот рукой.

Что-то здесь не так, и трудно не вмешаться. Вечно он подбирает хромых уток и бросается на помощь. Эта тяга к милосердию всегда портила ему жизнь.

— Если вы пригласите меня войти, мэм, возможно, я смогу дать вам добрый совет.

— Пригласить вас? — Она сердито огляделась, проверяя, не слышит ли кто. — Уходите!

— Я не собираюсь вас насиловать. Вы нуждаетесь в помощи, но мы не можем обсуждать вашу ситуацию здесь.

— Мы ее нигде не можем обсуждать. Уходите, или я закричу.

— В самом деле?

— Пьяный нахал… — зашипела она.

Соседняя дверь приоткрылась.

— Кто здесь? Что вы тут делаете? — спросил старческий голос с таким сильным акцентом, что Кейт едва разобрал слова, а ведь он родился и вырос в Йоркшире.

Смысл, однако, был ясен.

Он повернул ручку, втолкнул женщину в дом; шагнул следом, пригнувшись, чтобы не удариться головой, и захлопнул дверь. Оба застыли, прислушиваясь. Кейт заметил, насколько ершистость его новой знакомой контрастирует со сладким запахом. Она потрудилась положить в шкаф с одеждой душистые травы.

Рядом заскулила собака.

Кейт повернулся к новой опасности, но собака оказалась спаниелем. Мирная, незлобная порода. Морду собаки разглядеть было невозможно, но в голосе угрозы не слышалось.

Женщина поспешила к собаке.

— Все в порядке, Тоби.

Она почесала лохматое ухо, и собака завиляла хвостом.

Женщина и собака пошли в кухню, Кейт последовал за ними, инстинктивно пригнувшись, хотя стукнись он о балку, это бы прояснило его сознание. Пол в доме земляной, воздух сырой, в передней комнате только одно продавленное кресло.

Все остальное продано, чтобы выжить?

Что за история тут случилась?

Кейт нырнул в кухню и увидел нацеленный на него нож, который твердо держала худая женская рука. Это было всего лишь короткое кухонное лезвие, впрочем, достаточно острое, чтобы причинить вред.

Пес только заскулил, трус несчастный, зато она, с оружием в руках, с ее яростью, решительным взглядом и белокурыми волосами, на которых играли блики света, была великолепна.

Кейт поднял руки.

— Я не причиню вам вреда, мэм. Слово даю.

— А почему я должна верить вашему слову? Уходите! Сейчас же!

— Почему? — спросил он, оглядывая комнату.

Сальная свеча давала слишком мало света и слишком много запаха, но отлично выдавала бедность. Крошечная кухня, как и весь дом, была холодной. Если в очаге что-то и готовили, то огонь давно погас, осталась только зола. И признаков пищи тоже не видно.

Единственной мебелью был сосновый стол с двумя стульями и грубый буфет с дешевой посудой. Однако там стояло несколько предметов из отличного фарфора и стекла. Память о лучшей жизни, которая сквозит в ее правильной речи и гордых повадках?

Почему эта богиня одна и в столь бедственном положении? Почему ее платье замарано и одета она столь бедно? Ее платье тусклого черного цвета, вязаная шаль уныло-коричневая.

Она оказалась на улице, пытаясь заработать несколько пенни единственным доступным способом?

Ее худоба говорила о голоде, и одновременно она выгравировала неприступность на ее лице, достойном римской императрицы, — высокие брови, прямой нос, совершенные губы, скульптурный подбородок. С таким лицом модный мир не завоюешь, а вот ему, Кейту, грозит опасность завоевания.

— Идите! — снова скомандовала она, но без уверенности.

Трусливый спаниель опять заскулил, спрятавшись за ее юбками.

Кейт сообразил, что его рост пугает ее, и сел, положив руки на стол. Глядя ей в глаза, он сказал:

— Я восхищаюсь вашей отвагой, мэм, но вы меня не напугаете и, если дойдет до борьбы, всего лишь меня поцарапаете. Так что проще сесть и рассказать мне свою историю.

Ее губы дрогнули.

Он на верном пути!

Кейт быстро вытащил из кармана кожаную фляжку и положил на стол.

— Выпейте.

— Что это?

— Голландское лекарство.

— Что?

— Можжевеловая настойка. Джин.

— Джин?!

— Никогда не пробовали? Может, подсластить горечь.

Она крепче сжала нож. Встревожившись, он приподнялся, чтобы защититься, но она взялась двумя руками за рукоятку и вонзила нож в шаткий стол.

— Ну-ну, — сказал он, присматриваясь к ней. — Пожалуйста, сядьте, выпейте и рассказывайте.

— Вы-то уже слишком много выпили, любезный.

— Не слишком много, коль скоро я в сознании. Как я вижу, у вас есть стаканы. Так что мы можем даже претендовать на изысканность.

Внезапно она рассмеялась. Сердитый смех стал своего рода разрядкой. Откинув с лица волосы, она взяла два винных стакана и со стуком поставила на стол. Потом снова подошла к низкому буфету и вернулась с бутылкой.

— Бренди. — Она поставила бутылку рядом со стаканами. — Лекарственный запас моей матери. Сейчас принесу воду.

— Грешно разбавлять такой напиток. — Кейт откупорил бутылку. — Ваша матушка наверху?

— Моя мать умерла.

— Мои соболезнования.

— Четыре месяца назад.

Кейт проклинал себя за то, что напился. Ему подкидывали кусочки картины, а он никак не мог сложить их вместе.

Она села напротив него, прямая и заносчивая.

— Тогда и мне налейте.

Нож торчал в столе между ними. Какое-то смутное воспоминание о дамокловом мече промелькнуло в голове Кейта и исчезло.

Он понюхал бренди. Не из лучших, но и не скверный. Он налил на полдюйма в один стакан и подвинул ей. И столько же налил в другой. Обычно Кейт пил больше, но ей и полдюйма хватит, чтобы она оказалась под столом. Он не хотел ее напоить, только развязать язык.

И чтобы она оказалась в его объятиях?

Нет, в его жизни нет места подобным глупостям, но он поможет ей, если сумеет.

Спаниель положил голову ему на колено, требуя внимания.

— Отстань, трусишка.

— Не будьте жестоким, — сказала она. — Тоби, иди сюда.

Собака отошла прочь, и только тогда Кейт заметил, что у нее не хватает задней лапы. Черт побери, хромая собака вдобавок к хромой утке, хотя этой богине больше подошел бы сокол. Он поднял свой стакан и выпил, зная, что следует уйти раньше, чем он впутается в эту историю.