— Я тоже надеюсь, но как знать.

— Рукоятка слишком вычурная.

— Это корсажный кинжал.

Пруденс недоуменно посмотрела на него; Кейт сунул палец в ее корсаж и подтянул ближе.

— Кейт?

Его палец двигался, вызывая тревожные ощущения. Особенно после того как Пруденс сказала вдове, что они не…

— В корсаже есть планшетка, — пояснил Кейт. — Кинжал там поместится, видна будет только рукоятка.

Вынув из шкатулки кинжал, Кейт вложил его вместе с ножнами в специальный карманчик корсажа. У Пруденс голова шла кругом и подгибались ноги.

Потом Кейт подвел ее к зеркалу.

— Смотри.

Теперь виднелась только красивая рукоятка, смотревшаяся как брошь.

— Вытащи его. Только осторожно. Ножны шершавые, так что они должны остаться внутри.

Пруденс взялась за рукоятку и потянула, глядя в зеркало и чувствуя, что Кейт стоит сзади.

— Его неудобно держать.

— Он не предназначен для постоянного использования. Но пронзит демона, если нужно.

— Я искренне надеюсь, что он никогда не понадобится, — сказала она, повернувшись к Кейту. — А как твоя охота на демона?

— Через пару дней я буду знать все о явных делах Дрейдейла и его уязвимых местах. Мои люди откроют остальное. Которое наверняка есть.

— Толлбридж, вероятно, знает многое.

— Не хочу подключать его раньше времени.

Пруденс положила кинжал и пыталась вытащить из корсажа ножны.

— Позволь мне.

Она подчинилась, и ей это весьма понравилось.

Кейт вытащил ножны, которые действительно цеплялись за ткань внутреннего кармашка в корсаже, потом пощекотал ими шею Пруденс, обвел вокруг губ.

— Думаю, поцеловаться нам можно.

Они так и сделали, разжигая жажду, которую Пруденс пока не могла утолить.

— Когда? — спросила она.

— По крайней мере, через несколько недель.

Пруденс вздохнула:

— Во всяком случае, ты увидел, что Артемис не образец совершенства.

— Ты столкнулась с ее враждебностью? Следовало сказать мне.

— Тебе было бы трудно в это поверить. Думаю, она обезумела от горя. Не только из-за потери мужа, но и из-за умершего сына. Она винит тебя в первом и считает бессердечным из-за второго.

— Я ничего не слышал о младенце, — покачал головой Кейт. — В военное время письма теряются. Что касается первого, то какая связь? Роу умер через несколько недель после моего отъезда отсюда.

— Возможно, головная боль началась тогда.

— Роу не пришел в бешенство от гнева. Я злился куда более открыто. Я никогда не знал, как мало он думает обо мне. И никогда не сознавал, как мало думаю о нем. Роу прекрасно исполнял свой долг, но в его душе не было и крохи новаторства и приключений.

Пруденс взяла руки Кейта в свои.

— Не возвращайся к этому. Ты будешь жалеть. Как, вероятно, жалел и он, открыв этот ящик Пандоры. Его приступ и смерть тому доказательство.

Пруденс поцеловала Кейта, а он обнял ее. Они дарили друг другу успокоение, нужное им обоим больше всего другого.

Глава 31

Пруденс была уже не так несчастна в своей одинокой постели, поскольку теперь знала причину, но лежала без сна, жалея, что они пока не могут соединиться. Тоскуя об отложенной близости, она меньше тревожилась о завтрашнем дне и церковной службе.

Хвала Перри, у нее теперь есть прекрасное платье, но это будет ее первая встреча с соседями. Возможно, семьи Невидимки, Вертушки и Нескладехи будут там, злясь на нее.

Могут быть и другие конфронтации. Артемис, похоже, живет уединенно, но пишет письма, так что может влить яд людям в уши.

Пруденс не распорядилась относительно замены тонких подушек, а матрас действительно оказался слишком твердым. Постель Кейта, на ее вкус, была совершенна. Во всех смыслах. Пруденс беспокойно металась в кровати, мысли путались, пока она, наконец, не забылась сном.

Карен, нервничая, разбудила ее.

— Простите, миледи, но если вы хотите пойти в церковь, то лучше подняться.

Проспать было бы удобно, но долг призывает ее.

Новость, что граф желает позавтракать с ней, сделала утро приятнее. Пруденс надела только корсет и нижние юбки и накинула поверх халат. Улыбка Кейта была столь же радостной, как и ее собственная.

Пруденс заставила его рассказать за завтраком обо всех местных благородных семействах. Прежние претендентки на титул графини жили довольно далеко, чтобы присутствовать в церкви Святого Уилфреда, так что она будет избавлена от их пересудов.

После завтрака они расстались, чтобы переодеться. И когда Кейт вернулся в строгом черном костюме, Пруденс была особенно благодарна Перри за свой элегантный траурный наряд. Кейт вручил ей очередное украшение.

— Думаю, это можно носить во время траура.

Это была серебряная цепочка с черными бусинами.

— Спасибо. — Пруденс надела цепочку. — Но я достаточно жадная и хочу увидеть всю коллекцию.

— Жажда жизни. Мне это в тебе нравится. Твои туфли удобные? В хорошую погоду все здоровые члены семейства идут в церковь пешком. Не спрашивай почему, ведь большинство возвращается обратно в каретах. Это традиция.

— Я не возражаю. Если дорога гладкая.

— В прямом или в переносном смысле? — с иронией поинтересовался Кейт, и Пруденс вспомнила о предстоящих испытаниях.

Два из них ждали в холле — Артемис и вдова. Увидев Пруденс, Артемис скривилась. Неужели надеялась увидеть новоявленную графиню в плохо прокрашенном старом голубом платье? Теперь, когда злоба Артемис вышла наружу, Пруденс больше не боялась свою невестку. Она лишь жалела, что не знает способа помочь Артемис.

Мистер Фламборо подал Артемис руку, наверняка напомнив тем самым, что это делал ее муж. Теперь она должна идти сзади, а совсем недавно возглавляла процессию.

Вдова с недовольным видом шла по другую сторону от Кейта. За Артемис под присмотром гувернантки шагали две ее старших дочери, а за ними свободные от работы слуги, видимо, выстроившись по рангу. Была среди них и маленькая Карен, она с испуганным видом шла в паре с камердинером Кейта Рэнсомом.

Пруденс напомнила себе, что нужно найти решение этой проблемы.

Это было молчаливое шествие.

Они вошли в деревню, в поле зрения появилась церковь. Много народу шло той же дорогой, были тут и несколько всадников, и кареты. Все уступали дорогу процессии из Кейнингза, кланяясь и приседая. Пруденс оказалась под прицелом сотен глаз. Артемис и сюда донесла дарлингтонскую историю?

Когда они вошли в церковь и направились вперед, к местам, принадлежащим семейству Бергойнов, Пруденс напомнила себе, что ей нужно просто произвести правильное впечатление, чтобы пережить это испытание. Она знала, что нужно делать, а чего делать не надо. Все будет хорошо.

Какие бы ни ходили тут истории, после службы все местное дворянство горело желанием засвидетельствовать Пруденс свое почтение. Или поближе рассмотреть удивительную графиню.

Пруденс улыбалась, кивала, говорила, что полагается в таких случаях, а сама тем временем пыталась определить, кто друг, а кто недоброжелатель. Вдова и Артемис стояли чуть в стороне, их тоже окружали люди. Это действительно два лагеря или случайное впечатление?

Когда люди начали расходиться, Пруденс решила, что все прошло отлично. Одна молодая женщина, некая миссис Ротэм, даже могла стать приятельницей. Она надеялась, что Пруденс заинтересуется помощью местным сиротам, и Пруденс подтвердила, что сделает это. Жена викария тоже пыталась заинтересовать ее благотворительностью, но более сухо.

— Ты обратно хочешь ехать или пройтись? — спросил Кейт.

— Пройтись, — ответила Пруденс, надеясь, что никто не захочет составить им компанию.

Она увидела, как Карен уходит с радостной компанией. Пруденс позволила девушке весь день побыть с родными.

Выходя с ними из церковного двора, Карен увидела грязных попрошаек. Девушка повернулась к священнику, мистеру Ловдею, сообщить о несчастных. Пруденс молча наблюдала. Ситуация давала возможность увидеть, действительно ли священник и его жена настоящие христиане.

Однако бедолаги высматривали не викария, а ее, лица их были полны тревоги и надежды. Их хромоногая собачка залаяла и, высунув язык, кинулась к Пруденс.

В какой-то жуткий миг Пруденс захотелось отказаться от знакомства с Хетти и ее детьми. Она очень жалела, что друзья из ее прошлого появились здесь, когда вокруг еще много людей. У Пруденс сердце упало от того, как это будет воспринято. Она наклонилась погладить Тоби и подошла к подруге.

— Хетти, что случилось?

— Ох, Пру! Нас выгнали, а Уилла забрали в тюрьму! Я не знаю, кто еще может спасти его!

Пруденс обняла ее и детей.

— Я сделаю все, что смогу. — Чувствуя интерес толпы и особенно взгляды из карет Кейнингза, она сказала: — Пойдем в церковь, и там ты мне все расскажешь.

— Кто эти люди? — резким тоном спросила вдова.

Даже не взглянув на Кейта, Пруденс ответила:

— Миссис Ларн — мой друг, она помогла мне, когда я в этом нуждалась. И я помогу ей в ответ.

— Обед будет подан, когда мы вернемся из церкви.

— Я могу опоздать, мэм. Пожалуйста, не ждите меня.

— Мы можем опоздать, — подошел к Пруденс Кейт. — Миссис Ларн и мне оказала услугу. — Он взглянул на заплаканных детей, жавшихся к матери. — Вы, должно быть, устали. Можно взять вас на руки?

Оба кивнули, Кейт подхватил их, пыльных и чумазых, и понес в церковь. Пруденс, обняв Хетти, шла следом, она любила Кейта все больше. Пусть весь свет думает, что они опозорили графский титул. Господь, надеялась Пруденс, видит любовь и добро.

Они устроились на задней скамье.

— Расскажи мне все, — попросила Пруденс.

Хетти комкала несвежий носовой платок.

— Не надо было мне приходить, особенно сюда, когда ты такая красивая и с такими прекрасными друзьями. Я тебя выдала перед его семьей?

— Чепуха! Расскажи, что случилось с Уиллом. Почему его арестовали?

— Дело было так. Уилл, как обычно, ушел на работу, а через несколько часов в дверь забарабанили, и управляющий сказал, чтобы мы убирались, потому что Уилла забрали за воровство, а хозяин не желает, чтобы в его домах жили воры. — Она повернулась к Кейту: — Это неправда, сэр! Уилл не вор!

— Конечно, — сказала Пруденс.

— Чем занимается ваш муж? — спросил Кейт.

— Он конюх в «Короне», сэр, и на редкость честный.

— И что он якобы украл?

— Деньги, которые какой-то человек оставил в седельной сумке. Сэр, кража — это ужасное обвинение, за это вешают. Они могут повесить моего Уилла!

Слезы прочертили новые дорожки на чумазых личиках детей. Пруденс вытерла их своим носовым платком.

— Мы не допустим, чтобы до этого дошло.

— Но что можно сделать? — причитала Хетти. — Я просто подумала, раз ты вышла за него, а он такой… такой важный, и ты живешь в графском доме… Я не знала, к кому еще обратиться. Мои родные мне в этом не помощники. Я даже своих сорванцов оставить не осмелилась, потому что во всем этом что-то не так, сэр. Не так!

Пруденс пронзила ужасная мысль. Посмотрев на Кейта, она одними губами произнесла:

— Дрейдейл?

Кейт округлил глаза, потом кивнул и помрачнел.

— А что заставляет вас думать, что обвинение несправедливо?

— Были другие странности, сэр. Несколько дней назад кто-то разбил окна в твоем старом доме, Пру, и бросил внутрь горящие промасленные тряпки. Армстронги, которые теперь там живут, погасили огонь, но никто представить не может, кто это мог сделать. Потом насос во дворе перестал работать, и оказалось, что его испортили.

Дрейдейл! Дает понять, что повредит им через других. Возможно, он узнал о «Дворе белой розы» и воспользуется этим для реванша.

Испорченное колесо кареты могло убить или покалечить их, а теперь Уилла Ларна могут повесить.

— Где ваш муж теперь? — спросил Кейт.

— В тюрьме, это ужасное, грязное место, сэр. Я ходила повидать его, но ничего ему не передала, потому что мне не позволили. Тюремщик разрешил нам только минутку побыть вместе. Я сказала ему, что собираюсь к вам, сэр. К вам и к Пру. Говорят, что суд состоится завтра!

— Всего лишь магистратский суд, — сказал Кейт. — Если его объявят виновным, то будут держать до судебного разбирательства. Но я обо всем позабочусь. Не беспокойтесь.

— Но что вы можете сделать? — всхлипывала Хетти. — Закон есть закон, они нашли в его сумке, которую он повесил в конюшне, придя на работу, три гинеи и какие-то вещи. Вы ничего не можете сделать. Никто не может.

— Хетги, мой муж — граф Малзард, — сказала Пруденс. — Прости, что не сообщила тебе, но мы пока не хотели об этом распространяться.