Хетти ушла, и Пруденс вздохнула с облегчением. Она и письмо сочиняла так медленно, поскольку часто отвлекалась на мысли о Кейте Бергойне. Это просто безумие, прошедшая ночь могла легко погубить ее репутацию, а это означало конец всем надеждам.

Пруденс села рядом с детьми, решительно настроенная больше о нем не думать. Она закончит письмо и отправит его. Эрон поймет справедливость ее требований и, женившись, пригласит жить к себе в Дарлингтон. И там она сможет найти себе подходящего мужа.

Доброго, достойного человека ее круга, а не высокородного мота вроде Кейта Бергойна.

Пруденс отправила письмо, а спустя две недели ей пришлось признать, что брат его проигнорировал.

Теперь она не понимала, почему решила, что он поступит иначе. Эрон всегда умел отмахиваться от неприятных для него обязанностей. Сколько раз ей приходилось заставлять его делать уроки!

Но Пруденс и представить не могла, что Эрон способен игнорировать ее затруднительное положение.

На похоронах матери он с пренебрежением говорил об их маленьком доме на Романби-корт, словно эти ограничения были их виной. Когда брат сделал подобное замечание о мебели, Пруденс прямо сказала ему, что лучшие предметы были проданы, чтобы оплатить услуги врача.

И что он ответил? Что нужно лучше вести хозяйство.

Пруденс понимала, что ей тогда же следовало потребовать большего, но она так привыкла «вкладывать в его профессию», как называла это мать, что уверилась, будто ее стесненное положение не продлится долго.

Пруденс переехала сюда, в самое дешевое жилье, какое смогла найти, чтобы переждать первые месяцы траура и последний месяц учебы Эрона. До недавнего времени она довольно беспечно распоряжалась деньгами, пока молчание Эрона не начало ее тревожить.

Тоби, всегда чувствовавший проблемы, испуганно смотрел на нее и жалобно поскуливал. Пруденс не знала, был ли песик робким до того несчастного случая, когда потерял лапу, — она взяла его в дом уже хромым, — но теперь, похоже, он всегда опасался худшего. Она такой не будет. Она снова напишет брату. Эрону всегда все нужно было излагать прямо. Пруденс взяла письменные принадлежности, но Тоби, жалобно глядя, снова заскулил.

— Ты прав. Какой смысл повторяться?

Но что ей остается? Влачить существование здесь на три гинеи в месяц или открыть школу, учить местных детишек основам письма и счета, получая за это яйца, хлеб и капусту?

— Все в порядке, мисс? — весело произнесла Хетти универсальное местное приветствие.

Пруденс смахнула слезы.

— Что ты здесь делаешь, Хетти?

Женщина вздрогнула от резкого тона.

— Я просто принесла овощи, отец прислал.

Соседка держала кочан ранней капусты.

Пруденс чуть было не сказала что-то резкое о благотворительности, но воспитание и здравый смысл остановили ее. Поддержка ей сейчас ох как нужна.

— Прости, Хетти. Я просто… расстроена. Спасибо. Ты очень добра.

— Не за что, мисс. Этой весной зелень хорошо растет. — Она склонила голову набок. — Не хочу вмешиваться, мисс, но… Я могу чем-нибудь помочь?

— Где дети? — сменила тему Пруденс.

— Овощи привезла моя мама. И счастлива приглядеть за внуками. У вас плохие новости?

Пруденс хотела сказать «нет», улыбнуться, сберечь свою гордость, но правда вырвалась наружу.

— У меня нет новостей. Мой брат меня игнорирует.

— Ваш брат? Тот, что в Дарлингтоне?

— Он юрист.

Пруденс сказала это, защищаясь, и тут же поняла свою ошибку.

Хетти разинула рот:

— Тогда почему вы живете здесь?

Пруденс хотелось излить свое горе, но гордость, проклятая гордость заставила ее сказать:

— У него сейчас нет места. Он собирается жениться, и тогда у него появится дом, который отдаст ему тесть.

— И все-таки вам следовало бы жить в лучших условиях.

— Устроиться поверенным стоит дорого.

— Думаю, да, мисс. Но вы сказали, что он собирается жениться. Тогда все наладится. Они с женой будут рады вам, особенно когда появятся детки.

— Ты имеешь в виду, что они захотят иметь бесплатную няню?

— Родственницу для помощи и общения, — пояснила Хетти.

Невозможно объяснить, что для Пруденс жизнь в доме брата будет не такой веселой. Она бы с радостью составила компанию его молодой жене, некой Сьюзен Толлбридж, но вовсе не хотела быть бедной родственницей, которая за все благодарна и берется за любое дело, чтобы это доказать.

— Когда свадьба? — спросила Хетти.

Еще один пугающий вопрос. Пруденс об этом понятия не имела.

— Скоро, — сказала она со все нарастающим волнением.

Свадьба! Почему она об этом не подумала? Свадьба все поправит. Эрон должен прислать ей денег на дорогу и на подделку новых нарядов, чтобы сестра его не опозорила. Пруденс будет вращаться в высшем свете Дарлингтона, поскольку нареченная Эрона — дочь весьма преуспевающего торговца.

Воспрянув духом, Пруденс пожалела о своей недавней резкости.

— Называй меня Пруденс, Хетти. Или ты предпочитаешь, чтобы я называла тебя Хестер?

Молодая женщина рассмеялась:

— Ой, не надо, мисс, то есть Пруденс! А то я не пойму, кого вы имеете в виду.

Жена, мать двоих детей, хоть и на четыре года моложе двадцатишестилетней Пруденс, способна заливаться смехом как девочка?

— Простите мне мои слова, Пруденс, но руки у вас грубоваты для леди, — покачала головой Хетти. — Принести вам крем?

— Крем?

— Мне мама делает. Пахнет резковато, зато отлично смягчает загрубевшую кожу.

— Ты уже столько для меня сделала.

— Я ведь просто по дружбе предлагаю. Если вы не считаете, что я слишком много себе позволяю…

— Конечно, нет.

— Тогда я сейчас принесу, — просияла Хетти.

Когда она ушла, Пруденс улыбнулась с новой надеждой.

Свадьба. Дверь в лучшую жизнь. Когда она отправится на свадьбу в Дарлингтон, не будет причин возвращаться сюда. Ее жизнь совершенно переменится за один вечер.

Ей нужно новое платье, и не одно, но Эрон, наверное, действительно еще ограничен в средствах.

Когда Хетти принесла баночку с кремом и снова ушла, Пруденс поднялась наверх проверить свое единственное хорошее платье, которое хранилось в деревянном сундуке, тщательно завернутое в муслин и пересыпанное душистыми травами.

Ее единственное приличное платье, правда, ему уже четыре года.

Пруденс разложила платье на кровати и внимательно осмотрела. Она надевала его только в церковь и в редкие визиты Эрона, так что платье хорошо сохранилось. Подол обтрепался, хотя если его немного подвернуть, это окажется незаметным. Пруденс поднесла платье к маленькому окну. Когда-то яркий голубой цвет поблек, но, возможно, это не будет слишком заметно, да и приглушенные тона больше приличествуют трауру. Полгода еще не прошло со дня маминой смерти.

Пруденс следовало бы оставаться в черном, однако голубое платье скромное, а Эрон явно считает, что срок траура миновал. Может быть, добавить какую-нибудь отделку? Шнуры, тесьма и ленты дорогие, а вот если купить нитки, то можно украсить платье вышивкой. Черной или каким-нибудь оттенком синего.

Однако даже нитки и хорошие иголки стоят денег.

Пруденс вытащила шиллинги, глядя на них как на талисманы. Потом кивнула, накинула шаль и отправилась по магазинам.


Три недели спустя Пруденс пулей вылетела из дома и вбежала в соседнюю дверь. Она впервые оказалась в доме Хетти и, разумеется, не собиралась делать это без приглашения, но ей было просто необходимо с кем-то поговорить.

Хетти, стоя на коленях перед лоханью, что-то энергично стирала. Увидев Пруденс, она заморгала и начала подниматься.

— Нет-нет… — начала было Пруденс, но сообразила, что нехорошо, если Хетти останется на коленях. — Я хотела сказать… как тебе удобнее. Извини. Мне не следовало так к тебе вламываться.

Хетти уже поднялась и вытирала руки о фартук.

— Чепуха. Одеяла все равно должны помокнуть.

— Одеяла?

— Сегодня теплый и ветреный день. Самая подходящая погода для стирки одеял. Что-нибудь случилось, милая?

Для Пруденс по-прежнему было в новинку это обращение. Казалось, оно еще глубже погружает ее в пучину здешней жизни, но она так уверилась в скорых переменах, что это не имело значения.

Пруденс села на табурет у простого стола. Стул был только один, и она знала, что он предназначен для Уилла, главы семьи. Мужчины — хозяева всего.

— Мой брат женился.

Хетти безучастно смотрела на нее, потом ахнула:

— И вас не пригласил?! Почему он так поступил?

— А почему ему так не поступить? — горько ответила Пруденс.

— Но вы так трудились над платьем.

Пруденс уже жалела, что пришла сюда и открыла свою боль.

Хетти поставила на стол кувшин и два глиняных стакана.

— Это ведь не джин? — спросила охваченная воспоминаниями Пруденс.

С той ночи она в самые тяжелые моменты с чувством вины пила остатки бренди.

— Джин? — воскликнула Хетти. — Если бы он у меня был! Это мамин кордиал. Он поднимет ваш дух.

Она села напротив и подвинула стакан.

Пруденс принюхалась и уловила запах трав. Она отпила, сначала почувствовала сладость, а потом закашлялась.

— Да это же алкоголь!

— Всего лишь мамино домашнее вино. Травы пойдут вам на пользу.

Пруденс отхлебнула еще.

— Я так в пьяницу превращусь.

— Да будет вам! А теперь расскажите, что случилось. Вы получили письмо?

Пруденс еще немного отпила.

— Да. Ты не поверишь, от жены моего брата. Сожалеет, что я не смогла присутствовать, и жаждет поделиться всеми подробностями.

— Что ж, это мило с ее стороны.

— Мило?! Да это просто насмешка, причем откровенная! Все подробности о приятном обществе, изысканном свадебном обеде, о ее платье и новом костюме Эрона, об их доме. И все эти шпильки нацелены в мое сердце.

— Ох!

Хетти отхлебнула кордиала.

— Это правда. Это она решала, кого приглашать, а кого не приглашать на свадьбу. Это она не захотела видеть меня в Дарлингтоне.

— Ваш брат мог дать ей отпор, если бы хотел.

— Может быть, и нет. Она принесла в их семью кругленькую сумму, а ее отец в городе весьма влиятелен.

— И все-таки ваш брат — глава семьи.

Пруденс вздохнула:

— А я все время нахожу ему оправдания… Я просто дурочка, правда? — Она отпила еще. — Понимаешь, я так надеялась на эту свадьбу. Там я была бы леди, вращалась в достойном кругу. Я могла бы даже…

Хвала небу, она прервала свои откровения раньше, чем призналась, что мечтает встретить джентльмена, который обожал бы ее.

— Крепкая смесь.

Пруденс хмуро посмотрела на свой стакан.

— Отлично лечит простуду и ревматизм.

И разбитое сердце? Ее мечты разлетелись вдребезги, забрав с собой надежды.

Покачивая в руке стакан, Пруденс отпивала по глоточку.

— Я не хочу так жить, Хетти. — Пруденс сообразила, что это могло прозвучать оскорбительно. — Я имела в виду не место и не людей, но… я хочу большего. Я хочу…

— Мужа. Каждая женщина этого хочет, и каждый мужчина хочет иметь жену. Но я знаю, для леди вроде вас это нелегко. Вы не можете выйти за простого человека, а чтобы выйти за джентльмена, вам нужны деньги.

— А ты принесла деньги в семью?

— Я принесла постельное белье и новую одежду для себя. И я здоровая и работящая, как и Уилл. Он знает свое дело, а я умею вести дом и заботиться обо всем.

— Я знаю, как вести дом.

— Со слугами, — сказала Хетти без явного намерения обидеть.

— К примеру, с этим домом я управляюсь, — запротестовала было Пруденс, однако потом вспомнила о хлебе, который не пекла, об одеялах, которые некогда не стирала, о моли, которая прогрызла в них дырки.

Да, она убиралась и вытирала пыль, но не делала крем для рук, не поджаривала корни одуванчика для чая, не держала цыплят.

— Я действительно знаю, как вести хозяйство со слугами, — согласилась она. — Когда мы жили в Блайдби-Мэноре, я помогала управлять нашей частью. Помогала присматривать за ценными вещами вроде тончайшего полотна, стекла и фарфора.

И все это ушло. За исключением любимой вазы матери и двух стеклянных винных стаканов, из которых она пила бренди с каким-то мошенником и повесой…

Хетти смотрела на нее округлившимися глазами, потом долила стаканы.

— Вы жили в поместье?

— Что? Да, в Блайдби-Мэноре. Но не так, как ты думаешь. Мой отец служил там библиотекарем.

— Как же получилось, что вы оказались здесь? Поместье! Подумать только!

Пруденс об этом думала, и слишком часто. Она размышляла о комнатах, в которых жила их семья, о поместье, в котором гуляла. Помнила ощущение, что она там своя, почти член семьи сэра Джошуа Дженкина, свое знакомство с дочками соседей. Она считала себя членом их общества.