Ирина Степановская - Джентльменов нет – и привет Джону Фаулзу!

– И тебе не надоедает работа?

– Надоедает, конечно, но тогда меня поддерживает мысль о том, как я смогу потратить заработанные деньги. Что смогу купить на них, куда поехать, какие сделать подарки…

– Мама! Ты просто прелесть!

– Насколько я знаю, тебе нравится работа со студентами. Так не бросай ее. Кстати, чем от тебя так приятно пахнет?

– «Кормление» начальничков на Руси, от маленьких до великих, никогда не переведется, – засмеялся он. – Перед экзаменами студенты считают своим долгом дарить мне хорошую парфюмерию.

– Бесстыдник! Обираешь бедных студентов!

– Ей-богу, я им даже не намекаю! – Юра приподнялся на локте, чтобы матери лучше были слышны его слова.

– Верю. Думаю, что инициатива исходит от студенток. Девочки, насколько я помню, всегда были к тебе неравнодушны.

– Девочки – да! – Юра опять сполз под одеяло и удобно устроился на подушке. – До той поры, пока кто-то не успевает втемяшить им в головы, что мужчина должен их со держать.

– Я полагаю, теперь это происходит довольно рано. – Елена Сергеевна встала и пошла проверить, набралась ли вода в ванну. По дороге она взглянула на Юрину обувь. – У тебя ботинки мокрые!

– И брюки были тоже! – весело отозвался сын. – Сегодня мне пришлось немного поработать водопроводчиком!

– Ага! – Елена Сергеевна достала из тумбочки электрическую сушилку для обуви и приспособила к ней ботинки. – А ты, мой дорогой, сколько я тебя к этому ни приучала, так и не следишь за обувью с вечера, чтобы утром уже не возиться с ней!

– Я и так с ней утром не вожусь! – Юра смешно, по-мальчишески спрятался в подушку. – Все равно при нашей постоянной грязи ботинки через полчаса после выхода из дома становятся точно такими же, какими были накануне до чистки! – Он продудел это протяжно, как слоненок.

– Я же говорю: бесстыдник!

– Мама, подойди ко мне! – Он сделал руками хобот, как делал когда-то в детстве, и стал трубить.

– Ну что еще?

– Подойди! – Его голос был требователен, как тогда, когда ему было пять лет и он боялся спать без мамы.

Елена Сергеевна подошла, отодвинула одеяло, поцеловала сына в щеку.

– За что я тебя люблю, – сказал Юра, – так это за то, что ты никогда не упорствуешь в мелочах!

– Я тоже тебя люблю, – ответила Елена Сергеевна. – Главным образом за то, что ты – плохой ли, хороший ли – мой сын!

На этой сентиментальной ноте Юра заснул, а между тем вокруг него назревали некоторые события.

Пока он добирался к Елене Сергеевне, пил вместе с ней чай и объяснялся ей в любви, в его квартире за празднично накрытым столом сидела в одиночестве нарядно одетая Настя. Как рекомендуют уважающие себя светские журналы, она поставила на стол две высокие свечи и букетик цветов. Нелишним также было предположить, что и белье она надела не старое. Однако это нисколько не помогло. Юра не появился. Настя, естественно, не все время сидела на одном месте, будто квашня в кастрюле. Периодически она набирала номер Юриного мобильного телефона (предусмотрительно отключенного хозяином), зачем-то высовывалась в окно, будто Юре могло прийти в голову стоять под окнами, изображая впервые влюбленного. Время от времени она включала и выключала небольшой телевизор – в общем, проявляла все признаки женского беспокойства. И это, конечно, могло бы вызвать сожаление и сочувствие, если бы не злые зеленые огоньки, тем сильнее разгоравшиеся в ее глазах, чем ближе стрелки часов продвигались к двенадцати. Когда же они перевалили в сторону новых суток, Настя, будто решившись на крайнюю меру, набрала номер телефона Елены Сергеевны и по ее приглушенному голосу поняла, что Юра у нее и уже спит.

– Мамочка! – со слезами в голосе произнесла Настя, хотя глаза ее оставались совершенно сухи. Она считала, что ничего не может так расположить к себе будущую свекровь, как такое обращение к ней будущей невестки. – Мамочка! – с надрывом повторила она. – Мне кажется, наш Юрочка загулял! Его до сих пор нет дома! Ужин остыл. Я ужасно беспокоюсь, не случилось ли с ним чего!

– Не беспокойся, дорогая. – Елена Сергеевна к Юриным женщинам относилась философски. – Он у меня и уже спит. И ты ложись, поговорите с ним завтра.

– Но как же так?! – изобразила удивление Настя. – Я его жду, волнуюсь, а он у вас!

– Он пришел довольно поздно. Сказал, что устал, что не надо тебя беспокоить. Выпил чашку чаю и лег спать.

Настя изобразила такое глубокое переживание, на какое только была способна. Режиссер любого любительского театра принял бы ее на главные роли в амплуа героини не задумываясь.

– Вы, наверное, не хотите, чтобы мы с Юрой поженились… – добавила Настя в голос слезу. – А я вас так ценю, так люблю…

– Ну что ты, Настя! – Елена Сергеевна сохраняла спокойствие. – Я вовсе не против тебя, не против вашего с Юрой брака. У каждой пары бывают размолвки. Но сейчас тебе лучше лечь спать. Юра под моим присмотром, с ним ничего не случится, а утро вечера мудренее!

– Но если вы не против меня, пошлите его домой! – Настя приступила к главной цели своего звонка. – Это же не дело, чтобы муж, вместо того чтобы идти к жене, шлялся то туда, то сюда.

Елена Сергеевна деликатно пропустила существительное «жена» и глагол «шляться» мимо ушей.

– Ты же знаешь, он заходит ко мне довольно часто. И не стану я его будить сейчас, среди ночи.

Настя не смогла скрыть разочарования.

– Хорошо, я сделаю, как вы сказали. Но уж завтра, пожалуйста, если он снова придет к вам, пошлите его домой!

– Учти, – Елена Сергеевна улыбнулась в трубку, – если мужчину отправить куда-нибудь не по его воле, он может оказаться совсем в другом месте!

– Так то мужчину… – вырвалось у будущей невестки.

– Что-что? – переспросила Елена Сергеевна.

– Ничего. Спокойной ночи! – Настя повесила трубку и глубоко задумалась.

«Нет, она на самом деле против меня, эта его противная мать! Но все равно, – Настя прочистила ногтем щель между зубами, – я их заломаю! Не для того я терпела этого придурка столько лет, чтобы к тридцати годам оказаться на бобах. Женится как миленький и будет со мной пай-мальчиком! С его-то неспособностью зарабатывать деньги! Позор! Ну уж нет! На то в пруду и щука, чтобы карась не дремал!»

Разозленная Настя села ужинать в одиночестве, но кусок не особенно лез ей в горло. Она решила выпить вина. Но и вкус молдавского вина, и этикетка, на которой было указано его плебейское происхождение, ее раздражали еще больше. «Куда только не ездили мои подруги! – думала она. – Где только не загорали, где не развлекались! А я все парюсь со своим идиотом!» Она отыскала в шкафу непочатую бутылку водки, со злостью открутила металлическую крышку, налила себе сразу четверть стакана.

– Уф!

После водки Насте стало легче. К ней вернулась работоспособность, и она отправила в стиральную машину пару Юриных рубашек, ощутив при этом слабый запах его тела, смешанный с одеколоном. Это не растрогало ее, наоборот, вызвало новый прилив беспокойства. Она вспомнила слова Елены Сергеевны. «Интересно, а откуда он пришел к матери так поздно? Не в институте же сидел! Уж не завел ли роман с какой-нибудь студенткой? – подумала она. – Но нет, не думаю! Студенток надо водить в кафе, в кино, на дискотеки. А он любит валяться на диване. Но если он действительно устроился на дополнительную работу… – Она обдумала ситуацию и улыбнулась. – Пусть лучше устроится, а уж я сама буду встречать его у банкомата!»

Наутро торопившийся к первой паре в институт Юра за чашкой кофе выслушал рассказ Елены Сергеевны о звонке Насти.

– По-моему, тебе действительно сегодня надо поехать домой, – деликатно заметила мать, целуя его на прощание. – Нехорошо, когда женщина ждет тебя одна в твоей же квартире…

– Иногда лучше избежать сражения, чем вступать в бой, не зная, что хочешь получить от победы, – ответил Юра. – Что ты мне посоветуешь?

– Без женщины жить трудно… – заметила мать.

– Но если в сражении меня побьют, ты пустишь меня зализывать раны?

– Пущу, конечно. Но в этом случае лучше применить дипломатию, чтобы не доводить до войны. Купи Насте какой-нибудь подарок! Все женщины, в общем, более-менее одинаковы, дорогой!

– Кроме тебя!

– Я ведь твоя мама, а не любовница. Разница в этом.

– Ох, если бы не дурацкий инстинкт, из-за которого мужчины не могут спокойно существовать, не находясь в зависимости от юбки, близко бы не подошел ни к одной женщине! – пробурчал сын, выходя из квартиры.

– Мать еще не пришла? – спросила Вика сестру, прямо в пальто заглядывая в кухню.

Катя сидела за столом, намазывала на хлеб масло, пила чай и одним глазом читала книжку.

– Ей позвонила какая-то женщина, мама оделась и куда-то умчалась.

– Куда? – Вика почувствовала, как неприятно у нее похолодело под ложечкой.

– Ты стала очень подозрительной в последнее время! – Катя оторвалась от книжки и взглянула на Вику. – Это с Мишей связано? – Мишей звали того самого парня, у которого Вика ночевала накануне.

– При чем тут Миша? – Вика ушла в прихожую и стала там раздеваться. До Кати донеслись шлепок упавшей на пол сумки, стук закинутых в угол ботинок и шепотом произнесенное ругательство. – Все-таки кто же ей звонил? – Вика снова вошла в кухню и налила себе чай.

– Иди сначала помой руки! – Катя хоть и была младше сестры, но к вопросам гигиены относилась строже.

– Обойдешься. Колбаса есть?

– Нет. Мама сказала, что до получки еще два дня. В пакете есть печенье.

– На фиг мне сдалось это печенье? Я жрать хочу! – Вика открыла дверцу холодильника, окинула взглядом полки, залезла в морозильник, снова закрыла его и со стоном извлекла пакет молока. – Вот сволочная жизнь! Вечно ни пожрать, ни выпить! Сколько я себя помню, на все вопросы один ответ: «Подожди, до получки осталось два, три, четыре дня!» Да провалилась бы она, эта получка! За эти деньги даже удавиться и то не получится – мыло с веревкой стоят дороже!

– Мама придет – она тебе покажет мыло с веревкой! – Катя засунула остаток печенья в рот и перевернула страницу. – Хочешь – ешь! А не хочешь – не мешай! Тебе вчера говорили – иди ужинать, а ты сказала – не хочу! Вот теперь и пей одно молоко!

– Ну и ладно! Не лезь ко мне! Все равно, кроме молока, ничего в горло не пойдет.

– Почему? – Катя оторвалась от книги и посмотрела на сестру с интересом. – Ты беременна?

– И эта туда же! – Вика возмущенно покачала головой и отпила молоко прямо из пакета. – Шпионка кардинала! Не дождетесь вы у меня, чтоб я была беременна! Я не такая дура, как наша мама! Плодить нищету!

– Значит, ты и я – мы нищета?

– А то кто же? И зачем я пошла в этот педагогический институт? Тоже все, как ты, книжки читала! Пошла бы на экономический – сейчас бы уже подрабатывала в банке!

– Ага! – Катя скептически поджала губы. – У тебя по математике тройка была. И потом, на экономический без денег все равно не поступить, так что судьба твоя стать дипломированным филологом. – Катя в раздумье посмотрела на оставшуюся горбушку батона, уже протянула к ней руку, но на всякий случай спросила: – Будешь горбушку?

Вика подумала. Посмотрела на крошки, усыпавшие край стола, за которым сидела Катя.

– Буду. Ты ведь ела уже?

– Ела. Бери. – Катя вздохнула. – Мне все равно худеть надо. Вон в банке варенье есть. Намазать?

– Не надо. – Вика осторожно, будто боясь подавиться, откусила кусочек хлеба и запила молоком. Поморщилась. – Живот болит. Может, у меня язва?