– За что жены тебя не любили?

Лиза усмехнулась:

– За всякие глупости. Например, когда еще у нас не было стиральной машинки, а друзья приходили звать моего мужа на рыбалку или охоту, я вставала возле входных дверей и громко, во всеуслышание заявляла, что поехать с ними мой благоверный никак не может, потому что в воскресенье полно хозяйственных дел. Нужно постирать белье, помочь мне приготовить обед на три дня, погладить и помыть полы. «Да что же у тебя делает жена?» – спрашивали у мужа сослуживцы, а женщины вторили им: «Она не любит мужа!»

– Да, ситуация, – усмехнулась Нина, которая сама в течение тринадцати лет в одиночку стирала, и гладила, и подавала еду, и готовила, и мыла.

– «Он с тобой разведется!» – пугали меня, – продолжала Лиза. – Но удивительное дело: по мере моего пребывания в роли прислуги я странным образом стала замечать угасание своего влечения к мужу. Если раньше я не могла спокойно видеть его замечательно красивое тело, теперь, после того как поздно вечером я падала в постель без сил от изнуряющего и отупляющего домашнего труда, оно стало меня раздражать. Иногда соседки спрашивали меня, чего я добиваюсь. Я отвечала, что хочу, чтобы у меня оставалось больше времени играть с ребенком, гулять и заниматься спортом. Несправедливо, что мужчины обязаны ходить на тренировки или играть в футбол, а женщины тем временем готовят для них еду, стирают и учат с детьми уроки. Хозяйственные дела нужно делить с мужьями поровну.

«Да они же устают на службе!» – крутили пальцами у висков мои соседки.

«Устают не больше, чем женщины, сидящие у постели больного ребенка, – отвечала я им. – У многих из вас не по одному ребенку – по двое, по трое. Если бы ваших мужей вместо службы засадить дома и заставить их выполнять всю домашнюю работу, ту самую, с которой успешно справляетесь вы, через неделю они подняли бы бунт!»

Я говорила, что переключение служебных дел на домашние – лучший отдых, только женщины должны быть сплоченнее и требовательнее! Это ничего не изменило в жизни нашего городка, только я прослыла подстрекательницей и ниспровергательницей основ. Жена полковника, во второй раз пригласившая меня на беседу, открыто намекнула, что перевод моего мужа в более цивилизованные края целиком зависит от моего поведения.

– Что же было дальше? – спросила Нина. Она не хотела быть Лизе судьей, но про себя знала: она сама тоже была Кириллу фактически прислугой, но не из-за неграмотности и невежества. Она хотела быть ему помощницей и другом, поэтому брала на себя то, с чем он не мог справиться. В конце концов, Нина усмехнулась, Кирилл ее предал.

– Я ушла из-за машины, – сказала Лиза. Они уже перешли в кухню варить кофе. Нина кипятила воду в кофеварке и ждала момента, когда нужно всыпать кофе. Лиза просто сидела за столом и монотонным голосом говорила ей в спину: – Если рассказывать коротко, мы все-таки попали в аварию. За рулем была я. Причем незадолго до того я выслушала несколько замечаний насчет того, что женщины – курицы, машину водить не могут, ну и так далее.

«Ага! – без злости подумала Нина. – Дело объясняется просто: тот, кто не любит, – не хочет лишних хлопот. Зачем заботиться, волноваться, стремиться научить? Никто не хочет угождать нелюбимому человеку. Проще либо откупиться раз и навсегда, либо раз и навсегда запретить. Мне запрещал водить машину Кирилл, Лизе – ее второй муж. Но ни она, ни я не подчинились. Что ж, все произошло по справедливости, мы с Лизой квиты».

– Я никому не рассказывала об этой аварии, даже отцу, – продолжала Лиза. – Не знаю почему – наверное, правду открыть было неудобно, врать тоже не хотелось.

Нина сварила кофе и подала ей чашку.

– Недалеко от нашего городка, в лесу, мы попали в клещи.

– Не так уж редко это случается, – заметила Нина. – Со мной был такой эпизод, когда я еще только училась.

– Я пошла на обгон военного грузовика, а впереди навстречу мне вдруг выскочил из-за пригорка легковой автомобиль. – Лиза сейчас вся была там, в густом осеннем лесу, прозрачном от солнца, оранжевом от листвы. – Кажется, это был «Мерседес». Он приближался ко мне с такой ужасающей скоростью, что я растерялась. Я поравнялась с ним, и времени на то, чтобы его обогнать, у меня уже не было. Муж мой словно оцепенел. Я направила машину на обочину встречной полосы, зная, что не удержусь на ней – вылечу в кювет. Но в кювет было все равно лучше, чем в лоб летящему «Мерседесу», – шансы на спасение, хоть небольшие, оставались. Сашка, к счастью, был в это время дома с няней. В какую-то секунду моя машина подпрыгнула, как кузнечик, перевернулась на крышу, еще проползла несколько метров, прокрутилась вокруг своей оси и остановилась. Мы остались живы и не сломали себе шеи по чистой случайности – попали на относительно ровную площадку, поросшую травой. Если бы в этом месте росли деревья – нам не выжить. Мой муж первый понял, что, если бензобак поврежден, машина может взорваться. Он выбрался и отбежал от машины подальше, забыв про меня. У меня заклинило замок ремня безопасности, я выбиралась довольно долго. Пожара, по счастью, не произошло, я выползла на землю и осталась лежать. Я тоже подумала про взрыв, но отползти подальше не было сил. У меня была сломана грудина. Ключица и рука болтались и страшно болели. Но все это я поняла уже потом. Сразу после аварии я еще не осознала, что жива. Если бы машина взорвалась, я двадцать раз могла бы сгореть заживо, но этого не случилось, бензобак не был поврежден. В какой-то момент я повернула голову и увидела, что муж стоит поодаль между деревьев. Я поняла, что он жив. А мне жить уже не хотелось, потому что я поняла, что в этой страшной ситуации он бросил меня умирать. Я закрыла глаза и притворилась, что ни на что не реагирую. Муж выждал немного, потом осторожно приблизился ко мне и молча пощупал мой пульс. Я посмотрела на мужа – мне хотелось увидеть его лицо. В нем не было ни капли любви. Только раздражение и злость. Увидев, что я жива, он стал орать, что больше никогда не сядет со мной в машину. Я лежала на спине и продолжала молча на него смотреть, а он, вместо того чтобы мне помочь, все орал и орал, махал руками, как судья на ринге, который отмахивает счет над упавшим. И в этот момент я поняла, что больше не люблю его и не хочу с ним жить.

– Выпей! – Нина налила Лизе коньяка. Но та отрицательно помотала головой. Ей не нужен был коньяк – ей требовалось выговориться.

– Машина была искорежена, но не так, чтобы ее нельзя было починить. Дорога оказалась пустой, поставить ее на колеса мы бы вдвоем все равно не смогли, даже будь рука у меня целой. Мне стало на все наплевать, я радовалась только, что Сашка не пострадал. Встав с земли, я пошла по обочине по направлению к дому, надеясь, что какая-нибудь попутка меня подберет. Я даже не обернулась, но чувствовала, что муж еще долго изрыгал мне в спину ругательства. Когда я была уже дома, приехал и он на помятой машине – хорошая техника оказалась на ходу, хотя и пострадала. Я в это время прилаживала к больной руке косынку.

«Ну? – Он встал передо мной с видом рабовладельца, желающего наказать раба. – Будешь еще воображать себя крутой водилой?»

Только кнута не было у него в руках.

«Ты трус! – сказала я ему. – Отвези меня в больницу».

Муж дал мне пощечину.

«Всякая б… будет давать мне оценки!» – сжав кулаки, прошипел он.

Я больше ничего не сказала, ушла в комнату, стала собирать вещи, которые могли мне понадобиться. Рука болела нестерпимо. Он ушел отпрашиваться к начальству, и через час мы уехали. Всю дорогу он выговаривал мне еще за то, что теперь должен взять отпуск по уходу за ребенком, в то время как у него на носу срочная работа. Как только ключица у меня зажила, я собрала Сашкино барахло, и мы с ним уехали в Читу. Там я села на поезд и вернулась домой. – Лиза залпом осушила рюмку с коньяком. – Вот и вся невеселая история моего замужества. Самое плохое, что я больше не могу никому верить.

– Что стало с твоей машиной? – спросила Нина.

– Вероятно, она так и гниет под забором в том военном городке, если ее кто-нибудь не своровал. Муж передал мне через своих родителей, что моя машина его больше не интересует. Потом он перевелся в другое место, снова женился. Сейчас, по слухам, его жена ждет ребенка. Я не желаю ей ничего плохого. Из нашего городка мне никто не пишет. Да и я никому не пишу, никому я там не нужна. Вот машину жалко. Ее, конечно, можно было бы восстановить. Но я туда уже не поеду. Специального сервиса там нет, транспортировка сожрет много денег. И самое главное, я даже не знаю, смогу ли теперь когда-нибудь сесть за руль. Я действительно тогда очень испугалась.

– Ты с тех пор не водила? – У Нины что-то мелькнуло в глазах.

– Нечего водить. У отца машину я даже боялась просить – совесть мучила: вдруг и ее разобью?!

– Одевайся! – Нина решительно потянула Лизу за рукав.

– Куда?

– Пойдем учиться водить на моей машине.

– Ты что? Мы же с тобой выпили. – Лиза смотрела на Нину, широко раскрыв глаза.

– Ничего, это как раз хорошо. Страха не будет. А ездить станем по дворам, медленно и осторожно. Во дворах ГИБДД нет. Права у тебя сохранились?

– Где-то валяются в сумочке.

– Ну, пошли! – И хотя Нина сознавала, что предприятие рискованное, интуитивно чувствовала, что должна сейчас помочь Лизе.

Они оделись и вышли на улицу. Нина щелкнула пультом дистанционного управления, послушная электроника освободила автомобиль от противоугонного замка.

– Садись! – Вообще-то Нине было очень жаль свою машину.

Лиза поколебалась и села. Нина уселась рядом с ней.

– Держи ключ зажигания, включай ближний свет и поехали! Пристегнись на всякий случай.

Лиза, всю жизнь презиравшая ремни безопасности, теперь аккуратно щелкнула язычком ремня и завела машину.

«Жизнь всему учит», – подумала Нина.

– Если бы не ремни, свернула бы я себе тогда башку, – спокойно дополнила ее мысли Лиза и медленно поехала вокруг двора, мимо стоящих кольцом дорогих машин.

«Если, не дай бог, заденем какой-нибудь джип, потом не расплатимся!» – подумала Нина.

– Выезжаем на улицу. – Она протянула охраннику пропуск, и тот открыл им шлагбаум. На улице было темно, но ясно и сухо. Выпавший снег растаял, асфальт высох. Лиза вела машину спокойно, небыстро, и Нине даже стало казаться, что рядом с ней совершенно другая женщина, а не та Лиза, которую она когда-то знала. Они покружили по тихим улочкам, проехали между дворов и вернулись обратно.

– Не знаю, как на проспектах, а здесь ты водишь нормально! – похвалила Нина, когда они остановились. У Лизы блеснули глаза.

– Спасибо тебе!

– Не за что! Пойдем теперь допивать чай?

– Мне пора домой, уже поздно. Я очень рада, что тебя повидала. – Лиза взяла с заднего сиденья свою сумку.

– Хочешь, я подвезу тебя до метро?

– Я лучше пройдусь пешком. Хочу побыть одна, подышать воздухом. Спасибо тебе за все.

– Заходи еще! – пригласила Нина и, когда поднялась в собственную квартиру и посмотрела на пустой стул, на котором час назад сидела Лиза, почувствовала, что этой девушки, может быть, станет ей не хватать.


У Насти была, что называется, широкая косточка: мощное, крепкое тело, сильные мышцы. Она двигалась быстро, упруго, что придавало ей сходство с хищным животным – когтистым и хитрым. Нина принадлежала к другой породе. Ее фигура, с годами немного расплывшаяся, вообще весь облик свидетельствовали отнюдь не о решительности и быстроте, а скорее о задумчивости и мудрости – такими бывают высокие сосны в бору, с толстыми стволами, пушистой зеленой кроной на верхушке и смолистым запахом загорелой от солнца коры. И глаза у Нины были не страстные, влажные, как у Насти, а спокойные серые, матовые, только лишь иногда казавшиеся темными. Но вот прически у обеих женщин и вправду были одинаковые, что свидетельствовало не столько о схожести вкусов, сколько о манере наших мастеров-парикмахеров стричь всех под одну гребенку.

Итак, в этот вечер обе женщины – Нина и Настя – укладывали одинаковые прически, но мысли у них были разные. Вообще-то Нина находилась в собственной квартире, а Настя – в Юриной. Нина, двигая щеткой для волос сначала с левой стороны направо, а потом обратно, размышляла не о себе. Она думала о Лизе и ее парике. «Немудрено, что после таких переживаний у девочки волосы на голове не растут! Ей нужен хороший психотерапевт, но она к нему не пойдет – не позволит профессиональная гордость. Куда это может завести? Неизвестно. Надо ей как-то помочь». И Нина решила, пока она не работает, разузнать, что пишут по этому поводу в Интернете.

Настя, водя расческой справа налево, в свою очередь, размышляла, правильно ли она сделала, что послала Юрия в гости к Елене Сергеевне. Она должна была найти союзницу в лице его матери.

Прошло уже больше месяца с тех пор, как она нанесла визит в фирму, где работали Нина и Юра, и с той запомнившейся ей ночи, когда Юра вернулся домой под утро. С тех пор Юра приходил хоть и поздновато, но каждый день, и Настя пока претензий к нему не предъявляла. На ее вопросы, где же он бывает после института, Юра уклончиво отвечал, что бродит по книжным магазинам, и на самом деле это было правдой. Во всяком случае, количество книг, которые он приносил домой, все увеличивалось. Настю пугало, что так он истратит все деньги, которые заработал на фирме, но возражать она пока боялась. Иногда она обнаруживала в его карманах чеки из книжных магазинов, они ужасали ее стоимостью книг, но совпадали с короткими рассказами Юры о его местопребывании, что заставляло Настю пока мириться с этими обстоятельствами.