Довольно быстро приехала «скорая помощь», врач осмотрел Пульсатиллу, померил давление, пощупал пульс, расспросил о жалобах и, не найдя ничего особенного, сделал на всякий случай какой-то укол и посоветовал пойти на следующий день в поликлинику.

– Спасибо, доктор! – душевно поблагодарила она, но после отъезда «скорой помощи» начала ругать врачей за то, что они ничего не знают. – Придется, видно, надеть белые тапочки и ползти на кладбище! – со слезами в голосе сказала она.

– Ну может, тогда надо в больницу? – Вика растерялась.

– В больницу едут утром.

Шел третий час ночи. И Пульсатилла, и Вика были уже вполне измучены.

Вика подсела к матери на диван и закрыла глаза.

– Не можешь мне сделать горячего чая?

– Конечно, сейчас. – Вика снова с готовностью встала и собралась идти в кухню.

– Помоги мне, я с тобой.

– Зачем? Я принесу! – удивилась Вика.

– Мне страшно одной.

– Ну что за ерунда? Ты, мама, как маленькая! Полежи минутку, чай скоро будет.

– Нет, я не останусь одна, я боюсь умереть!

В глазах дочери появилось сомнение.

– Как же я тебя дотащу? Ты же не можешь идти!

– Поддержи меня, я дойду!

– А если ты опять упадешь?

– Я чувствую, что нет!

Вика сдалась и, поддерживая Пульсатиллу, провела ее в кухню и усадила на принесенный из комнаты стул.

– Это от чего? – слабым голосом спросила Таня, указывая взглядом на таблетки, которые Вика в суете не успела убрать, только отодвинула в дальний угол стола.

– Да так, пустяки, это витамины, я рассыпала нечаянно. – Дочь сгребла таблетки в ладонь и поискала взглядом, куда бы их положить. Естественно, коробочки якобы из-под витаминов нигде не оказалось. Не желая привлекать больше к таблеткам внимания, Вика небрежно высыпала их в мусорное ведро. Ведро было чистым. Пульсатилла сама вечером положила в него новый пластиковый пакет. Извлечь таблетки оттуда ничего не стоило.

– Ну, приготовь же чай!

Пока Вика возилась с чаем, Таня внимательно из-под полуопущенных век наблюдала за ней. Вот ведь характер! Вика демонстрировала полную уверенность в своих действиях – никаких признаков того, что час назад эта девчонка всерьез собиралась покончить с собой.

– Недаром я всегда говорила, что самое главное – чтобы ты окончила институт, – вдруг произнесла Пульсатилла. – У тебя от природы высокий потенциал! Тебе предстоит головокружительная карьера!

Вика от неожиданности чуть не уронила чашку, которую держала в руках.

– Почему ты так думаешь? – спросила она, и по ее голосу мать поняла, что попала в точку. Девочка была очень честолюбива.

– У тебя очень сильный характер! Воля к победе! – сказала она.

– Поэтому я и не бросаю институт, – ответила Вика и подала чай.

– Те, кто там собрался, – Пульсатилла хотела уточнить, что имеет в виду тех, кто собрался у Лилии Леонидовны, но потом решила, что это и так Вике понятно, – были очень противные и нахальные?

Вика помолчала и спросила:

– Тебе с сахаром?

– Нет, мне надо худеть, – ответила Пульсатилла. – Тебя там, наверное, что-нибудь унизило?

Вика помолчала некоторое время, отошла к раковине, включила воду, хотя раковина была пуста. Она подставила ладонь под струю и смотрела, как вода веером стекает с пальцев. Потом наконец она сказала:

– В общем-то нет. Если они и были противные, то только своим благополучием. Старый маразматик академик все время, правда, норовил меня погладить по спине, но ему простительно – он уже одной ногой в могиле стоит. Обидно было то, что по сравнению со всеми, и особенно Лилией Леонидовной, я казалась себе такой козявкой! Просто букашкой, которую хочется раздавить! Мы с Мишкой весь день накануне и всю ночь практически не выходили из его комнаты. Я все боялась знакомиться с его матерью, думала, как она меня примет? А когда он меня все-таки познакомил, Лилия Леонидовна попросила помочь на кухне, но не ей самой, а их домработнице. А сама даже туда не зашла. Меня это оскорбило. Я поняла, что она никогда не примет меня на равных.

– И поэтому ты решила объявить себя вне общества?

Вика обернулась и посмотрела на мать так, что Пульсатилла прикусила язык.

– Вне общества! – Презрению Вики не было предела. – Это Лилия Леонидовна – общество? Да у нас проституция легализована фактически во всех видах – в кинофильмах, на телевидении, в шоу-бизнесе. Нашла тоже викторианскую эпоху в наше время и в нашей стране!

– Я же говорю, доченька, что ты очень умная! – попыталась нейтрализовать ситуацию Пульсатилла. – Но даже самые умные люди иногда делают ошибки! Видишь, твой выпад в адрес Лилии Леонидовны не привел к хорошему.

– Ты ничего не понимаешь! – В голосе Вики слышалось столько горечи. – Я на Лилию Леонидовну хотела плевать! Я придумала всю эту комбинацию для того, чтобы окрутить Мишку, но... Мой расчет не оправдался.

– Почему?

– Джентльмены нынче перевелись.

Неясная догадка теперь засияла в сознании Пульсатиллы ярким светом.

– Так ты хотела поступить с Мишкой, как героиня из романа Джона Фаулза? Нарочно поставить его в ситуацию, в которой он обязан был быть джентльменом? Бедная ты моя девочка!

Вика наклонилась и подставила под воду лицо. Струя холодной воды заливалась ей в рот и в нос и, как показалось Пульсатилле, мешалась со слезами. Пульсатилла тихонько встала, достала из шкафчика чистое полотенце. Выключила воду, накинула его на голову дочери, стала вытирать ее мокрые волосы, глаза, щеки и ласково приговаривала:

– Какой-то дурак написал, а ты поверила, доченька! Ведь роман – это просто фантом, выдумка, больше ничего! Какая же ты еще одновременно умная и глупенькая в твои девятнадцать лет!

– Вот это-то и обидно! – Дочь отняла у матери полотенце, села на табуретку, закрыла полотенцем щеки и нос. Теперь на Таню смотрели совершенно детские, чистые, наивные, немного покрасневшие от воды и слез глаза. – Я учусь на филологическом. – Сквозь полотенце голос Вики казался глуше обычного. Прежнего звонкого запала в нем уже не было слышно. Таня подумала, что за два дня дочь повзрослела сразу на несколько лет. – Нам вечно твердили, что в самых лучших литературных произведениях герои более реальны, чем живые люди. Что литература отображает жизнь, позволяет приобрести знания и опыт. И на ее примерах надо учиться! И вот все оказалось неправдой. И человек, казавшийся очень хорошим, на поверку оказался подлецом. Так может, и не нужна вовсе литература? Счастье и так приходит само собой, а чтобы научиться, как противостоять злу, пример надо брать не с положительных героев, а с негодяев!

– Смешная ты, просто детсад, – посмотрела на Вику Пульсатилла. – И в литературе, и в жизни есть и герои, и подлецы. Но разве можем мы, будто писатели, распоряжаться по своему усмотрению жизнями настоящих людей, а не выдуманных героев? Ты, наверное, хотела, чтобы Миша, как герой Джона Фаулза, тебя полюбил?

– Я хотела, чтобы он на мне женился.

– Еще смешнее. Миша твой – не самостоятельный английский дворянин викторианской эпохи! Он всего лишь студент, у которого есть мать и отец, имеющие свои планы относительно будущего своего сына. И вполне возможно, что его ранняя женитьба на тебе в эти планы совершенно не входит. Как же ты при всем твоем уме не смогла это учесть?

– Я думала, он меня действительно любит. – Вика сложила полотенце, бросила его на стол. – Я ведь не собиралась при гостях устраивать этот цирк. Но накануне вечером, когда мы с ним лежали в постели и он захлебывался от восторга, я намекнула ему, что моя жизнь невыносима, что у меня совершенно нет никаких средств к существованию, что я не вижу другого выхода, кроме как получить эти средства, пойдя в проститутки.

– Вика! – вскричала Пульсатилла. – Ну как ты могла такое сказать?!

Вика нисколько не обратила внимания на огорчение и возмущение матери.

– У меня просто не было другого выхода. Я-то надеялась, что он, как джентльмен, тут же предложит мне свою помощь. Но он сказал: «Ну иди! У нас любой труд почетен. Говорят, что девочки с образованием пользуются большим успехом. Можно даже устроиться к какому-нибудь бизнесмену или иностранцу, чтобы ездить с ним в командировки...»

– Он так сказал? Козел! Чтоб ноги его больше здесь не было! – возмутилась Пульсатилла.

– Больше и не будет! – тихо, но твердо объявила Вика. – Но я должна была его наказать! Вот тогда я в отместку и рассказала при всех, чем занимаюсь. Да! Я рада, что Лилии Леонидовне было за меня неудобно! По крайней мере это самодовольное выражение с ее лица слетело!

– Ах, милая моя, – вздохнула Пульсатилла. – Ты поступила прямо по пословице: «Пусть свекрухе будет хуже, а я себе глаз выколю!» Она забудет о твоей эскападе через месяц!

– А я забуду через два часа!

Еще одна догадка обдала холодом сердце Пульсатиллы.

– С помощью витаминчиков? – тихо спросила она. – А как же Катя? Если со мной что-нибудь случится, Катька останется сиротой. Вот ей тогда точно придется идти в проститутки!

Вика помолчала. Потом сказала тихо:

– Витаминчики уже в ведре.

– Ну вот и славно! – Пульсатилла хотела ее обнять, но побоялась спугнуть. Уж она-то знала, о чем необходимо разговаривать с женщинами, потерпевшими фиаско в любви, – о соперницах. Эти разговоры могут быть бесконечными. Ничто так не лечит, как дружеская беседа. Для Вики соперницей была Лилия Леонидовна. – Кстати, ты не знаешь, откуда родом Лилия Леонидовна, где она училась, работала, как начинала свою жизнь? – невинным тоном спросила Пульсатилла у Вики.

– Знаю, конечно! – Дочь опять презрительно фыркнула, но презрение ее, к счастью, относилось уже не к Пульсатилле, а скорее к воспоминаниям о пережитом и к Мишиной матери. – Лилия Леонидовна стала такой прима-балериной сравнительно недавно! – начала с легким вздохом свой рассказ Вика. – Может быть, ее пример и подтолкнул меня претворить свой план в жизнь.

Пульсатилла внимательно слушала. Ей тоже была интересна жизнь Лилии Леонидовны.

– Родом она откуда-то с юга, – Вика налила себе холодной воды, – из Краснодарского края, и в молодости была вовсе не такой изящной особой. Мишка мне показывал ее фотографии. Она девчонкой дома и за поросятами ухаживала, и гусей из огорода гоняла, и корову умела доить! И физиономия у нее тогда была поперек себя шире, а вовсе не такая изысканная, как сейчас. Жили они в колхозе, мать была какая-то мелкая служащая в конторе, отец на комбайне работал... в общем, в ранней молодости Лилия Леонидовна никаких признаков аристократизма не проявляла. Поступила после школы в пединститут на исторический факультет и на практику случайно попала в Крым, на раскопки какого-то кургана. И вот там она быстро подцепила Мишкиного отца – сына известного профессора-археолога, лингвиста и путешественника. Не знаю, что уж у них там на раскопках произошло, но он женился на ней, и она приехала в профессорскую квартиру в Москву. Быстро родился Мишка, а дальше все как по писаному: иностранные языки, одна диссертация за другой, маленького Мишку сбагрили бабушке, а Лилия Леонидовна постепенно теряла пышные формы и приобретала научные знания.

– Не вижу в этом ничего плохого, – заметила Пульсатилла. – У тебя, между прочим, положение не хуже: по крайней мере не надо поросят кормить и из станицы в Москву перебираться. Все у тебя под руками: библиотеки, Интернет – только учись. Самой можно всего добиться при твоем-то уме и воле. А ты почему-то решила – замуж! Не дочитала, наверное, Джона Фаулза до конца! Там ведь концовка неоднозначная. Героиня только наполовину счастлива в замужестве. Во втором варианте финала она не становится женой английского джентльмена, а предпочитает остаться в мире искусства.

– Я тоже вовсе не однозначно хотела замуж! – Вика опять норовисто фыркнула. – Замужество нужно было мне не как способ простого и безбедного существования! Я хотела выйти замуж только для того, чтобы на законных основаниях, так же как когда-то и сама Лилия Леонидовна, органично попасть в другую среду! Я хотела бы стать большим ученым, каким-нибудь редким специалистом, как она. Ездить по всему миру, читать лекции за границей... Мне нужны вовсе не деньги и тряпки!

Пульсатилла примирительно улыбнулась:

– Ну, если не деньги и тряпки, тогда еще не все потеряно! К счастью, ты не беременна. Не бросила институт...

– Что вы все меня беременностью пугаете? Неизвестно еще, почему Мишкин отец на Лилии Леонидовне женился! Может, как раз по этой самой причине!

– Может быть, не исключено, – задумчиво сказала Пульсатилла. – Но Миша на тебе, беременной, судя по всему, мог бы и не жениться! – Она задумалась. Ей тоже стало обидно за себя. – Лилии Леонидовне, конечно, повезло. Ты думаешь, я в молодости не мечтала совершить открытие в области педагогики? Ты думаешь, я была уверена, что всю жизнь просижу в своей средней, не самой лучшей школе, с не самыми успешными учениками? Совсем не так. Я собиралась поступить в аспирантуру, открыть новаторский класс, стать «учителем года» или еще кем-нибудь в таком же роде... Но! После третьего курса я вышла замуж, и вскоре на свет появилась ты. Мои родители тогда еще были живы – они дали мне доучиться, нянчились с тобой. А вот Катю я уже нянчила одна. Потом от меня ушел муж, и жизнь моя покатилась и покатилась под горку, и я только успевала преодолевать все новые и новые трудности. И куда-то провалились мечты и о новаторстве, и об аспирантуре, и об «учителе года»... Мечты мечтами, а жизнь есть жизнь. Я знаю, ты меня осуждаешь. – Пульсатилла настолько ушла в себя, рассказывая свою жизнь Вике, что не заметила, как дочь отрицательно помотала головой. – Для того чтобы человека понять, надо попасть в такие же, как у него, обстоятельства, преодолеть их и потом сказать: да, я это смогла, а кто-то нет! И тогда можно уже презирать, ненавидеть и не прощать, но только сначала надо прожить жизнь. И о Мише я тебе не советую горевать. Не все готовы к экстраординарным решениям. Ты выбрала оригинальный способ, но Миша оказался к нему не готов. Что ж, забудь о нем и иди своим путем.