А сейчас мне надо позвонить миссис Уикс и сказать ей, что я с ее позволения приведу на чай сэра Фрэнсиса Бикмана. Жаль только, что Свинтус так любит рассказывать всякие истории. Собственно говоря, мне даже нравится, когда джентльмен рассказывает истории, только когда эти истории разные, а когда он рассказывает все время одни и те же истории, это ужасно действует на нервы. Да и вообще, Лондон мало расширяет кругозор, я ничего нового не узнаю, только слушаю истории Свинтуса, и мне вовсе не хочется их запоминать. Так что Лондон мне уже надоел.


22 апреля

Вчера Свинтус пришел в форме, только он был очень расстроен, потому что получил письмо. Оказывается, в Лондон приезжает его жена, она каждый год ездит в Лондон перешивать свою одежду, потому что она из тех женщин, которые любят экономить. Так вот, она собирается остановиться у той самой дамы, которая видела нас в ювелирном магазине, потому что у друзей останавливаться дешевле. Я очень хотела Свинтуса подбодрить и сказала, что эта дама, по-моему, нас не видела, а если и видела, то наверняка своим глазам не поверила – ведь не мог же он оказаться в ювелирном магазине. Только я не стала ему говорить, что нам с Дороти хочется поскорее уехать в Париж, потому что общество Свинтуса очень действует девушке на нервы. Но я сделала все, чтобы Свинтус почувствовал себя в форме как можно лучше, и даже сказала ему, что могла бы соответствовать ему, только если бы у меня была бриллиантовая диадема. А потом я ему сказала, что даже когда его жена приедет в Лондон, мы с ним будем дружить по-прежнему, потому что я им восхищаюсь, вне зависимости от того, в Лондоне его жена или нет, и еще сказала, что, по-моему, такие встречи – это перст судьбы. Потом мы пошли на чай К миссис Уикс, и Свинтус договорился с миссис Уикс, что он купит у нее бриллиантовую диадему, а она чуть чувств не лишилась, но пообещала хранить это в тайне, тем более что ей бы все равно никто не поверил. Так что теперь у меня есть бриллиантовая диадема, и я не могу не признать – все всегда складывается к лучшему. Только я пообещала Свинтусу, что всегда буду жить в Лондоне и мы с ним всегда будем дружить. Потому что Свинтус говорит, я – единственная, кто ценит его за его истинные достоинства.


25 апреля

В последние дни мы были ужасно заняты, и у меня даже не было времени вести дневник, а теперь мы на пароходе, который плывет в Париж, и в Париже мы будем уже к вечеру. До Парижа, оказывается, гораздо ближе, чем до Лондона Собственно говоря, мне совершенно непонятно, почему до Лондона надо добираться шесть дней, а до Парижа всего день.

Дороти совершенно расстроена, она даже ехать не хотела, потому что она безумно влюблена в Джеральда, и Джеральд сказал, что нам незачем уезжать из Лондона и надо посмотреть Англию, раз уж мы здесь. Но я сказала, что если Англия такая же, как Лондон, то мне совершенно непонятно, что в ней может быть интересного. Собственно говоря, мы даже немножко поругались, потому что Джеральд пришел на вокзал с браслетом для Дороти, вот я и сказала Дороти, что от такого человека надо избавиться. А Дороти пришлось ехать со мной, потому что ее дорожные расходы оплачивает мистер Эйсман, и он хотел, чтобы Дороти была моей компаньонкой.

Последним событием в Лондоне был прием в саду. Я продала очень много красных воздушных шариков, а один шарик я продала Гарри Лодеру – это такой знаменитый шотландский джентльмен, известный тенор – за двадцать фунтов. А Дороти сказала, что мне незачем покупать билет на пароход до Парижа, потому что, если мне это удалось, я и через пролив могу пройти по воде.

Свинтус еще не знает, что мы уехали, но я послала ему письмо и написала, что мы с ним когда-нибудь еще увидимся. Я так рада была съехать наконец из «Ритца», потому что шесть десятков орхидей в номере очень напоминают похороны. Я послала телеграмму мистеру Эйсману и сообщила, что в Лондоне мы ничему не могли научиться, потому что и так знаем слишком много, а если мы поедем в Париж, то сможем хотя бы выучить французский, если захотим.

Я очень-очень заинтригована – я столько слышала про Париж и думаю, что там кругозор можно расширить гораздо больше, чем в Лондоне, и я мечтаю посмотреть на парижский «Ритц».

Глава 4

Божественный Париж

27 апреля

Париж божественен. Мы с Дороти приехали сюда вчера, и здесь действительно божественно. Потому что французы восхитительны. Когда мы сошли с парохода и проходили через таможню, было довольно жарко и чем-то пахло, а французские джентльмены на таможне визжали ужасно пронзительно. Я огляделась по сторонам и увидела одного французского джентльмена в роскошной форме и решила, что это, наверное, очень важный джентльмен. Я дала ему двадцать франков французских денег, он всех растолкал и отнес наш багаж прямо на таможню. Я считаю, что двадцать французских франков – это очень дешево для такого джентльмена, у которого только на мундире золотого шитья долларов на сто, про брюки я и не говорю.

Собственно говоря, французские джентльмены, по-моему, так пронзительно визжат, особенно таксисты, когда получают на чай всего лишь маленькую монетку, которая называется «пятьдесят сантимов». Во французских джентльменах что хорошо – каждый раз, когда французский джентльмен начинает пронзительно визжать, его – кем бы он ни был – можно остановить пятью франками. Так приятно становится, когда французский джентльмен перестает визжать, что на это и десяти франков не жалко.

Так вот, мы поехали в отель «Ритц», и «Ритц» просто божественен. Потому что, по-моему, если девушка сидит в восхитительном баре, пьет восхитительные коктейли и смотрит на всяких важных французов, это и есть счастье. Собственно говоря, когда девушка сидит и смотрит на сестер Долли, на Перл Уайт, Мэйбелл Гилман Кори и миссис Нэш, она получает высочайшее наслаждение. Потому что когда девушка смотрит на миссис Нэш и понимает, что при миссис Нэш нет ни одного джентльмена, у нее дух захватывает.

Когда гуляешь и читаешь таблички с названиями всяких исторических мест, тоже дух захватывает. Мы с Дороти вышли на прогулку и прошли всего несколько кварталов, но увидели почти все исторические места – и «Коти», и «Картье», и я поняла, что мы наконец-то нашли то, что помогает расширять кругозор, и наша поездка удалась Собственно говоря, я всячески стараюсь, чтобы Дороти расширяла свой кругозор и училась быть почтительной Так что когда мы с ней стояли на углу какой-то там Плас Вандом, оказалось, что если повернуться спиной к памятнику, который у них стоит прямо посредине, и посмотреть вверх, то видишь вывеску «Коти». Я спросила Дороти, разве ее не волнует то, что мы стоим рядом с тем самым историческим местом, где мистер Коти создает все свои духи? А Дороти сказала, что, наверное, мистер Коти приехал в Париж, понюхал, чем тут пахнет, и понял, что надо срочно что-то делать. Нет, никогда Дороти не научится уважать историю.

А потом мы увидели ювелирный магазин, а в витрине – драгоценности, и одна выглядела очень и очень привлекательно, но цена была во франках, а мы с Дороти не настолько сильны в математике, чтобы сказать, сколько франков в обычных деньгах. Мы зашли внутрь и спросили об этом, и оказалось, что стоит это всего двадцать долларов, и это не бриллианты, а то, что называется «стразы», это слово, которое обозначает подделки. А Дороти сказала, что сама не знает, каким словом назвала бы джентльмена, который бы ей такое подсунул. Я бы со стыда провалилась, но джентльмен, похоже, не очень понял Дороти, потому что говорила она по-английски.

Как же это грустно, когда оказывается, что ты не смогла отличить какой-то там подделки. Собственно говоря, так и джентльмен может обмануть девушку – подарит ей что-нибудь, чему цена двадцать долларов. Так что когда на следующей неделе мистер Эйсман приедет в Париж, если он захочет сделать мне подарок, настою на том, чтобы он взял меня с собой, потому что он обожает во всем искать выгоду. А еще джентльмен в ювелирном магазине сказал, что многие известные парижские дамы имеют копии своих украшений, сами украшения держат в сейфе, а носят именно копии, чтобы ничто не мешало им развлекаться. Но я ему сказала, что, по-моему, ни одна настоящая леди не может развлекаться так бурно, чтобы забыть следить за своими драгоценностями.

Потом мы отправились обратно в «Ритц» и распаковали свои чемоданы, в чем нам помогал совершенно восхитительный официант, который принес нам в номер восхитительный ланч. Его зовут Леон, по-английски он говорит почти как американец, и мы с Дороти долго с ним беседовали. Леон сказал нам, что не стоит все время сидеть в «Ритце» и что нам обязательно надо посмотреть Париж. Поэтому Дороти сказала, что спустится в вестибюль и поищет какого-нибудь джентльмена, который нам покажет Париж. Через пару минут она позвонила из вестибюля и говорит: «Я тут поймала одну парижскую птичку, он французский аристократ, называется виконт, так что давай спускайся». – «А как француз попал в «Ритц»?» – спросила я. Дороти сказала: «Он зашел переждать дождь и не заметил, что дождь закончился». А я сказала: «Наверняка ты опять подцепила кого-то, кто даже за такси не может заплатить. Нашла бы лучше какого-нибудь американского джентльмена, у них всегда есть деньги». А Дороти сказала, что французский джентльмен наверняка знает Париж лучше. На что я сказала: «Он даже не знает, что дождь кончился», но все-таки спустилась.

Виконт оказался совершенно восхитительным Мы поехали кататься по Парижу и убедились в том, что он действительно божественен. Собственно говоря, Ойфелева башня совершенно божественна, и она гораздо лучше Лондонского Тауэра расширяет кругозор, потому что Лондонский Тауэр не разглядишь даже в двух кварталах от него А когда смотришь на Ойфелеву башню, понимаешь, это – нечто. И Ойфелеву башню не заметить очень трудно.

Потом мы отправились пить чай в местечко под названием «Мадрид», и там было божественно. Дело в том, что там-то мы снова увидели сестер Долли, Перл Уайт, миссис Кори и миссис Нэш.

После этого мы поехали ужинать на Момарт, что было совершенно божественно, потому что мы снова их увидели. Дело в том, что на Момарте есть самые настоящие американские джаз-банды, там было множество людей из Нью-Йорка, которых мы знаем, так что казалось, что ты в Нью-Йорке, и это было божественно. Так что в «Ритц» мы вернулись довольно поздно. Мы с Дороти немножко поссорились, потому что Дороти сказала, будто я, когда мы осматривали Париж, спросила у виконта, как звали того неизвестного солдата, который похоронен у памятника. А я ей сказала, что вовсе не собиралась у него это спрашивать, а собиралась спросить, как звали его мать, потому что я всегда думаю о матерях погибших солдат даже больше, чем о самих погибших солдатах.

Французский виконт собирался позвонить нам утром, но я не хочу больше с ним встречаться, потому что французские джентльмены все ужасные обманщики. Дело в том, что они водят тебя по всяким приятным местам, дают тебе почувствовать себя комфортно, и тебе кажется, что ты замечательно проводишь время, но когда ты возвращаешься домой и вспоминаешь, как провела вечер, оказывается, что ты получила всего-навсего веер за двадцать франков и куколку, которую тебе дали в ресторане бесплатно. Собственно говоря, в Париже девушке надо постоянно быть начеку, иначе она так и будет приятно проводить время, а толку от этого никакого. Я действительно считаю, что американские джентльмены все-таки лучше всех, потому что, конечно, приятно, когда тебе целуют руку, но сапфир и бриллиант – это на века. Кроме того, полагаю, мне не следует встречаться в Париже с джентльменами, потому что на следующей неделе приезжает мистер Эйсман, а он мне говорил, что хочет, чтобы я встречалась только с интеллектуалами, потому что для умной девушки это и есть подходящая компания. В «Ритце» я почти не вижу джентльменов, которые составили бы умной девушке хорошую компанию. Так что завтра мы отправимся за покупками, и я полагаю, вряд ли нам удастся найти джентльмена, который понравился бы мистеру Эйсману и к тому же повез нас по магазинам.


29 апреля

Ну и денек вчера выдался! Мы с Дороти собирались за покупками, и тут зазвонил телефон, и нам сказали, что внизу леди Фрэнсис Бикман и она хочет подняться к нам. Я была так удивлена, что даже не знала, что сказать, поэтому сказала: хорошо, пусть поднимется. Я тут же все рассказала Дороти, и мы с ней стали думать, как быть. Потому что, похоже, леди Фрэнсис Бикман – жена джентльмена, которого зовут сэр Фрэнсис Бикман. Он был в Лондоне моим поклонником и так мной восхищался, что попросил моего позволения преподнести мне в подарок бриллиантовую диадему. Похоже, его жена про это прослышала и поэтому-то и примчалась сюда из Лондона. Тут раздался громкий-прегромкий стук в дверь, и мы сказали: «Войдите». Вошла леди Бикман – дама весьма внушительных размеров, очень похожая на Билла Харта. Собственно говоря, это только на первый взгляд кажется, что она похожа на Билла Харта, а на самом деле она похожа на его лошадь. Она сказала что-то насчет того, что если я немедленно не отдам ей бриллиантовую диадему, она устроит грандиозный скандал и погубит мою репутацию. А еще она сказала, что сама не понимает, как это произошло. Потому что они с сэром Фрэнсисом Бикманом женаты тридцать пять лет, и последним его подарком ей было обручальное кольцо. Тут Дороти ей сказала: «Мадам, не в ваших силах погубить репутацию моей подруги. С тем же успехом вы можете погубить еврейский флот». Я была очень горда тем, что Дороти вступилась за мою репутацию, потому что в подругах самое удивительное – это то, что они друг за друга заступаются и друг дружку поддерживают. Леди Фрэнсис Бикман, может, дама и решительная, однако поняла же она, что не в силах потопить целый флот, в котором столько кораблей. И ей пришлось прекратить разговоры про мою репутацию.