Анна Рейн - Джонас

Конец августа 1833 г.

Джонас возвращался домой. Три года он не был в Англии. Три года не видел брата. Они писали друг другу, но письма не отвечали на главный вопрос Джонаса: счастлив ли Теодор.

Сейчас Джонас Хоупли стоял на палубе своего собственного корабля. В трюмах лежал ценный груз индийского чая, в его собственной каюте стоял сундучок с драгоценными камнями. Ему никогда бы не удалось заработать столько честным трудом. Он полтора года проработал мелким клерком в одной торговой компании в Индии и работал бы там по сей день, если бы не счастливый случай. Почерк Джонаса был весьма коряв, и потому, чтобы не лишиться работы, он часто задерживался в конторе допоздна, старательно переписывая порученные ему бумаги так, чтобы их можно было без труда прочесть. Однажды он заснул прямо за столом, а в результате — раскрыл заговор против одного могущественного раджи. Раджа оказался весьма щедрым к своему спасителю.

Часть вознаграждения Джонас тут же послал Теодору, потому что должен был брату огромную сумму. Собственно, Джонас был обязан брату гораздо большим, и долг этот деньгами не искупить. Но зато деньги ставили Теодора хотя бы на одну ступень вместе с его женой и давали ему шанс. Джонас не знал, воспользовался ли Теодор этим шансом. И боялся узнать. Может, поэтому он на целый год отложил своё возвращение в Англию.

Если бы он мог вернуть хоть один поступок из всех, совершённых им за двадцать пять лет его жизни, один-единственный, то в тот вечер он бы ни за что не подсунул леди Эмму своему брату. Поступок, за который его брат, вероятно, до сих пор расплачивается…

Джонас улыбнулся. Как бы то ни было, он возвращается.

Портсмут

— Так зачем ты вытащила меня в город, Мэй? Как я вижу, ты ничего не собираешься покупать, только ходишь и смотришь.

— Боже мой, Кейт, ну нельзя же быть такой букой! Да ты посмотри на себя, ни лица, ни кожи, ни твоих чудесных волос не видать!

Кейт поморщилась.

— Гувернантка должна быть незаметной, — сухо прокомментировала она.

Мэй закатила глаза.

— Ну может, и незаметной, и скромной, но ведь не забитой же собакой и не оскаленным волком.

— Волком? — удивилась Кейт.

— А что — нет? Тебе Райтон предложение делает, а ты на него — как из пещеры волчица кидаешься!

Кейт снова поморщилась. Мэй была хорошей женщиной, но из простого народа, а потому язык её весьма коробил благородный слух Кейт — дочери достопочтенного мистера Донована, священника и учёного. Когда мистер Донован неожиданно скончался от сердечного приступа, Кейт пошла в гувернантки.

— Но не в Райтоне дело, — продолжала Мэй. — Райтон просто сушёная старая вобла, хоть и священник. Тебе ни в коем случае нельзя за него выходить.

— Мэй, не противоречишь ли ты сама себе? То ты недовольна, что я на него «как волчица», то говоришь, что он… хм.

— Сушёная старая вобла! — с чувством подтвердила Мэй. — Так ведь не в нём дело-то. Дело в том, что ты на всех мужчин так смотришь.

— Дай Бог, чтобы я со всеми мужчинами могла справиться одним взглядом, — пробормотала Кейт.

— Что тебе надо, так это настоящий мужчина — из тех, кто знает, как доставить удовольствие женщине, — голос Мэй стал мечтательным — вероятно, она вспомнила одного из таких… самцов.

— Я гувернантка, Мэй. Мне не нужны никакие мужчины.

Кейт резко остановилась и развернулась.

— Пойдём домой.

Мэй догнала решительно вышагивавшую подругу.

— Кейт, ну лапонька, я ж как лучше хочу, а то из-за какого-то козла теперь всю жизнь будешь мучиться.

Кейт так и застыла.

— Кто тебе сказал? — прошипела она.

— Так у тебя на лице эта ненависть к мужчинам написана. Знаю я, от чего так бывает.

— С тобой то же самое было? — немного смягчилась Кейт.

— То же, да не совсем, — усмехнулась Мэй. — Прежде, чем сюда служанкой устроиться, я в Портленде в одной таверне работала.

— И… что ты там делала?

— Именно то, что ты думаешь. Морячков обслуживала. Мне четырнадцать было, когда один заезжий лорд меня завлёк. Понятное дело, оказался мерзавцем. Все они такие. А папаша мой тут же взял и на улицу меня выкинул. Так я в таверне и оказалась. Только ведь девушки там быстро умирают. Болезни всякие гадкие, ну и морячки-то тоже не из ласковых. Так вот я и сбежала сюда, одну дамочку попросила, она мне за немалую денежку ре-ко-мен-да-цию накатала. Кейт, ну…

— Что?

— Ты же не выдашь меня? Вот те крест, я порядочная девушка теперь!

— Конечно, нет, Мэй.

Мэй снова повеселела.

— Так что я знаю, о чём говорю. Мужики, они ведь всякие бывают. И среди морячков тоже ласковые попадаются, которые завсегда сначала с девушкой понежничают, а потом уж штаны расстёгивают.

Кейт поневоле улыбнулась.

— Среди лордов такие тоже попадаются, — продолжала гнуть своё Мэй. — Помню я одного… — она вновь мечтательно улыбнулась. Потом вдруг остановилась как вкопанная. — Боже, да вот же он!

— Кто?

— Лорд тот! Ну, то есть, он не лорд, а брат его барон, да только… Мистер Хоупли!!! — заорала Мэй на всю улицу и замахала рукой, привлекая к себе внимание проходящего мимо джентльмена. Мэй схватила подругу за руку и потащила за собой. Хватка у неё была сильной, и попытки Кейт вырваться не увенчались успехом. — Точно как по заказу, я-то думала всё, где б хорошего мужчину взять, уж думала до порта дойти, вдруг кто из знакомых моряков появится, да ведь только ты из благородных, негоже тебе… Сэр!!!

— Мэй, не надо…

Мэй не слушала, тараторила и тащила Кейт за собой. Джентльмен услышал что-то и остановился.

— Мистер Джонас!!! — ещё усерднее закричала Мэй. Мистер Джонас Хоупли понял, что зовут его и пошёл навстречу двум женщинам. — Думаю, он не узнает меня, да не беда это. Главное, чтоб тебя запомнил.

— Мэй, ради Бога, остановись…

— Мэй, — обрадованно улыбнулся Джонас. — Добрый день.

— Ой, мистер Хоупли, да вы меня помните!

— Хм, тебя трудно не запомнить. Какими судьбами тебя сюда занесло из Портленда?

— Я работаю теперь.

— И где же?

— Ой, в порядочном доме, так что я не буду говорить.

— Я рад за тебя.

— А это моя подруга, Кейт Донован.

Всё это время мисс Донован стояла рядом как статуя, ни на кого не глядя, ни на что не реагируя, и Джонас не обращал на неё внимания. Теперь же был вынужден взглянуть на спутницу Мэй. Типичная гувернантка: губы сжаты в тоненькую ниточку, суровое лицо, строгое платье, все волосы аккуратно убраны под старомодный капор.

— Она работает гувернанткой там же, где я, — подтвердила его догадку Мэй.

— Мисс Донован, — слегка поклонился Джонас. Кейт взглянула на него исподлобья и коротко кивнула. Если бы взглядом можно было убить, то Джонас безусловно рухнул бы сейчас к ногам двух дам. Очевидно, Кейт не испытывала ни малейшего желания с ним знакомиться. Этот стальной взор на мгновение ошеломил Джонаса, но вот Кейт опустила глаза, и он тут же пришёл в себя.

— Не хочешь как-нибудь на днях прогуляться, Мэй? Я ещё неделю пробуду здесь, потом уеду в Лондон.

— Ох, сэр, честно, не могу. Я ж теперь в порядочном доме работаю.

— Жаль. Но если передумаешь, приходи ко мне в гостиницу, — он назвал адрес и номер комнаты. — Буду тебе всегда рад.

Мэй мечтательно и с сожалением вздохнула.

— Что ж, всего хорошего, Мэй. До свидания, мисс Донован.

Кейт снова коротко кивнула. Мистер Хоупли развернулся и пошёл прочь, а женщины смотрели ему вслед: Мэй — с разочарованием, Кейт — с неприязнью. Как только он оказался достаточно далеко, чтобы не услышать их, Кейт зашептала:

— Мэй, ты с ума сошла? Зачем привлекла его внимание? Ты же кричала на всю улицу.

Мэй вспыхнула.

— Вряд ли по этой улице ходят знакомые нашей хозяйки. Никто не узнает.

— Будем надеяться на лучшее, — мрачно пробормотала Кейт. — Теперь-то мы можем пойти домой?

Мэй снова охватило величайшее воодушевление. Она схватила подругу за руку и восторженно заговорила:

— Боже мой, Кейт, так говорю ж, он тот самый, который тебе нужен!

Кейт не стала повторять, что ей никто не нужен. Она решила, что лучше дать Мэй выговориться.

— Он великолепный любовник, голову даю на отсечение! И он никогда не будет тебя преследовать. Да скорее всего, он и забудет тебя на следующее утро.

Кейт поморщилась: её такая перспектива не вдохновила.

— Миссис Грейнджер с Элис не вернутся ещё несколько дней, так что у тебя ещё есть время на раздумья. — Мэй прекрасно осознавала, насколько скептически настроена Кейт, хотя и не знала таких умных слов как «скептический». — О, а вот и лента, которую я хотела купить…

Они зашли в лавку и купили понравившуюся Мэй ленту.

— Держи, это тебе мой подарок, — объявила Мэй, когда они вышли на улицу, и вручила подруге своё приобретение.

— О, Мэй… — Кейт почувствовала, как на глаза навернулись слёзы: ей уже давно никто ничего не дарил. Лента была серебристого цвета, а Кейт, будучи гувернанткой юной мисс Элис Грейнджер, не носила другой одежды, кроме чёрной. Но всё-таки…

— Она как твои глаза, — заявила Мэй и оценивающе приложила ленту к виску Кейт. — Это будет чаровательно.

— Очаровательно, — поправила Кейт, не сумев сдержать улыбку. Мэй махнула рукой.

— В общем, чудо как хороша будешь. Мистеру Джонасу понравится.

Тем самым Мэй свела чудесное ощущение от подарка на нет.

Следующие два дня стали для Кейт настоящей пыткой, потому что при каждом удобном случае Мэй напоминала ей о великолепном любовнике, который так кстати оказался в их городе. Кейт твердила, что ей не нужен мужчина, но Мэй не уставала подыскивать доказательства, что как раз нужен. Кейт сказала, что не запомнила адрес. Мэй хитро улыбнулась и назвала адрес Джонаса Хоупли. Кейт говорила, что может забеременеть — а это весьма нежелательно. В ответ Мэй вечерком отвела подругу в свою комнату и показала ей губки, смоченные в уксусе.

— Надо только вставить её внутрь — и никаких проблем. Ты ж не девушка уж, так что сможешь.

— Я ненавижу мужчин, — заявила Кейт.

— Незачем из-за одного козла ненавидеть всех.

— Так значит, мне просто не повезло и я встретила единственного дурного мужчину в округе?

— Ну много уродов, — согласилась Мэй. — Но ведь и порядочных много. Просто не всякая женщина умеет их видеть. Особенно когда козлов кругом ней много. Но я-то вижу: стоит тебе захотеть, как тут такая толпа женихов соберется!

Кейт собралась возразить, но Мэй не дала ей и слова вставить.

— Конечно, ты не хочешь замуж — потому что думаешь, что это больно. Но зачем воспитывать чужих детей, когда ты сможешь иметь своих? Если бы ты почаще улыбалась, я б сама на тебе женилась, вот те крест!

Кейт закатила глаза.

— Только не вздумай выходить за Райтона, а то станешь копчёной селёдкой рядом с ним.

Тут Кейт не выдержалась и рассмеялась. Но она не сдалась.

— Я не пойду к твоему великолепному любовнику, Мэй.

А ночью ей приснился кошмар. Во сне снова и снова повторялся тот ужасный вечер, когда её изнасиловал мистер Фродж, предыдущий её хозяин. Три месяца он посматривал на неё сальными глазками, потом начала приставать. Недели две Кейт успешно от него отбивалась, но однажды миссис Фродж не оказалось дома, и мистер Фродж пришёл в её комнату. Кейт не смогла долго сопротивляться — она была намного слабее. А слуги, если и слышали её, не захотели или побоялись вмешаться. Утром слухи об этом, видимо, дошли до хозяйки, и она без объяснений и рекомендаций уволила мисс Донован. Правда, выплатила жалование вперёд за две недели.

Много ночей подряд Кейт снился весь этот ужас — эта беспомощность, этот запах, эта боль и отвращение. Потом она нашла новую работу и, к счастью своему, обнаружила, что миссис Грейнджер — вдова, глубоко скорбящая по своему недавно умершему мужу. Так что никаких мужчин — опасных или не опасных — поблизости не наблюдалось.

У миссис Грейнджер было четверо детей. Двое старших мальчиков учились в колледже на деньги, выделенные старшим братом её покойного мужа. Третьего ребёнка, девочку, отправили в школу для девочек, а младшая, Элис, оставалась с матерью. Возможно, когда закончится год, её сестра также возвратится домой и будет обучаться у гувернантки, потому что неизвестно, будет ли старший мистер Грейнджер вносить плату за обучение девочки. Как бы то ни было, сейчас у Кейт была одна довольно милая, но грустная ученица. Кроме этой недели. Всё семейство было на неделю призвано отметить юбилей леди Грейнджер, бабушки Элис и свекрови миссис Грейнджер. Хозяйка посчитала излишним брать мисс Донован с ними, ведь в поместье все едут развлекаться, а поскольку семейство большое, то нянек и гувернанток там будет достаточно, чтобы присмотреть за Элис.