— Слушай, разве тебе обязательно всюду ходить с ними? — поинтересовалась она. Джонни, как она успела заметить, отнюдь не выглядел расстроенным, хотя сначала Элис боялась, что он будет ревновать Бекки к Базу. Но он, похоже, был даже доволен тем, как все складывается.

— Никто мне не говорил, что нельзя, — ответил Джонни. — Кроме того, Бекки по-прежнему вспоминает меня через каждые десять минут.

— Я в этом не сомневаюсь. Она действительно любила тебя, Джон, — тихо сказала Элис. «Любила и продолжает любить», — хотелось ей добавить, но она сдержалась. Не стоило напоминать Джонни о том, что он потерял. Ей не хотелось расстроить его нечаянно сорвавшимся словом — особенно сейчас, когда он был так рад и счастлив за свою возлюбленную.

— Мне кажется, им хорошо вместе, — с воодушевлением продолжал Джонни. — Баз очень внимателен к Бекки. Кроме того, он пытается уговорить ее попробовать добиться стипендии в Калифорнийском университете, в котором учится сам. Бекки обещала подумать, но она боится, что ничего не выйдет, а между тем для нее это был бы отличный шанс. Да и в том, что ей, в конце концов, дадут стипендию, я почти не сомневаюсь. Бекки всегда была умной девушкой и неплохо училась… — Джонни опустился на стул напротив Элис и пристально посмотрел в глаза матери. — Ну а как отец сегодня? Вы помирились?

— Элис вздохнула:

— Нет. То есть не совсем. Джим снова вернулся домой поздно… Что ж, хорошо, что, по крайней мере, сегодня он не был пьян. — Говоря это, она чувствовала себя немного неловко. Не стоило обсуждать отца с его сыном, но потом Элис подумала, что Джонни уже достаточно взрослый и способен все понять правильно. Тем не менее она все же не стала делиться с ним своими подозрениями насчет того, что у Джима, возможно, появилась другая женщина, к которой он ездил сегодня после работы. Или вместо работы.

— Будь с ним помягче, мама, — попросил Джонни. — Он переживает не меньше тебя. Просто он не знает, что делать.

— Не пить — вот что делать! — взорвалась Элис. — Ему давно нужно было бы обратиться в организацию «Анонимные алкоголики», но теперь… Даже не знаю, будет ли от этого какой-нибудь толк.

— Может быть, он и обратится… Я надеюсь, что вчерашняя авария заставит его взяться за ум.

— Жаль, что твой отец не взялся за ум пять лет назад, когда едва не утопил Бобби. А лучше — еще раньше. Теперь-то, пожалуй, уже поздновато, — промолвила она с горечью, и Джонни сразу погрустнел.

— Ты должна дать ему шанс, мама, — сказал он твердо, а секунду спустя дверь отворилась, и в кухню вошел Джим. Элис уже открыла рот, чтобы ответить Джонни, но, увидев мужа, оборвала себя на полуслове. Она думала — Джим давно спит, но ему вдруг захотелось что-нибудь съесть.

— Снова беседуешь сама с собой? — спросил он, и его голос прозвучал устало.

Джим уже давно заметил, что его жена ведет себя странно — разговаривает вслух, спорит, жестикулирует. Он не допускал и мысли, что Элис сошла с ума, но легкое нервное расстройство, вызванное пережитым горем, вполне могло у нее начаться.

— Я считаю, что тебе нужно посоветоваться с врачом, — сказал Джим и, достав из холодильника баночку йогурта, снова ушел наверх. А еще несколько минут спустя Элис, поцеловав Джонни и пожелав ему спокойной ночи, тоже отправилась в спальню.

Войдя в комнату, она легла рядом с мужем и выключила лампу. Некоторое время они лежали молча, потом Джим сказал, не поворачивая головы:

— Как себя чувствует Шарли?

В его голосе прозвучало искреннее беспокойство, но Элис не смягчилась.

— Она проспала всю вторую половину дня, — ответила она. — Утром, когда она проснется, можешь сам у нее спросить.

Но Элис знала, что сделать это ему будет нелегко. Весь сегодняшний день Джим специально построил так, чтобы не встретиться с дочерью даже случайно. Ему было очень стыдно за то, что он совершил, и он боялся не только разговаривать с дочерью, но даже видеться с ней. Правда, он попросил у Шарли прощения, когда вез ее из больницы домой, и она ответила, что нисколько на него не сердится, однако Джиму не стало от этого легче. В отличие от дочери он прекрасно понимал, что последствия аварии могли быть куда серьезнее и что им обоим здорово повезло. Шарли же куда больше беспокоило не собственное здоровье, а ситуация дома, поэтому она снова стала благодарить отца за то, что он приехал к ней на игру, а потом повез в кафе. Все это она говорила совершенно искренне, однако Джим только острее ощутил свою вину.

— Хорошо, поговорю с ней завтра, — согласился он и, повернувшись на бок, зарылся головой в подушку. Джим, однако, не заснул. Чуть не до самого утра он лежал без сна и, глядя в темноту, думал о своей жизни, которую своими руками пустил под откос.

Утром ему так и не удалось поговорить с Шарли. Когда он проснулся, она еще спала, и Джим не стал ее тревожить. Элис ушла в церковь, поэтому, когда он спустился в кухню, то застал там одного Бобби. То есть он думал, что его сын сидит там один. На самом деле Бобби разговаривал с Джонни, но, заслышав шаги отца, сразу замолчал.

Не сказав сыну ни слова, Джим налил себе кофе и развернул свежую газету. Он часто вел себя так, словно Бобби вовсе не существовало, и сегодняшнее утро не было исключением. Джонни, который, пользуясь тем, что отец не мог его видеть, остался сидеть за столом, даже смерил его удивленным взглядом, потом подпер кулаком подбородок и о чем-то глубоко задумался.

Так прошло минут десять. Джим допил кофе, дочитал газету и, отложив ее в сторону, внезапно повернулся к Бобби с таким видом, словно ему в голову только что пришла какая-то свежая мысль.

— Твоя мама скоро вернется, — проговорил Джим неестественным тоном, каким взрослые часто разговаривают с потерявшимися на вокзале детишками. Что еще он может сказать сыну, Джим просто не знал. Любые разговоры с Бобби он считал лишенными смысла, поскольку мальчик все равно не мог ничего ответить. Джим и не подозревал, как много хороших, ласковых слов Бобби хотелось сказать отцу, хотя он и знал, что все равно не сможет. Даже сейчас, когда он снова научился свободно беседовать с братом и матерью, Бобби не решался заговорить с отцом, боясь, что тот его не поймет — просто не сумеет понять. Или не захочет.

— Хочешь что-нибудь съесть? — предложил сыну Джим, которого несколько смущало серьезное выражение лица сына.

Казалось, Бобби пытается что-то решить для себя.

— Ты завтракал? — снова спросил Джим, и Бобби утвердительно кивнул, а его отец не сдержал вздоха. — Нелегко с тобой разговаривать, братец, — сказал Джим, думая о том, что впервые за много лет он не мучается с похмелья. Целых два дня он не брал в рот ни капли спиртного и чувствовал себя очень хорошо, хотя, откровенно говоря, ситуация была для него непривычная.

— Почему ты не отвечаешь по-человечески? Мог бы хотя бы попытаться, — добавил он, снова поворачиваясь к сыну. — Мне кажется — ты просто не хочешь разговаривать. То есть не хочешь по-настоящему, — поправился Джим, почувствовав, что его последняя фраза прозвучала грубовато. — А вот если бы ты захотел, то смог бы разговаривать не хуже, чем я или мама.

Сейчас ему действительно захотелось поговорить с сыном, но Бобби продолжал молчать, и только его взгляд сделался еще более серьезным и сосредоточенным.

— Нет, ты даже не стараешься! — разочарованно вздохнул Джим, и Джонни, выйдя из своей задумчивости, повернулся к брату и ободряюще потрепал его по плечу. «Не огорчайся, все будет в порядке, — словно хотел он сказать. — И не надо бояться папу. Просто всему свое время, и разговорам — тоже».

Так и не добившись от Бобби ни слова, Джим поднялся и, сокрушенно качая головой, вышел из кухни. В глазах у него стояли слезы, он чувствовал себя кругом виноватым и совершенно беспомощным.

Бобби еще некоторое время сидел за столом один, потом тихо поднялся наверх и заглянул в комнату Джонни. Старший брат был уже там. Увидев мальчугана, он махнул ему рукой, приглашая сесть рядом с собой на кровать. Они сидели плечом к плечу и рассматривали завоеванные Джонни кубки и школьные фотографии. Бобби потянулся, чтобы взять альбом с фотографиями, и нечаянно уронил один из кубков. Кубок со стуком покатился по полу. Буквально через минуту в коридоре послышались торопливые шаги, и дверь в комнату распахнулась.

— Что ты тут забыл? — сурово спросил Джим, обводя глазами комнату. — Здесь тебе нечего делать. Ступай к себе сейчас же!

При виде отца Бобби застыл словно парализованный, и только глаза его наполнились слезами. К счастью, Джонни, наклонившись к брату, шепнул, что тоже пойдет с ним, и они сыграют в скрэббл. В последнее время эта игра в составление слов очень понравилась мальчику, к тому же Джонни заставлял его произносить собранные слова вслух. Ему было очень жалко братишку, на его взгляд, отец был слишком строг с Бобби, но он понимал, в чем дело. Его комната стала для отца чем-то вроде храма, и он не хотел, чтобы домашние трогали что-то из вещей Джонни.

Низко опустив голову, Бобби вышел в коридор и побрел к себе, а Джим прошел в комнату и, подняв с пола упавший кубок и поставив его на место, плотно прикрыл за собой дверь. В комнате Джонни было чисто, пыль вытерта, все вещи находились на своих местах, как было при его жизни. Так, по крайней мере, показалось Джиму. Он заглядывал сюда реже, чем Элис, которая прибиралась в комнате каждую неделю. Откуда было ему знать, что Джонни вернулся и что в последние месяцы он проводит в своей комнате много времени, перебирая фотографии, листая свои детские дневники и перечитывая смешные и трогательные письма, которыми они с Бекки обменивались в младших классах. Все это по-прежнему лежало на своих местах в ящиках письменного стола, и сейчас Джим выдвинул один из них. Сразу же ему на глаза попалась большая цветная фотография, на которой Джонни и Бекки были запечатлены вместе. Не выпуская фотографию из рук, Джим опустился на кровать и долго сидел, не вытирая слез, катившихся по его лицу. Потом оторвал взгляд от снимка и окинул взглядом комнату. Со дня трагической гибели Джонни прошло больше пяти месяцев, а здесь все было так, как прежде: на спинке стула висел спортивный джемпер Джонни, который он в последний раз надевал за день до смерти, а на столе лежали черновики его выпускной речи. Да, все здесь осталось как прежде, только Джонни больше не было.

Наконец Джим поднялся, положил фотографию на место, задвинул ящик стола и вышел.

Элис, которая направлялась к Шарлотте, ничего не сказала мужу, хотя, конечно, сразу поняла, где он был. Молча пройдя мимо него, Элис заглянула в комнату дочери и позвала ее завтракать.

— Отлично, ма! Я ужасно проголодалась! — воскликнула Шарли, обнимая мать.

Какое-то время спустя Шарли, одетая в старый розовый халат, спустилась в кухню. Увидев за столом отца, она буквально просияла. Девочка чувствовала, что в ее отношениях с отцом произошел перелом. Его появление на стадионе так много значило для нее! Даже авария на этом фоне не казалась Шарли чем-то заслуживающим порицания. В отличие от Элис она была готова все забыть.

— Как дела, доченька? Как ты себя чувствуешь? — спросил Джим несколько напряженным голосом.

— Все в порядке, папа. Нет, мне, правда, намного лучше! А как ты? — После того как отец побывал на ее игре, в глазах Шарли появился какой-то новый блеск. Она всегда гордилась своими успехами в бейсболе и баскетболе, но сейчас в ее взгляде было нечто большее. Шарлотта как будто приглашала его разделить с ней радость победы, и Джим почувствовал себя тронутым до глубины души.

— Я тоже в порядке, — ответил он и попытался улыбнуться, но улыбка у него вышла жалкая. Элис два дня с ним не разговаривала, собственный сын смотрел на него как на врага, и Джим чувствовал, что подошел вплотную к тому, чтобы лишиться своей семьи — семьи, которую он считал чем-то незыблемым, вечным, раз и навсегда данным. Кроме того, сказывалось и двухдневное воздержание от спиртного — мысли разбегались, руки тряслись хуже, чем с похмелья.

Днем Джим куда-то уехал и вернулся только через два часа. Он ничего не сказал Элис, и ревнивые мысли снова обуяли ее. Впрочем, она удержалась от вопросов, даже несмотря на то, что ей показалось — настроение у Джима заметно улучшилось, и дело тут было, конечно, не в работе. Но больше ее волновало, продолжит ли Джим пить. Элис пристально следила за мужем на протяжении всего вечера, но, к ее огромному удивлению, он так и не прикоснулся к хранившейся в холодильнике упаковке пива. Вместо того чтобы, по своему обыкновению, усесться перед телевизором, Джим вышел на задний двор, чтобы убрать сухие листья. За ужином он предпринял несколько робких попыток заговорить с Элис, но она упорно молчала, и Джим обратился к Шарлотте, спросив, думает ли она возобновить тренировки. Шарли сказала, что двух дней безделья вполне достаточно.