— Как ты себя чувствуешь, мама? — спросил Джонни, после того как несколько минут пристально наблюдал за матерью. — Ты какая-то бледная.

— Со мной все в порядке, — сдержанно ответила Элис. По правде сказать, чувствовала она себя не лучшим образом, но ей не хотелось никого волновать в этот праздничный день. Элис со смесью раздражения и страха подумала, что это, похоже, опять дает знать о себе язва. Но до поры до времени Элис решила не паниковать.

— Нет, я действительно чувствую себя нормально, — добавила она на всякий случай, но Джонни ее слова, по-видимому, не убедили.

— Мне кажется — ты меня успокаиваешь, — сказал он, и его голос снова прозвучал очень серьезно. — Сходи-ка ты лучше к врачу, прямо завтра и сходи.

— Схожу, если до завтра у меня все не пройдет, — пообещала она.

До самого вечера они провели время в приятном безделье — обедали, пили кофе, смотрели телевизор. На ужин Элис приготовила окорок, который они всегда ели в Рождество. У самой Элис никакого аппетита не было, и, подавая на стол, она была рассеянна и невнимательна. На протяжении последних часов она никак не могла отогнать от себя суеверную мысль, что на их долю выпало чересчур много хорошего и чудесного и теперь — по закону компенсации — должно случиться что-то плохое. И Элис даже знала, что это будет. Джонни… Он, похоже, доделал все «дела», ради которых вернулся к ней из небытия. Бекки получила стипендию и нового парня, который ей нравился. Пэм познакомилась с замечательным человеком, который полюбил ее и ее детей, и теперь они собирались пожениться. Джим избавился от пагубного пристрастия к бутылке и заново обрел дочь и сына. Бобби начал говорить, а сама Элис провела три незабываемых месяца с Джонни, которого она так любила и которого потеряла слишком рано. Иными словами, буквально все они получили драгоценные подарки, которые уже изменили или вот-вот должны были раз и навсегда изменить к лучшему их жизнь. Джонни больше нечего было «регулировать» и «организовывать», как он порой выражался, а это означало, что пришла пора прощания. Скоро, очень скоро ее сын снова уйдет. И уйдет навсегда — Элис знала это твердо, и от этих мыслей она теряла голову.

— Ты уходишь? — спросила она напрямик, когда после ужина они с Джонни остались в кухне одни. Посуда была убрана, позади был долгий, счастливый день. Даже Джим и Шарлотта, не подозревавшие о возвращении Джонни, не касались грустной темы, хотя их раны, конечно, все еще были болезненны. Но и они понемногу привыкали к его отсутствию. Что касалось Бобби, то ему Джонни с самого начала объяснил, что вернулся только для того, чтобы утешить их, и что, в конце концов, ему придется снова уйти.

— Не знаю. Может быть, — честно ответил Джонни. — Когда будет пора, мы с тобой это поймем. Да-да, ты тоже… — добавил он и улыбнулся. — Я же обещал, что это случится не раньше, чем ты будешь готова.

Он говорил уверенно, без тени сомнения, но его слова Элис совсем не понравились.

— В таком случае могу тебе сказать, что я не готова, — сердито сказала она. — И никогда не буду готова! Как ты не понимаешь, что снова расстаться с тобой для меня невыносимо?! Невозможно!..

Слезы заструились по ее лицу, и Джонни взглянул на нее с сочувствием.

— Не плачь, мама. Я ведь по-прежнему буду рядом, просто ты не сможешь меня увидеть.

— Я хочу, чтобы ты был здесь, здесь! — упрямо твердила Элис и даже топнула ногой, словно раскапризничавшийся ребенок. — И я хочу тебя видеть!

— Я знаю. Мне бы тоже хотелось остаться с тобой хотя бы… хотя бы так, как сейчас, но я не могу. Они не позволят. Я должен вернуться.

Он и так пробыл с Элис несколько месяцев. Одно это выходило за рамки любых законов, но Элис этого было мало. Умом она понимала, какого великого дара удостоилась, но ее сердце продолжало желать большего.

— Значит, они злые, — всхлипнула она, и Джонни нежно обнял ее. — Как они не понимают!.. Ты нам нужен… И мне, и Бобби, и папе, и Шарли тоже!..

— Я люблю тебя, мама. Я вас всех люблю, — ответил Джонни, и на мгновение Элис открылась вся глубина этих простых слов. Да и дело было не в словах, а в том всепобеждающем, не ведающем ни преград, ни расстояний чувстве, которое за ними стояло. Оно оказалось намного больше и могущественнее, чем Элис могла себе вообразить. Любовь изгоняла страх и неуверенность, она окружила ее словно облако, и в ней без следа растворилась вся боль, которую она уже испытала и какую боялась испытать снова.

— Ты устал, мой мальчик, — сказала Элис и посмотрела на сына снизу вверх. Слезы все еще блестели в ее глазах, но она больше не плакала. — И я тоже тебя люблю, Джонни.

— Я знаю. Всегда знал, — ответил он, и Элис умиротворенно вздохнула. Кажется, она все-таки сумела сказать ему самое главное — единственное, что имело значение.

Еще некоторое время они стояли в кухне, обнявшись, и ничего не говорили. Наконец, Элис нехотя разжала руки, и они вместе отправились к своим. Шарли и Бобби выглядели счастливыми, довольными и немного сонными. Они уже собирались ложиться, и немного погодя Элис и Джонни тоже пожелали друг другу спокойной ночи и счастливого Рождества и разошлись по своим комнатам.

Джим уже лег в кровать, но еще не спал. Элис собиралась немного почитать перед сном, но вместо этого они с Джимом неожиданно заговорили о том, что Рождество в этом году получилось неожиданно приятным и радостным даже несмотря на то, что с ними не было Джонни. Когда Джим упомянул об этом, Элис почувствовала себя виноватой перед ним, поскольку на самом деле их старший сын был с ними.

— Знаешь, я почему-то спокоен насчет него, — поделился с ней Джим своими самыми сокровенными мыслями. — Мне кажется, сейчас он находится в каком-то очень спокойном и счастливом месте… Не знаю, почему я так решил, мне просто так кажется, и все… — добавил он, обнимая жену за плечи.

— Я тоже так думаю, — ответила Элис и вздохнула, и после этого они долго лежали рядом, и молчание, казалось, только объединяло их. Джим уснул, а Элис еще долго лежала без сна, хотя за сегодняшний день порядком устала. Вглядываясь в темноту комнаты широко раскрытыми глазами, она думала о Джонни. Уже далеко за полночь Элис бесшумно встала и, накинув халат, вышла в коридор. Она уже направилась к лестнице, собираясь спуститься и согреть себе молока, чтобы успокоить разгулявшиеся нервы, как вдруг увидела Джонни, который как раз в этот момент появился из спальни Шарлотты. Все это время он был с ней — держал ее за руку, пока она не уснула. Теперь она спала и улыбалась во сне — может быть, в ее снах нашлось место и ему?

Зашел он и в комнату Бобби. Джонни объяснял брату, почему он не может остаться, почему должен двигаться дальше и как важно уметь хранить в сердце память о тех, кого любишь.

— Значит, ты все-таки уходишь? — спросил его Бобби, но в отличие от Элис предстоящая разлука его, похоже, не пугала. Несмотря на свой возраст — а может, именно благодаря ему, — он не только сумел лучше понять объяснения брата, но и принять их, и теперь в его душе не было ни сомнений, ни страха. Он точно знал, куда уходит Джонни и почему, вот только объяснить это он не мог.

— Да, ухожу, — честно ответил Джонни, который никогда не обманывал младшего брата.

— А ты еще вернешься? — спросил Бобби, и его глаза широко открылись.

— Может быть. Но, если честно, вряд ли.

— Спасибо, что помог мне снова научиться говорить, — торжественно сказал Бобби. — Без тебя вряд ли бы у меня что-нибудь получилось, — добавил он. Джонни-то хорошо знал, что это чистая правда.

Братья некоторое время сидели обнявшись. Потом Джонни накрыл Бобби одеялом, и мальчуган закрыл глаза. Он тоже улыбался во сне, и было ясно — он никогда не забудет своего старшего брата, на которого он становился все больше похож.

Обо всем этом Джонни рассказал Элис, пока они, обнявшись, спускались по лестнице. В самом низу он вдруг спохватился и вернулся к себе в комнату. С минуту Джонни стоял там, оглядываясь по сторонам и думая о том, как сильно ему будет не хватать матери, брата, сестры, отца. Вернувшись в кухню, он напомнил Элис, чтобы она сохранила для Бобби его любимый спортивный джемпер. Он сможет носить его, когда вырастет, сказал Джонни, а до тех пор Шарли тоже иногда может его надевать.

И как только он сказал это, Элис почувствовала, как к глазам снова подступают слезы. Она поняла, что означают эти слова. Пора было расставаться. Когда Джонни хоронили, Элис так и не попрощалась с ним — она просто не смогла подойти к гробу и прикоснуться к холодной щеке сына. Быть может, именно поэтому он и вернулся — вернулся, потому что она так и не сказала ему последних слов. А может, ему действительно нужно было привести в порядок их жизни и научить своих близких жить достойно и счастливо и без него. Как бы там ни было, Джонни завершил все, что должен был сделать, он все устроил так правильно и надежно, как делал все и всегда. За три месяца он сделал счастливыми многих людей, он поддержал и укрепил свою семью, помог выдержать испытание Бекки.

Джонни подождал, пока мать подогреет молоко, а потом сел рядом с ней и стал молча смотреть, как она пьет. Отставляя в сторону стакан, Элис взглянула на сына и поняла, почему не сможет уснуть этой ночью. Значит, он все-таки уходит, отправляется в дальний путь, и она уже никогда-никогда его не увидит. Мысль эта причинила ей такую боль, что Элис не смогла произнести вслух те несколько слов, которые собиралась сказать. Она только несколько раз судорожно сглотнула, и Джонни покачал головой.

— Не надо… — сказал он негромко. — Не стоит начинать все сначала. Отпусти меня, мама. Так будет легче и тебе, и мне. Кроме того, я ведь останусь с тобой, ты же знаешь.

— Мне будет легче?! Что я буду без тебя делать? Я так привыкла видеть тебя, разговаривать с тобой… — Элис уже с трудом сдерживала рыдания.

— Ты будешь очень занята, — уверенно сказал он и улыбнулся. — Ведь у тебя есть отец, и Шарли, и Бобби. — Он крепко прижал ее к себе и тотчас отпустил, а Элис посмотрела ему в глаза. Сколько боли, страдания, нежности было в этом взгляде!

— Я люблю тебя, сынок, как я люблю тебя!

— Я тоже очень люблю тебя, мама.

— Ты… ты самый лучший сын, такой сильный и умный, и я горжусь тобой. И всегда буду гордиться.

— И я горжусь тобой. Ты самая лучшая мама на свете. — Джонни вдруг выпрямился и зашарил по карманам с таким видом, словно что-то забыл, а сейчас вспомнил. — И еще одно… — проговорил он, протягивая ей небольшую коробочку, неумело завернутую в бумагу. — Вот, это тебе и папе. Эта вещь… я думаю, она сделает вас обоих очень, очень счастливыми.

— Что это? — удивилась Элис. — Можно открыть?

— Нет, не сейчас, — твердо ответил он, опуская коробочку в карман ее халата.

Потом Джонни медленно шагнул к двери, ведущей в сад, и, взявшись за ручку, широко ее распахнул. Мать и сын долго стояли на пороге и глядели в ночную темноту. Джонни обнял Элис и прильнул к ней всем телом, как он делал, когда был маленьким. Ночь была прохладной, но Элис было тепло то ли от выпитого молока, то ли от близости самого дорогого ей человека. Душу ее переполняли любовь и спокойствие, которые — она надеялась — останутся с ней навсегда.

Наконец Джонни наклонился и поцеловал ее. Элис тоже поцеловала его в последний раз, и он шагнул в ночь. Ей хотелось побежать за ним, чтобы остановить и вернуть, но ее ноги словно приросли к полу. Джонни сделал несколько шагов по тропинке, потом обернулся и прощально взмахнул рукой. Элис тоже помахала ему и улыбнулась из последних сил, хотя по лицу ее текли слезы. Ей было грустно, но это была особенная грусть, к которой примешивались и благодарность, и надежда на будущую встречу. Она на секунду прикрыла глаза, чтобы стряхнуть с ресниц соленые капли, но Джонни уже исчез, бесшумно растворившись в ночи на пути туда, куда она не могла за ним последовать.

Элис еще долго стояла на пороге, потом тихо закрыла дверь и вернулась в теплую светлую кухню. Ей все еще не верилось, что Джонни ушел. Она не могла, не хотела в это верить, как не хотела верить в его смерть полгода назад, но сейчас все было иначе. Джонни был прав, когда предсказывал это, хотя Элис по-прежнему не могла смириться с разлукой. Ее сердце все еще полнилось воспоминаниями о нем — о том, каким Джонни был до своей смерти и каким он вернулся к ней после нее.

Но когда Элис поднялась в спальню и взглянула на спящего Джима, ход ее мыслей изменился. Она поняла, что Джонни — их вечно юный мальчик — всегда будет с ними — в их памяти, в их сердцах и в тех добрых делах, которые он для них сделал.

Раздеваясь, Элис вспомнила о маленькой коробочке, которую Джонни опустил в ее карман. Чтобы не побеспокоить мужа, она отправилась в ванную комнату, включила свет и достала таинственный подарок. Когда она развернула бумагу, Элис рассмеялась вслух. Что за глупая шутка, подумала она. И что это он придумал?!