Он засмеялся и вышел. Его шаги гулко отозвались на деревянной лестнице.

Джудит проспала примерно час. Разбудил ее топот ног и звук сигнальной трубы. Помедлив с минуту, она подскочила к окну, распахнула ставни и посмотрела во двор. Там, как обычно, суетливо шлепали по лужам лошади и люди. Снова прозвучал горн, и сердце Джудит сжалось от страха и от какого-то неведомого ей восторженного предчувствия.

Маркус с ее одеждой и корзинкой с едой в руках с шумом распахнул дверь.

— Ты уже встала? Хорошо, — отрывисто произнес он, поглощенный своими мыслями, и поставил корзинку на пол, а белье бросил на постель. — Твоя одежда наконец-то сухая. Здесь кофе, хлеб и джем. А теперь я должен идти.

— Что случилось? — Натянув одеяло на плечи, она села на кровать.

— Французы начали наступление. Мы…

Разрыв снаряда сотряс воздух, и на секунду воцарилась жуткая тишина.

— Мы вышли навстречу. — Его губы скривились в грустной усмешке. — Не знаю, когда вернусь. Но ты жди меня здесь.

— А где ты будешь?

— С Веллингтоном.

— На поле?

— Конечно! Позиции меняются каждую минуту.

Ее сердце сжалось. Джудит впервые подумала, чти он может погибнуть.

Маркус наклонился, взял ее за плечи и пристально посмотрел в глаза:

— Я вернусь за тобой, дорогая. Будь здесь.

— Не уходи. Так сразу.

Джудит положила руку ни плечо мужа, Выражение его лица смягчилось.

— Не надо бояться.

— Я вовсе… не за себя… а за тебя, — нерешительно произнесла она. — Мне бы хотелось быть рядом с тобой.

— Это невозможно, рысь. И ты это знаешь, — Он нежно очертил пальцем контур ее подбородка.

— Ответь мне на один вопрос.

Она не знала, почему вдруг задала этот вопрос именно сейчас. Не время и не место было для подобных разговори». Но почему-то именно сейчас, после этой ночи, ей отчаянно хотелось знать ответ.

Он ждал.

— Почему ты ночью вдруг вышел из меня?

Ожидая отпета, Джудит пристально смотрела па нею. Тогда, охваченная страстью, она почувствовала какое-то разочарование, будто потеряла что-то, неизвестно, важное или нет, но потеряла. Теперь, при свете дня, Джудит понимала, что все правильно, что сейчас она вовсе не готова к беременности, ведь еще ничего не решено с Грейсмером. И прежде чем стать отцом их ребенка, муж должен будет знать о жене все. Чувствовал ли нечто подобное Маркус? Или это было совсем другое?

Маркус тоже внимательно смотрел на Джудит, как будто хотел заглянуть в самую глубину ее души. У Джудит мороз пошел по коже, словно она уже заглянула в пропасть, где скрывалось что-то темное и ужасное.

Вдруг Маркус повернулся и направился к двери. Взялся за ручку и, не оборачиваясь, сказал:

— Я отвечу вопросом на вопрос. А ты тогда, в гостинице, прежде чем совершить свой театральный выход, знала, кто находится там внизу, в баре?

Стало тихо, очень тихо. Она ничего ему не ответила, и Маркус ушел.

»Ах, вот как! Он считает, что я заманила его в ловушку, вынудила жениться. — Холодная тошнота подступила к ее горлу. — Конечно, он не хочет иметь детей от женщины, способной на такое. Как же он должен меня ненавидеть! Ненавидеть и презирать. То есть, с его точки зрения, я, видимо, жена ему только формально. А телом и душой я для него просто шлюха».

Во рту стало почему-то сухо и горько, в висках застучало. «А почему я не опровергла его предположение? Да, действительно, почему я не взорвалась? Ведь таким подозрением он оскорбил меня. Как он только мог подумать такое?»

Но Джудит знала, почему молча проглотила этот его вопрос. Потому что, в сущности, он прав. Маркус думает, что она вышла за него из-за денег и положения в обществе? Так оно и есть. И какое имеет значение, что она понятия не имела, кто там сидит в этом баре, когда решила спуститься вниз, Она воспользовалась ситуацией и тем, что у него обостренное чувство чести. И почему, собственно, после этого Маркусу не смотреть на нее, как на лживую, расчетливую мошенницу?

Джудит всю трясло, когда она одевалась в свои мятые, покоробившиеся одежды. Солнечный луч попал на кольцо, что болталось на ее пальце, и оно блеснуло.

Хорошо. Как только они с Себастьяном завершат то, что должны сделать, как только Себастьян получит то, что положено ему по праву рождения, как только Грейсмер будет повержен, а их отец отмщен, она немедленно сообщит Маркусу, что их связывали незаконные узы. Джудит отпустит его на свободу. Но до тех пор Маркусу придется участвовать в маскараде брата и сестры Давенпорт. Джудит с грустным цинизмом усмехнулась: «Вся моя жизнь — сплошной маскарад».

Она вышла во двор и огляделась, не зная, куда пойти. Орудия били теперь не переставая. Вновь стати прибывать раненые.

Джудит направилась к небольшому холму. Увидев с его вершины место сражения, она в ужасе застыла. Это было поле, четко огороженное по периметру живой изгородью. И вот на этих нескольких десятках гектаров сошлись две огромные армии. На ветру развевались знамена, трубили трубы. Пехота Веллингтона атаковала каре французов. А те неслись вперед на конях, круша все на своем пути. Но вот линия пехоты преклонила колено и прицелилась из мушкетов. Грянул залп — первого ряда кавалеристов как не бывало. Всех скосило наповал.

Отсюда, с высоты, все было похоже на пьесу абсурда, поставленную каким-то сумасшедшим режиссером. А что должны были чувствовать те, кто исполнял в этой сцепе роли, кто бросил свои жизни в эту мясорубку? Невозможно было поверить, что здесь существует какой-то план, какая-то разумная стратегия, — как с той, так и с другой стороны. Но наверное, должны быть. И Маркус где-то там, в этом месиве.

Джудит возвратилась во двор и занялась ранеными. После полудня она снова поднялась на холм. Атаки прусских поиск на фланги Наполеона дали свои результаты, хотя Джудит этого, разумеется, не знала. Но она заметила, что французы отходят, хотя и не всем флангом. Джудит показалось, что ядра сейчас расколют землю пополам.

И вдруг все стихло. Наступила жуткая, гнетущая, какая-то неземная тишина. Пороховой дым рассеялся, и она увидела, как французские гренадеры начали наступление на высоту. Их колонна уверенно двигалась вперед, и казалось, что остановить ее не может ничто на свете. Возгласы «Да здравствует император Наполеон!» достигали

неба.

Неожиданно, в шесть часов вечера, словно из-под земли, выросли скрывающиеся доселе за холмом отряды британской гвардейской пехоты и открыли по гренадерам массированный огонь. Французы падали, как кегли, целыми рядами. А из тыла, над головами пехотинцев, били пушки. Обнажив сабли, с дикими криками первобытных воинов гвардейцы ринулись в атаку. И случилось невероятное. Ряды наполеоновской императорской гвардии, его последняя надежда на победу.

эти закаленные в десятилетних походах и овеянные славой гренадеры, дрогнули, сломались. Преследуемые британцами, гренадеры побежали.

Джудит медленно повернулась и спустилась с холма, все еще не веря тому, что увидела.

Веллингтон и Блюхер одержали победу в сражении при Ватерлоо. Во дворе штаба все ликовали. Цена этой победы была ужасной, убитых и раненых было не счесть, но к заходу солнца стало ясно: Наполеон разгромлен, полностью и окончательно. Прусские войска двинулись преследовать убегающих французов, оставив обескровленных британцев зализывать раны и подсчитывать потери.

Маркус въехал во двор ближе к полуночи. Он сопровождал Веллингтона на его встрече с Блюхером. Два полководца крепко обнялись и расцеловались; Блюхер подвел итог дня, произнеся на корявом французском:

— Неплохо сработано.

»Да, — подумал Маркус, — значение сегодняшней победы переоценить трудно. Наконец-то в Европе наступит мир».

Он искал жену и наконец увидел ее в углу двора, склонившуюся над носилками. Джудит тоже увидела его, выпрямилась, поправила волосы. У Маркуса защемило сердце. Все подозрения, вся горечь, с какой они сегодня утром расстались, — все исчезло. Он хотел прикоснуться к ней, хотя бы только прикоснуться.

— Ты жив! — радостно воскликнула она, когда Маркус подошел к ней.

Но смотрела Джудит на него с каким-то грустным пониманием.

Ему захотелось сейчас поцеловать жену и этим поцелуем стереть грусть с ее глаз и нервную дрожь с уголков рта. Для Маркуса сейчас вдруг все потеряло смысл. Все, кроме того, что вот его жена стоит перед ним.

— Да, жив, и я вернулся, — ответил он и заключил Джудит в объятия.

Прикоснувшись губами к ее ресницам, чувствуя их легкий трепет, он добавил:

— Как видишь, моя рысь, жив и здоров.

Закрыв глаза, она прижалась к мужу. И, совершенно обессиленная, застыла, слушая глухие удары его сердца.

Глава 9

— Представляешь, этот твой новый дворецкий не хотел меня пускать, — произнес Бернард Мелвилл, третий граф Грейсмер, без всяких церемоний входя в будуар леди Баррет. — Я полагаю, это не означает, что сэр Томас что-то подозревает.

— Нет. Он сейчас, наверное, у Бруков. Клюет носом и бокал портвейна. — Рядом стояла чашечка дымящегося послеполуденного кофе. — Ходжкинс просто ревностно относится к выполнению своих обязанностей. Он знал, что я отдыхаю, вот и не хотел тебя впускать. — Агнес томно вытянулась на кушетке и протянула руку. — Я ожидала, что ты вернешься в город не раньше следующей недели.

Бернард взял ее руку и поднес к губам:

— Я больше не мог выдерживать нашу разлуку, любовь моя. Агнес улыбнулась:

— Слышать это, несомненно, приятно, Бернард. Но можно ли этому верить?

— О да, — произнес Грейсмер, пристально глядя ей в глаза. — Да и еще раз да, моя обожаемая Агнес, ты должна этому верить.

Под его тяжелым взглядом Агнес всю передернуло от сладкого предчувствия. Когда же он наконец докажет, что эти утверждения не голословные?

Бернард Грейсмер понимающе улыбнулся:

— Ты, я вижу? проголодалась, любовь моя. Просто удивительно, какие чудеса происходят, стоит только ненадолго уехать.

— Какой ты жестокий, Бернард, — мягко проговорила она. — Тебе доставляет удовольствие насмехаться над моей любовью.

— Ты называешь это любовью? А мне вовсе не кажется, что это верное слово, — пробормотал он, наклонившись очень близко к ее лицу, но все еще не касаясь его. — Одержимость желанием, тяга плоти… но любовь? Для такой женщины, как ты, это слишком банально.

— А для тебя? — прошептала она.

— Для меня это тяга плоти, — ответил он и улыбнулся, но улыбка не разгладила жестких складок в углах его рта. — Я насыщаюсь тобой, а ты мной. Нам это необходимо. Вот и все.

— Поцелуй меня, — взмолилась она.

Он раздвинул руки Агнес в стороны и очень медленно приблизил свой рот к ее рту. Она вдруг вцепилась зубами в его губу и прокусила до крови. Бернард резко отпрянул назад:

— Дрянь!

— Да что ты говоришь? А я как раз подумала, что дрянь — это ты.

Ладонью он легонько шлепнул Агнес по лицу и издал ликующий вопль. Затем поднес ее палец к своей губе, вытер им выступившую капельку крови и прижал пальчик Агнес к ее рту. Проворный язычок появился на мгновение и слизнул эту красную бусинку. Золотисто-карие глаза Агнес вспыхнули так хорошо знакомым ему огнем.

— Сегодняшний вечер мы проведем вместе?

Вместо ответа он поймал подбородок Агнес и поцеловал, жестоко сминая ее губы своими. Стук в дверь заставил Бернара выпрямиться. Он резко поднялся, взял со столика журнал и начал его листать, пока лакей подбрасывал в камин дрова.

— А что это за слух, будто бы Керрингтон привез из Брюсселя жену? — небрежно бросил Грейсмер. — В городе об этом все только и говорят. Где он ее откопал?

— Не знаю, еще не видела ее. Ведь мы только вчера приехали, — в тон ему ответила Агнес. — Летиция Мортон говорит, что она потрясающая. В одно мгновение покорила всех дам света. Салли Джерси от нее просто без ума.

— В общем, это не Марта?

Дождавшись, когда лакей закроет за собой дверь, он бросил журнал на стол и сел на кушетку, не забыв аккуратно расправить складки на своих темно-желтых брюках.

— Нет, — ответила Агнес. — Насколько я понимаю, это не серая мышка. Вовсе нет. Но никто о ней ничего не знает… кроме того, что есть еще и брат. Такой же очаровательный, если верить Летиции.

— Надеюсь, карманы у этого очаровашки не пустые? — хищно улыбнулся Бернард.

Агнес покачала головой:

— А вот этого я не знаю. Но если он свояк Керрингтона, то… почему бы и нет?

Отполированными ногтями Грейсмер забарабанил по ручке кресла.

— Мне сейчас как раз нужен новичок. Позарез нужен. Я давно не ощипывал свежего фазана. Интересно, он играет?

— Кто знает? — отозвалась Агнес. — Я попробую кое-что разузнать на приеме у Кавендишей. Но по поводу того, кик поправить твое финансовое положение, у меня есть совсем другая идея.

— Ого! — Грейсмер вскинул брови. — Моя дорогая, я весь обратился в слух.

— Это Харриет, дочь Летиции Мортон, — объявила Агнес с довольной улыбкой, — За ней дают приданого и тридцать тысяч фунтов. На первое время, я думаю, тебе хватит.