Эндрю — маленький, жилистый, но настолько крепкий, что мог держать хозяина на руках как будто на козлах для пилки дров, ежедневно по четырнадцать часов проводил на полях. Он переодел хозяина в пижаму и обтёр мягкой губкой так, как нравилось Барту.

— Вы хотите бутылку бурбона сюда, Вам в кровать, маста Барт? — задал Эндрю вопрос, который задавал каждую ночь, зная ответ.

— Поставь так, чтоб я смог дотянуться, Эндрю. Ночью я могу почувствовать некоторые неудобства и хочу, чтобы ты помог мне. — Сегодня вечером, будучи в исключительно хорошем расположении духа, он заметил, что настоящей боли уже не было. Обычным настроением в это время было чувство униженного существа, беспомощного, как младенец.

Эндрю переходил от окна к окну, закрывая жалюзи от надвигающейся бури, одновременно натягивая драпировки, скрывающие на тёмном небе зигзаги молний.

— Надеюсь, у Вас будет хорошая ночь, са', - почтительно сказал Эндрю и удалился.

Барт сидит на кровати, светит лампа, в камине потрескивают дрова. Перед ним лежит развёрнуый номер «Пикьюна», но он не разбирает ни слова. В памяти всплыло лицо Викки, когда она села за пианино, решив что-то доказать Саре. Храбрая маленькая нахалка. Он представил себя с ней в постели, чувствуя, что в состоянии сделать то, что часто рисовал в фантазиях.

— Джефферсон, — тихо позвал он, и паренёк поднялся, ожидая дальнейших распоряжений. — Спина начинает беспокоить. Чёртова погода. Сходи к прислуге и скажи Одалии прийти ко мне. Никого не буди, — предупредил он. — Только скажи Одалии, чтоб поднялась сюда и сделала мне массаж. И на всю ночь ложись спать на её месте.

— Да, са', - Джефферсон потупил взор. Догадливый, подумал Барт с радостью, к которой примешивалась досада. Мальчишка наверняка понял, что когда приходит Одалия, имеет место нечто большее, чем просто массаж. И большое доверие в этом доме оказано именно ему, а не кому-то другому.

Барт потянулся за бурбоном и плеснул ещё немного, на глоток. Почувствовал, как тепло пошло вниз. Мужчина представил кукольное личико Одалии. Ей двадцать три, но тело как у четырнадцатилетней девочки.

Уже в воображении он чувствовал возбуждение, представляя, как Одалия, томно покачиваясь, входит в комнату, крупные соски на слегка набухшей груди настойчиво выпирают сквозь короткую сорочку. Он вспомнил, что она, в отличие от Юноны, Нэнси и девочек-близняшек, никогда не одевается в поношенную одежду Сары. Он заботится об Одалии, она знает, как доставить ему удовольствие.

Барт с трудом опёрся на поперечину позади, раздражаясь, что Одалия ещё не пришла. Доктор Стэнтон смеялся над ним. Старик говорил, что в его состоянии ничего подобного случиться просто не может. И всё же док ошибся.

Барт облизнул пересохшие губы, услышав, как повернулась дверная ручка. Никто на этаже не думает ничего подобного про него и Одалию. Никто не догадывается, что происходит, когда Одалия закрывает за собой дверь и через мгновение её запирает. Догадывается, по всей видимости, только маленький дьяволёнок Джефферсон, но и он может лишь предполагать.

Дверь распахнулась, маленькое, неправдоподобно худое тело Одалии двигалось с инстинктивной грацией.

— Вы чувствуете себя нездоровым, маста Барт? — сочувственно пропела она, тёмные глаза пылают. Чёрт возьми, никто бы не подумал, что он парализован, когда она так смотрит, зная, что будет дальше и как это будет.

— Опять в спину вступило, Одалия, — он поддержал их маленькую игру — Помассируй немножко.

— Я принести бальзам, который дать матушка Ла Верна, — промурлыкала она. — Она сказать мне, что это хорошо для Вас.

— Ладно, приступай к работе, Одалия, и хватит разговоров. — Эти гаитянские сучки особые. Они с колыбели знали, что нужно, чтобы сделать мужчину счастливым.

Снаружи бушевала гроза. Где-то об стену хлопнул ставень. Если Сократ проснулся, то пойдёт и закрепит.

Барт помог Одалии перевернуть его на живот. Она подтянула вверх рубашку и стала мазать спину душистым, благоухающим бальзамом. «Ничего особенного, кроме запаха», — подумал Барт, однако, наслаждаясь сильным, острым ароматом, ощущая на спине длинные, гибкие пальцы.

Сегодня он возбуждён. Из-за жены Майкла. Она невольно напомнила, каким жеребцом он был тридцать лет назад. Раньше, чем обычно прервал массаж.

— Переверни меня на спину, девочка, — приказал он. Дыхание стало чаще. Она слегка улыбнулась. Одалия точно знала, что происходит в голове мужчины, уже представляет себе, что последует через несколько минут. Док Стэнтон ничего не понимает! Пусть говорит, что хочет о фантомных ощущениях. — У меня небольшие проблемы здесь, внизу, Одалия, — он ткнул руками в нижнюю часть живота.

Совместными усилиями ловко перевернули его на спину. Одалия откинула в сторону одеяла, лицо было безмятежно, когда поднимала его рубашку до груди. Взгляд Барта упёрся в соски молодой женщины, упрямо выпирающие сквозь ночнушку.

— Сними это барахло, — хрипло приказал он. Он что-то чувствовал. Он уже что-то чувствовал. — Будет легче, если сядешь и сделаешь массаж.

Лицо, похожее на прелестную маску из чёрного дерева, стало горячим от огня камина. Одалия стащила через голову ситцевую сорочку и бросила на пол. Несколько, показавшихся Барту вечностью, секунд она провоцирующе поднимала руки высоко над головой. Затем намеренно медленно положила ладони на бессильные, волосатые бёдра и раздвинула. Барт учащённо задышал; рот приоткрылся. Руки рабыни начали медленно делать массаж.

Доктор Стэнтон был груб, сообщая новости Барту, уже оправившемуся от удара достаточно, чтобы принять новую реальность. Холодно и цинично док говорил, что распутные деньки Барта закончились: «Если что-либо подобное и произойдёт, то исключительно в Ваших фантазиях».

Одалия, опустившись на колени между бёдрами хозяина, энергично его массировала. Маленькие брови слегка нахмурены, а во взгляде задумчивость, которая его возбуждала.

— Давай, Одалия, — хрипло проговорил он. — Возбуждай меня.

— Вы возбуждаетесь, са', - удовлетворённо сказала она, и вспышка страсти полыхнула в тёмных глазах. — Какой большой и красивый.

Он и не представлял себе, что она вызвала эрекцию, то, о чём доктор Стэнтон довольно чёрство отзывался как о суррогате, о спастической реакции.

— Сейчас, Одалия! — голос дрожит, разум возбуждён. Сара, глядя на него, была уверена, что ниже пояса уже ничего не шевелится. То есть вообще ничего. Но она не знала. — Садись, Одалия. Садись!

Стон вырвался из его груди, когда женщина поднялась над ним, и с безупречной точностью опустилась. Взгляд застыл на эбонитовом лице, когда она двигалась вверх и вниз. Глаза негритянки закрыты, рот слегка приоткрыт от возбуждения. Он доставляет женщине наслаждение, и нет никаких оснований считать, что всё происходит лишь в воображении.

— Тсс, — непроизвольно приказал он, когда женщина вскрикнула. на всём нижнем этаже они одни, а крики приглушённые. — Теперь по-другому, Одалия. Я доведу тебя до исступления, девочка! — Всё произошло оттого, что прелестная бабёнка, на которой женился Майкл, сегодня вечером здорово его возбудила. Он язвительно захихикал. Если бы Сара узнала, то бы пришла в ярость!

8

Утренний солнечный свет медленно коснулся сознания Викки. Она почувствовала, что стало жарко. Стёганое одеяло, под которым очень приятно лежать холодной дождливой ночью, сейчас доставляло определённые неудобства.

Сколько времени? Приподнялась на локте и протянула руку к комоду, куда, перед тем как лечь спать, положила часы-кулон, купленный Майкл в Нью-Йорке. Так поздно! Тем не менее, ночью спала плохо. Она моментально заснула, лишь только Моник с искренним, по-детски искренним, удовольствием укутала её стёганым одеялом. Уснула лишь за тем, чтоб спустя двадцать минут проснуться и беспокойно ворочаться нескольких часов, уснув только на рассвете.

Викки замерла, когда от лёгкого толчка открылась дверь. Широко улыбаясь во все тридцать два зуба, в комнату профланировала Моник.

— Я принесла горячую воду, — она направилась к умывальнику. — Потом я вернусь вниз, на кухню и схожу за Вашим завтраком. Вы предпочитаете утром что-нибудь особенное, мисси?

— Нет, что угодно, — сказала Викки, с удовольствием отмечая, что может завтракать в комнате. — И кофе, — потребовала она, удивляясь самой себе. Она приучилась пить кофе только после знакомства с Майклом.

— Не беспокойтесь, Юнона такая славная, она принесёт поднос с прекрасным завтраком. Увидите.

Приготовив для Викки умывальник и забрав большой металлический чайник, Моник быстро, но важно вышла из комнаты. Викки слышала, как она что-то мурлычет себе под нос, направляясь через холл к лестнице. Викки встала с кровати и с интересом осмотрела принадлежности для утреннего туалета: душистое английское мыло, бельё, выбранное, невзирая на стоимость.

Юная леди не спеша помылась, наслаждаясь прикосновением тёплой воды к лицу, цветочным запахом мыла. Внезапный порыв заставил босиком подбежать к окну. После дождя цветы очень пышные, а трава насыщена зеленью. Собаки, Сэм и Хилда, носились по лужайке. Никаких следов ночной бури.

Пожилой негр со следовавшим по пятам Джефферсоном возится среди роз. Пара котят кувыркается под сучковатым и изгибающимся виргинским дубом, которому, как прикинула Викки, лет сто. Затем с хихиканьем провинившегося мальчугана пулей метнулась к кровати, чтобы скромно ждать, когда принесут завтрак.

Когда прибыл завтрак, глаза расширились от недоумения, увидев обильное угощение: небольшая чашка клубники со сладкими сливками, яйца, бекон, гора овсянки, увенчанная нежным маслом, тарелка золотисто-коричневого, насыпанного остроконечной горкой печенья и кружка кофе.

— Моник, но я ведь не смогу всё это съесть, — она от изумления открыла рот.

Моник хихикнула.

— Кушайте, что хотите, а что не хотите, то обычно не пропадает.

Что за богатая земля, мелькнула мысль

— Всё выглядит так здорово. Моник, возьми, — Викки указала на печенье.

— Мисси, так нельзя, — запротестовала девочка, но чёрные глаза жадно смотрели на тарелку.

— Давай, — небрежно сказала Викки. — Никто же не узнает. Бери. Как ты их называешь? — с любопытством спросила она.

— Печение, — важно ответила Моник. — Милая, Вы откуда приехали?

Викки рассмеялась:

— Из Англии. Это за океаном.

— Моя мама и я, мы приехали с острова, где всё время тепло, как летом. Я знаю, что он называется Мартиника, — Моник стала серьёзной. — Мама умерла два года назад.

Только сейчас Моник позволила себе протянуть руку к тарелке с печеньем и выбрала одно.

Когда закончили завтракать, Моник отнесла поднос на кухню и вернулась, чтобы помочь Викки одеться.

— Вы сегодня останетесь дома, мисси? — Моник стояла перед открытым гардеробом.

— Да, Моник.

А куда ей идти? Вновь нахлынула лёгкая паника на неё. Сегодня придётся идти вниз и опять встречаться лицом к лицу с матерью и отцом Майкла.

— Выбери мне платье.

Два из них померили множество раз. Пока Викки одевалась, Моник расчёсывала ей волосы до тех пор, пока не заблестели. «Неужели это образ жизни, который ведут все леди на Юге? Неужели они так бессмысленно проводят каждый день?»

Сара Иден отличается от большинства леди на Юге. Майкл говорил, она встаёт в шесть и много времени уделяет делам плантации. Викки догадывалась, что мать Майкла довольна выпавшими на её долю обязанностями. Майкл с восторгом говорил, что у матери мужской ум. Но чувства были вполне женские.

— Вы хотите посидеть немного в галерее? — спросила Моник. — В такое утро там замечательные запахи.

— Посижу там, почитаю, — решила Викки.

— У нас в библиотеке много книг, — с гордостью сказала Моник. — На нижнем этаже… — сделала обаятельный жест. — Я сейчас закрою окна от дневной жары. — выглянула наружу. — Там маста Майкл, он уезжает в Новый Орлеан. У парадной Колин с экипажем. — Моник театрально вздохнула. — Этот Колин такой счастливый. Ездит в город с маста Майкл три, иногда четыре раз в неделю.

Викки, замешкавшись, пулей метнулась к окну, увидеть мужа. Моник закрыла остальные окна, а потом вместе вышли из комнаты. Моник показывала дорогу в библиотеку.

— Сюда, мисси. — Моник остановилась перед открытой дверью слева от лестницы.

— Спасибо, Моник.

Викки вошла в большую, квадратную комнату, внимание тотчас же привлекла правая стена, уставленная книгами. Викки в смущении замерла. Села за письменный стол в углу комнаты и, нахмурив брови, заглянула в открытую бухгалтерскую книгу, а потом увидела перед собой серьёзное лицо высокой, полной негритянки.

— Юнона, не понимаю, куда девается весь сахар в… — повернувшись, чтобы отпустить рабыню, Сара заметила Викки. — Доброе утро, Викки, — неожиданно дружелюбно поприветствовала она. — Вы что-то искали?