К сожалению, с ней ни в чем и никогда нельзя быть уверенным. Он считал себя знатоком женщин, изучал их десятки лет, считал, что разбирается в их логике и умеет ими управлять… всеми, если не считать Пенни. Она… он никогда не понимал, как договориться с ней, покорить… заставить подчиняться… и давным-давно оставил все попытки ею манипулировать: результат никогда не стоил затраченных усилий. Для людей его круга такую полную и безоговорочную неудачу с женщиной переварить было нелегко, и, нужно сказать, все это крайне выводило из себя, тем более что с ней приходилось постоянно держаться начеку и смотреть в оба.

Но этот поцелуй ответил на все его вопросы. Она не только позволила себя поцеловать, но и наслаждалась каждым мгновением и целовала его в ответ, намеренно и откровенно продлевая ласку.

Что же, прекрасно. Он преодолел первое препятствие, но слишком хорошо знал ее, чтобы надеяться на многое. Просто получил шанс сделать второй шаг, определить, насколько реальна возможность того, что она согласится стать его женой. Насколько реальны его возможности превратить желание в факт.

Чарлз невидяще уставился в окно, не слыша тиканья часов на каминной доске. Прошло немало времени, прежде чем он вернулся к действительности, вспомнив о другой задаче, требующей его внимания.

За письменным столом он вновь стал обдумывать свою миссию. Тут тактика казалась вполне ясной. Та информация, которую выдал перед смертью Кодел, изобличенный преступник, очевидно, была правдивой. И теперь только от него, Чарлза, графа Лостуитела, зависит узнать детали и сообщить Далзилу. А в этом ему нет равных. Можно не сомневаться: он любым способом проникнет в замыслы Селборнов.

Но сначала карты.

Пододвинув атлас, он открыл первую страницу.

Пенни бродила по саду, вспоминая подробности поцелуя на газоне в тени деревьев. Она все еще чувствовала прикосновение его губ, голова по-прежнему кружилась, а угрызения совести безжалостно терзали душу.

С другой стороны, этому было суждено случиться, то почти первобытное влечение, зародившееся едва ли не в детстве, все эти годы накапливалось и, естественно, привело к взрыву. Он был прав, выбрав для поцелуя столь мирное окружение, и теперь, когда их взаимная жажда была удовлетворена, возможно, этим все и кончится.

Пенни приостановилась и нахмурилась. Разумеется, ее жажду этим не утолить. Как ни печально, Чарлз – ее любовь на всю жизнь, но зато теперь они могут забыть о взаимном притяжении, поставить его на второе место, полностью игнорировать или по крайней мере не придавать ему значения. Да, пожалуй, это лучший способ, и именно так она поступит.

Его расследование только началось, и если она хочет в нем участвовать, пожалуй, стоит забыть об этом поцелуе.

Пенни вернулась в гостиную. Не дождавшись Чарлза, она тихо выругалась, позвонила и велела принести чай. Едва на пороге возник Филчетт с подносом, она велела следовать за ней и направилась в кабинет. Постучала и сразу же вошла.

– Пора пить чай.

Чарлз нехотя поднял голову, встретился взглядом с Пенни и нерешительно помялся, словно не зная, что сказать.

Пенни преспокойно показала дворецкому на стол Чарлза и уселась напротив. Чарлз с плохо скрытым вздохом отложил перо и отодвинул атлас, чтобы уместить поднос.

Она едва успела увидеть, что он составляет какой-то список. После ухода Филчетта она разлила чай и нетерпеливо спросила:

– Ну, что ты решил?

Если он думает, что сумеет вывести ее из игры, значит, жестоко ошибается! Взяв чашку, Пенни поднесла ее к губам. Чарлз последовал ее примеру.

– Мой бывший командир старается определить, кто именно из служащих министерства передавал Гренвиллу и твоему отцу информацию, которую, как мы предполагаем, они обменивали на коробочки для пилюль. Он не желает выдвигать обвинение против них, поскольку они мертвы, но и не играли главных ролей в этом заговоре. Твой отец никогда не имел доступа к правительственным секретам и большую часть жизни оставался в провинции: ни один уважающий себя французский агент не подумал бы к нему обратиться.

– Ты считаешь главой заговора Эмберли? Чарлз задумчиво кивнул:

– Вначале все было именно так. Ты сама сказала, что твой отец стал собирать коробочки для пилюль, когда гостил у Эмберли в Париже. Однако Эмберли ушел на покой семь лет назад, а передача информации продолжалась до самого последнего времени.

– Значит, дирижерская палочка перешла от папаши к сыну, как в случае Эмберли, так ив нашем.

– Все сходится. Тем более что дражайший Николас примчался сюда со всех ног, едва я появился на сцене.

– Неужели он пронюхал, что ты приехал сюда вести расследование? – нахмурилась Пенни.

– Вполне возможно. Чарлз отставил чашку.

– Хотя Далзил воспринимает эту историю всерьез, далеко не все в министерстве придерживаются такого же мнения. Многие считают, что теперь, когда война кончена, секретность больше не играет особой роли.

– Хм… – протянула она. – И что же?

– Хотя существование коробочек для пилюль подтверждает, что с Францией ведется торговля, и скорее всего государственными секретами, это еще не означает соучастие Николаса и Эмберли, пусть даже Николасу обо всем известно. Необходимы доказательства их вины и государственной измены. Именно над этим сейчас я и бьюсь.

Пенни многозначительно уставилась на список.

– И ты уже что-то решил.

Чарлз, поколебавшись, нерешительно сказал:

– У меня тоже есть связи в одной из местных контрабандистских шаек, и я пользовался ими много лет, не постоянно, конечно.

Он поднял перо и принялся рассеянно его вертеть.

– Я вижу две причины подобного поведения Николаса: либо он пытается замести следы Гренвилла и, следовательно, свои, либо пытается установить новые контакты, с помощью которых снова сможет вести дела с французами. В любом случае он недаром шляется по округе, задавая вопросы. Я подумываю, не стоит ли снабдить его кое-какими ответами.

– А именно?

– Не могу сказать, пока не пойму получше, что ему нужно. Действительно ли он собирается заменить Гренвилла или просто пытается узнать, какую шайку тот использовал для передачи секретов, чтобы теперь заставить замолчать ее членов?

Пенелопа покачала головой:

– Пока что мне нечего сказать: я слишком мало знаю. Подавшись вперед, она поставила локти на стол и подперла ладонью подбородок.

Чарлзу казалось, что он читает мысли, мелькавшие в ее выразительных глазах.

– Учитывая нашу уверенность в том, что Гренвилл и Николас – два сапога пара, неужели Гренвилл не признался другу, с какой шайкой имел дело?

– В таких делах главное —секретность. Гренвилл много лет разыгрывал контрабандиста, он прекрасно усвоил урок. Мысль о том, чтобы открыть Эмберли или Николасу имена своих дружков-контрабандистов, вряд ли пришла бы в голову Гренвиллу без особенно веской причины.

– Наверное, ты прав, – поморщилась она. – Стоило спросить Гренвилла о делах, связанных с контрабандой, и он замыкался, как моллюск в раковине. – Она опустила глаза в список. – Так что ты тут сочинил?

Он невольно улыбнулся, хотя вовсе не радовался ее решимости участвовать в расследовании вместе с ним и быть в курсе всех планов.

– Это список шаек, действующих в этой округе. Мне придется навестить каждую. Они скоро узнают цель моего приезда: нужно дать понять, что нас с губернатором интересуют не они, а только то, что они могут мне рассказать.

– А если ты столкнешься с Николасом?

– Ни в коем случае. Ты сама сказала, что он был в Полруане всего две ночи назад. Начну оттуда.

– Когда? Сегодня? Увиливать нет смысла.

– Поеду после ужина. Если прошлой ночью они переправили товары, значит, сегодня вечером будут праздновать в «Утке и селезне».

Пенни кивнула; он не мог сказать ей, о чем думает.

– Расскажи об Эмберли: как часто он встречался с твоим отцом?

Пенни подумала, прежде чем ответить. К сожалению, знала она действительно не слишком много. Но его вопросы отвлекали ее. Через десять ми нут довольно жесткого допроса, она встала.

– Я отнесу поднос миссис Слаттери.

Чарлз поднялся и придержал для нее дверь. Пенни ретировалась с видом леди, всецело занятой домашними делами. Чарлз закрыл дверь, чуть помедлил и вернулся к делам.

Они встретились снова за ужином. Он явился с целым ворохом вопросов о семье, призванных отвлечь ее от его вечерней поездки в Полруан. Похоже, это ему удалось: когда они встали из-за стола, она удалилась к себе. И ни словом не упомянула о его путешествии. Чарлзу показалось даже, что она совсем забыла о Полруане.

Он вернулся в кабинет, чтобы еще раз прочесть доклад Далзилу. Пришлось долго думать, прежде чем назвать некоторые имена и изложить все, что он успел узнать до сих пор. Но он недаром доверял свою жизнь Далзилу целых тринадцать лет. Гораздо дольше остальных шестерых членов клуба «Бастион». И Далзил никогда его не подводил.

И хотя еще предстояло решить загадку происхождения Далзила, независимо ни от чего он был одним из них. Дворянином с тем же чувством чести и долга, стремлением защитить слабых и невинных. Ни Пенни, ни ее мачехе и сводным сестрам не грозила опасность от Далзила.

Запечатав письмо, он написал адрес и поднялся. Часы на камине пробили десять. Открыв дверь кабинета, он позвал Кассия и Брута: псы, потягиваясь и ворча, потянулись к выходу.

Чарлз запер кабинет и направился в вестибюль, уронив по пути письмо на серебряный поднос для отправки, после чего поднялся к себе в сопровождении собак.

Десять минут спустя, переодевшись в костюм для верховой езды, он вышел черным ходом и повернул к конюшням, но не успел сделать и трех шагов, как сбоку появилась тень. Чарлз остановился, тихо выругался и, подбоченившись, грозно уставился на Пенни. Та уже успела напялить пресловутые бриджи, сапоги и жокейскую куртку и надвинуть на лоб шляпу с мягкими полями. Мало того, самым наглым образом прислонилась к стене у двери конюшни и ожидала его появления!

Вот тебе и удачная попытка отвлечь ее байками!

– Ты никуда не едешь, – прошипел он и в ярком лунном свете увидел, как она чуть усмехнулась.

– Почему бы нет?

– Ты леди. Леди не могут показаться в «Утке и селезне». Пенни оттолкнулась от стены и пожала плечами.

– Но ты же со мной – значит, мне ничто не грозит.

Она принялась натягивать перчатки, очевидно, не ожидая ответа.

– А если я не возьму тебя с собой?

– Поеду следом, – преспокойно сообщила она.

Чарлз с раздраженным вздохом воздел глаза к почти безоблачному небу. Она знала округу не хуже его и сейчас, при полной луне легко могла отыскать его следы и притом знала, куда он направляется, поскольку он сам, как последний идиот, все ей рассказал.

– Так и быть, – сдался он, скептически оглядывая ее одеяние. – Но учти, ты в жизни не сойдешь за мужчину.

– А я и не собиралась, – улыбнулась она с таким видом, словно не сомневалась в его капитуляции, и направилась вместе с ним к конюшне. – Всякий в Полруане меня знает. И понимает, что в здешних местах лучше и удобнее ездить по-мужски, чем в дамском седле. Так что никого подобные вещи не шокируют. Их вообще почти не замечают.

Он осмотрел ее длинные ноги в сапогах до колен, стройные бедра, обтянутые тонкой тканью, и чуть не фыркнул. Контрабандисты из Полруана слепы не более, чем он сам!

Потребовалось значительное усилие воли, чтобы выбросить из головы мысли насчет особенностей ее фигуры.

Они оседлали лошадей, после чего он усадил ее в седло, и они пустились в путь. Не переставая упрекать себя за бесхарактерность, он взял курс на юг, где за полями, залитыми лунным светом, лежал Полруан, маленькая рыбачья деревушка, состоявшая из полутора десятков крошечных домиков и обязательного кабачка, в котором собирались мужчины, предположительно все до единого рыбаки. Правда, их основным занятием была переправка контрабандных товаров через кипевшие белой пеной буруны как раз к востоку от дельты.

Хотя в этих местах было полно шаек контрабандистов, каждая действовала на определенном участке. У каждой были свои излюбленные укрытия, бухточки и места высадки. Самой большой и хорошо организованной шайкой были «рыцари Фауи», взявшие название у местных пиратов, считавшихся настоящей чумой французских прибрежных городов во время Столетней войны. Правда, Чарлз подозревал, что Гренвилл использовал менее известную банду, чтобы держать связь с французами.

Как сказала Пенни, дураком Гренвилл не был, и чем меньше людей знали о его делишках, тем лучше.

Они добрались до «Утки и селезня» и спешились. Чарлз отдал поводья рыжему мальчишке, выбежавшему из грубо сколоченной конюшни, вернулся к поджидавшей Пенни и надвинул ей шляпу еще ниже. Обвисшие поля, украшенные поломанным фазаньим пером… пожалуй, с первого взгляда сойдет за мужскую охотничью шляпу.