— Не волнуйся, мы прекрасно сами найдем дорогу домой. — Бен шутливо взъерошил ей волосы.

Наташа успокоилась, аккуратно поправила прическу и, крепко держа Тони за руку, направилась к выходу вслед за остальными.

Возвращаясь к автомобилю под уже начинающим темнеть зимним небом, Карлин и Бен не в силах были хранить гробовое молчание после блистательного Наташиного успеха.

— Господи, она была так прекрасна, — ликовала Карлин, мысленно возвращаясь к первому Наташиному выходу в длинном белом платье.

— Знаешь, — выехав на хорошо освещенную дорогу, ведущую к шоссе, Бен быстро глянул на девушку на переднем сиденье, — я не ожидал, что она сможет так держаться, не растеряется перед всеми этими людьми. Она была просто сногсшибательна.

Карлин кивнула и даже слегка улыбнулась ему.

— Но этот новоявленный Ретт Батлер, честно говоря, действует мне на нервы, — добавил Бен.

Карлин рассмеялась.

— Помню Тони, когда ему было шесть, и могу поклясться, что тогда у него не было и половины этого акцента. Как он умудряется год от года становиться все более южанином, живя в двухстах милях от канадской границы?

— Я-я-я не знаю, мисс Ка-а-арлин.

Карлин не могла не расхохотаться, плотину прорвало, и всю дорогу до границы штата они восстанавливали в памяти выступление Таш и болтали, словно никогда не ссорились.

Примерно через час Бен посмотрел на часы на приборной панели — половина восьмого.

— Ты, наверное, проголодалась, — обратился он к Карлин, почувствовав, как голоден сам, — никто из них с утра ничего не ел.

— Пожалуй, да, — ответила Карлин, а про себя честно призналась: «Нет».

В суматохе дня у нее как-то совершенно пропал аппетит. Ей было хорошо от согревающего соседства Бена и от того, что он вел себя, как прежде. Неожиданно осознав это, Карлин смутилась и смогла только кивнуть, когда Бен предложил заехать в ближайшее кафе на шоссе.

Едва они открыли дверцы автомобиля, их окатили пронзительные звуки музыки, а войдя через главный вход, они оказались в большом полутемном зале с тремя длинными рядами деревянных столиков, занятых молодыми мужчинами и женщинами, и с автоматическим проигрывателем, оравшим рок-н-ролл. Они уселись, и Карлин вдруг притихла. Бен, заметив изменившееся настроение девушки, хотел узнать, что случилось, но решил не идти на риск — не приведи Господь начинать все по новой. Не спрашивая ее, он сам заказал для обоих гамбургеры и кока-колу, и Карлин одобрительно кивнула. Бен чувствовал себя неловко, глядя, как она наблюдает за парами на площадке для танцев. Он сходил с ума по ней с тех пор, как у них началась эта последняя война. Карлин, когда хотела, могла быть такой неприступной и холодной, но сейчас в тусклом свете придорожного кафе ее лицо светилось мягкой красотой. И эти несколько часов в автомобиле она была, гм, была самой собой.

Бен уже почти не помнил, из-за чего началась их ссора, сейчас он с трудом сдерживался, чтобы не провести руками по ее длинным каштановым волосам, на которых мерцали искорки от вращавшегося в центре комнаты светильника. Пожалуй, в этом незнакомом шумном месте они могли начать все вновь. Проигрыватель играл «Рожденный бегать», и все в баре хлопали в такт парам, отплясывавшим на площадке. От плотной пелены дыма и острого запаха пива Бен чувствовал себя пьяным.

— Пойдем! — Он отодвинул стул и встал. — Давай потанцуем, пока подадут еду. — И протянул ей руку.

В глазах Карлин он прочел нерешительность. Казалось, она прикидывала, насколько далеко друг от друга они смогут находиться, танцуя под «тяжелую» музыку, но наконец приняла его руку.

Когда они добрались до танцплощадки, запись кончилась, но тут же Барбра Стрейзанд запела «Какими мы были», и Бен без колебаний обнял Карлин за талию и закружил в медленном танце. Несколько секунд она упорно держалась как можно дальше от него, насколько это было возможно, но по мере того, как площадку вокруг них заполняли другие пары, они все больше сближались, и Бен, пользуясь преимуществом сузившегося пространства, вдыхал аромат ее шампуня и касался рукой прохладной кожи у затылка, теплота ее тела вызывала у него необыкновенное чувство.

Неожиданно свет в баре погас, и Бен почувствовал, как Карлин расслабилась. Сперва нерешительно, он стал гладить ее спину сквозь ткань блузки, и ее ответный трепет наполнил его неповторимой смесью слабости и возбуждения. К концу песни они были со всех сторон плотно окружены другими парами и едва двигались, заключив друг друга в объятия. Было так, словно между ними никогда не было ссоры, словно они заново открыли друг друга. Музыка снова прервалась, и большинство пар покинули танцплощадку, но Бен задержал Карлин там, где они оказались в этот момент, чуть приподнял ей голову и наградил легким поцелуем.

Карлин почувствовала, как у нее екнуло сердце, и, вспыхнув, отстранилась. Они вернулись к своему столику и, быстро расправившись с едой, пошли к автомобилю. Оказавшись в холодной темноте, она поняла, что находится вся во власти мучительного желания — касаться его, положив голову ему на плечо. Когда он вставлял ключ зажигания, Карлин придвинулась, прижалась всем телом и, затаив дыхание, приблизила к нему лицо.

— О Боже, — выдохнул Бен, когда Карлин, просунув свои тонкие руки ему под куртку, погладила его грудь, нащупывая застежку рубашки. Зажатый рулевым колесом, окруженный морозным декабрьским воздухом, он чувствовал немыслимое возбуждение.

На этот раз их губы пылали, языки искали друг друга, и поцелуй был бесконечным. Карлин откинула широкое переднее сиденье и увлекла Бена на себя. Ее словно обожгло, когда она почувствовала на себе его тело. Бен, нетерпеливо распахнув ее пуховую куртку, поднял свитер и блузку и пальцами ощутил нежность ее груди. Теряя голову от возбуждения, она на секунду наклонилась вперед, сбросила куртку, стянула через голову свитер и подставила его губам сокровенное место, которого касались его руки.

— Карлин… — внезапно обретя контроль над собой, Бен заставил себя вернуться на свое место, — мы не должны этого делать.

«Он не может воспользоваться моментом, это не честно, сейчас просто сказывалось возбуждение дня и радость от того, что они снова вместе».

Но Карлин знала лучше.

— Бен, пожалуйста, — почти беззвучно прошептала она и снова притянула его к себе. Они должны делать то, что ей хочется.

Помедлив, Бен сдался. Сняв свою куртку и рубашку, он опустился, прижался к бугоркам ее груди и вздохнул от наслаждения. Он пьянел от ее тела, от мягкости ее кожи, от набухшей груди, пробуждавшейся к жизни в его руках. Бен и Карлин неуклюже растянулись на переднем сиденье «шеви» десятилетней давности и чуть не ударялись головами о дверную ручку при поцелуях, но это не имело значения. Ничто не имело значения, кроме блаженства быть так близко. Бен судорожно глотнул воздух, когда ее руки несмело двинулись к молнии его джинсов; потянувшись, чтобы расстегнуть молнию, он на мгновение замер, боясь ее обидеть.

— Ты уверена? — спросил он срывающимся голосом.

— О Господи, да, — успокоила она, продвигая ладонь к нему в трусы. В ответ его руки без всяких колебаний отправились ей под юбку в колготки, его пальцы скользнули в трусики и ниже, коснулись влажной плоти и, почувствовав разрешение, двинулись глубже. В восторге отвечая на его ласки, она торопила его руку, волны блаженства накатывались на нее, когда его пальцы погружались все глубже и глубже.

— Бен, пожалуйста…

Он понял, чего ей хотелось, и снял с нее трусики. Стараясь быть нежным, он вошел в нее, черпая уверенность в ее стоне наслаждения, когда она приняла его. Бен медленно подался вперед и, когда почувствовал, что миновал преграду, сжал ее голову руками, душа и ее, и себя поцелуем. Но Карлин не ощущала никакой боли, она была на вершине блаженства, двигаясь вместе с ним увеличивающимися кругами. Она унеслась в неведомую страну, которой никогда себе не представляла. В течение нескольких секунд ее счастье сопровождалось громким выражением его восторга.

Потом они лежали в объятиях друг друга, пока Бен не почувствовал прохладу окружающего воздуха. «Ей, наверное, холодно», — виновато подумал он на мгновение, но был еще не в силах оторваться от нее. Наконец, протянув руку, чтобы поднять с пола автомобиля свою куртку, он громко рассмеялся, увидев, что окна совершенно запотели от тепла их тел. На короткий миг у него в мозгу пронеслись воспоминания о месяцах их партизанской войны, но это, казалось, происходило годы, десятилетия назад.

— Пожалуйста, давай больше никогда этого не делать, хорошо? — нежно попросил Бен, укрывая их обоих курткой.

— Никогда не заниматься любовью? — Карлин, дразня, поцеловала его.

Усмехнувшись, он на секунду отодвинулся.

— Не совсем так. А что ты скажешь о том, чтобы провести в автомобиле всю оставшуюся жизнь?

Он улыбнулся ей и снова приник к ее губам, на этот раз еще ненасытнее, словно навсегда скрепляя печатью их счастье.

6

— Нет, Тони, честное слово. Карлин должна меня подстричь, это правда. — Прижав телефонную трубку плечом к уху, Наташа сидела «по-турецки» на полу спальни и, разговаривая, подпиливала ногти.

Телефонный провод только-только дотягивался от розетки в прихожей до спальни, поэтому ей приходилось садиться прямо за дверью, если она хотела поговорить по телефону из своей комнаты, чтобы ее никто не слышал.

— Сколько времени это займет? — требовательно спросил Тони на другом конце.

— Не знаю.

Наташа говорила приветливо, а ее раздражение было заметно лишь по тому, как она быстро и ожесточенно водила по ногтям пилкой.

— Не можешь обойтись без Карлин? — с досадой спросил Тони. — Ты действительно хочешь сказать, что сегодня предпочитаешь встретиться с ней, а не со мной?

Наташа все больше выходила из себя, но это никак не отражалось на ее тоне.

— Мы и вправду проводим день сегодня вместе; сожалею, но с тобой мы не увидимся до вечера.

— Но я скучаю по тебе, крошка, — капризным тоном маленького мальчика заявил Тони.

Наташа с облегчением услышала, как открылась входная дверь.

— Тони, она пришла, я позвоню тебе позже, о’кей?

— Но, крошка…

— Пока, Тони. Ты самый лучший. — И не дав ему ничего сказать, Наташа положила трубку и, нахмурившись, поднялась с пола.

Эти постоянные вопросы о том, где она была и почему не может проводить все время с ним, стали по-настоящему действовать ей на нервы.

— Таш, пришла Карлин, — окликнула ее Кит из гостиной, — а я ухожу, увидимся все за обедом.

— Карлин, я здесь, — позвала Наташа.

Торопливо расстелив на полу несколько газетных листов, Наташа в тот момент, как Карлин появилась на пороге ее спальни, уселась на стул с прямой спинкой.

Мельком взглянув на подругу, она вскользь улыбнулась ей и взяла с комода ножницы.

— Все готово, — она протянула ножницы Карлин, — но будь добра, состриги только полдюйма, прошлый раз ты была немного не в себе, и это больше походило на два дюйма.

Ничего не говоря, Карлин кивнула. Наташа, приглядевшись к ней повнимательнее, заметила, что подруга чем-то сильно взволнована.

— С тобой все в порядке? — забеспокоилась Наташа. — Послушай, не нужно меня стричь, это можно сделать и в другой раз, или я могу попросить кого-нибудь еще.

Мысли Карлин явно витали где-то далеко, и она рассеянно ответила:

— Нет, нет, Таш, я всегда рада подстричь тебя.

— Что случилось? — допытывалась Наташа.

Карлин вытащила из-за спины руку, в которой держала уже распечатанный пухлый белый конверт.

— Гарвард. Это из Гарварда, — произнесла Карлин едва слышным шепотом.

Наташа сделала большие глаза.

— Таш. — Карлин замолчала и в недоумении смотрела на подругу. — Меня приняли.

Наташа перевела дух.

— Ты шутишь. Тебя приняли? Тебя приняли! — Она испустила вопль и бросилась обнимать подругу. — Это невероятно, это потрясающе!

Карлин слегка попятилась.

— Но я никогда… это было только дурацкое пари. Бен…

— Конечно! — Наташа замерла от неожиданно пришедшей в голову мысли. — Сегодня все получают уведомления о приеме.

Она опрометью кинулась к столику у входной двери, на который мать всегда складывала почту. И точно, там лежала целая пачка писем. Наташа схватила их и стала перебирать, а Карлин, стоя рядом с ней, тревожно заглядывала через ее плечо. Оно было там, с темно-красной гербовой печатью на конверте, адресованном мистеру Бенджамину Дамироффу.

— О Боже, ужаснулась Карлин, — оно тонкое, внутри всего один листок.