— О Господи! — От этой сладостной пытки у Бена вырвался крик.

Мгновенно обретя контроль над собой, он обхватил ее талию, крепко прижал Карлин к себе, не давая ей возможности двигаться, и погрузился в самую глубину, а она, застонав, вцепилась ногтями в его плечи. Вдруг он снова замер и, все еще оставаясь внутри нее, сел и обнял ее. Ноги ее обвились вокруг его талии, их губы жадно впились друг в друга, все тело Карлин сотрясалось, и они уносились все дальше и дальше.

— Бен…

Он крепко держал ее, прижав к себе, и для них обоих наступил миг блаженства, когда они забыли обо всем на свете, кроме друг друга. Когда все осталось позади, они еще долго не размыкали объятий. Карлин уткнулась лицом в его шею, и ни один из них не хотел, чтобы это когда-нибудь кончилось. Потом, все еще тяжело дыша, они лежали рядом, и Карлин устроилась в изгибе его локтя.

— С тобой все хорошо? — Бен ласково откинул с ее глаз влажные от пота волосы.

Карлин улыбнулась и погладила его руку.

— «Хорошо» — неподходящее слово.

— Хм, — усмехнулся Бен, — вообще-то я имел в виду твой живот. Такая гимнастика не совсем то, что я прописал бы пациенту после операции.

— Ну, — засмеялась она, — если возникнет осложнение, то ведь мой доктор всегда рядом, верно?

— Абсолютно.

Она приподнялась на локте.

— Мне только что пришло в голову, что ты, наверное, голоден. Если твой самолет прилетел в пять и ты приехал прямо сюда, ты ничего ел с самого утра. — Она посмотрела на часы у кровати: — А сейчас уже девятый час.

— Небольшая голодовка — слишком малая плата за то, чтобы видеть тебя. Но вообще-то я бы чего-нибудь перекусил.

— Здесь неподалеку китайский ресторанчик. Обслуживает молниеносно. Как ты относишься к китайской кухне?

— Чудесно, — обрадовался Бен. — Просвети меня насчет меню, и я позвоню, а ты отдыхай. По правде говоря, это слишком сильная нагрузка для женщины в твоем положении, понимаешь.

— В моем положении? — эхом повторила Карлин, смеясь. — В твоих устах это звучит так, словно я беременна.

Короткое мгновение они смотрели друг на друга, осознавая смысл, скрытый в словах Карлин; каждый представил себе ситуацию, в которой мог оказаться, будь эти слова правдой, и оба улыбнулись.

Спустя полчаса они — счастливые, забравшись под одеяло, орудовали палочками для еды, держа на коленях тарелки, до верху наполненные дымящейся пищей, а еще несколько белых переносных судков стояло на подносе рядом с кроватью. Карлин взяла стакан содовой со столика у кровати и посмотрела на Бена.

— Я так счастлива, что ты дома.

— Но не так, как я. — Он поднял один из судков, чтобы положить себе вторую порцию лапши с кунжутом.

— Тебе было очень тяжело в Вестерфилде? — Ее тон стал более грустным. — Мне все-таки хотелось бы, чтобы ты взял меня с собой, я бы справилась с поездкой.

— Спасибо, дорогая, но в этом, право, не было никакой необходимости, — покачал он головой.

Карлин немного помолчала.

— Я очень огорчена смертью твоего отца. Хотя мы давно не виделись, я всегда любила его, ты знаешь. О Боже, Бен, — она вздохнула, — все, связанное с Вестерфилдом, исчезает, словно нашего прошлого никогда не было. Каждый раз, как я говорю с мамой, оказывается, что кто-нибудь из старых соседей разорился, сгорел или просто исчез. После смерти твоего отца…

— Понимаю, — кивнул Бен, — прошлое просто превращается в пыль.

Карлин взяла еще немного еды.

— Может быть, так происходит со всеми, кто уезжает из маленького городка. Может быть, всегда кажется, что мир, в котором ты вырос, прекращает существование, как только ты покидаешь его.

— Знаешь, дорогая, — нерешительно начал Бен после небольшой паузы, — я хочу поговорить с тобой кое о чем из нашего прошлого. Это важно.

— Что-нибудь хорошее или плохое? — беззаботно спросила Карлин.

— Не особенно хорошее, — ответил Бен угрюмо.

Карлин наклонила голову.

— Ты надумал поговорить со мной? Так чего же ты ждешь?

— Это касается Тони Келлнера.

Карлин моментально внутренне собралась, хотя внешне сохранила равнодушное выражение.

— Ну-у, — уклончиво протянула она.

— Ты еще видишься с ним время от времени?

— Время от времени, — повторила она осторожно.

Любую секретную операцию необходимо держать в тайне, но Бен был знаком с Тони Келлнером, и это означало, что она должна быть особенно осмотрительной, чтобы ничего не открылось.

— Кстати, мы с ним договорились встретиться завтра утром за ленчем.

— Карлин. — Бен с болью смотрел на нее. — Звонил Тони Келлнер. Он звонил.

— Звонил? — с недоумением переспросила Карлин.

— В мотель «Старлайт».

Карлин отложила палочки и мгновение неподвижно смотрела в свою тарелку, а потом повторила его слова, словно не в состоянии постичь их смысл.

— Тони Келлнер звонил нашим родителям? — Она покачала головой. — Нет, нет, этого не может быть.

Бен слегка повернулся и наклонился к ней.

— Да, это может быть. И это правда. В Вестерфилде я встретил Джо Ленстоллера. Ты, вероятно, не помнишь его по школе. Мальчишкой он работал в том мотеле и подслушал телефонный разговор. Он узнал голос Тони Келлнера. Он сам сказал мне.

Карлин, не отрываясь, смотрела на Бена.

— Тогда, когда Тони был Наташиным кавалером?

Бен кивнул.

— Но зачем? — Ее голос понизился почти до шепота.

— Не знаю. Ради шутки?

Карлин отвернулась, резко поставила тарелку на ночной столик и выбралась из постели.

— Прости, Бен, но в это трудно поверить, — произнесла она сухо и, достав из шкафа халат, надела его. — Мне нужно на минутку в ванную, я сейчас же вернусь.

Не дожидаясь ответа, Карлин, как могла медленнее, пересекла комнату, с трудом преодолевая настойчивое желание побежать. Она совершенно лишилась самообладания и, едва успев открыть дверь ванной и вскочить внутрь, начала жадно хватать ртом воздух, а ее рана в животе ни с того ни с сего разболелась. Карлин опустилась на край ванны, чувствуя на щеках горячую влагу.

Значит, Тони Келлнер не только глава преступной организации, он еще и тот, кто поломал им юность, разрушил их семьи, а она, как главная фигура секретной операции, должна дружить с ним, быть любезной, завоевывать его расположение и доверие. Одно дело приятельствовать с ним по долгу службы, никак не относясь к нему лично, и совсем другое теперь, когда Бен рассказал ей обо всем.

Она старалась собраться с мыслями и все обдумать, но не могла сосредоточиться. Карлин всем своим существом чувствовала, как близко подошла к тому, чтобы раскрыть дело, и именно сейчас, когда от дружбы с Келлнером зависело так много, приходит это известие. Но он приковал ее отца к инвалидному креслу и убил мать Бена? Если это правда, она не могла представить себе, как будет продолжать расследование. Карлин снова увидела отца и Кит Дамирофф в том номере, когда они отвечают на телефонный звонок и потом в страхе выбегают за дверь, и снова перед ее мысленным взором разыгралась вся сцена, как это бывало тысячу раз с момента происшествия, но сейчас, представляя мать Бена, разговаривающую по телефону, на другом конце телефонной линии, она увидела Тони Келлнера, изображающего из себя полицейского, и услышала, как он, повесив трубку, весело хохочет в то время, как ее отец и Кит мчатся к автомобилю. Она почти явственно услышала скрежет и почувствовала вкус крови, которой, как она узнала позже, было забрызгано все вокруг. «Я могла бы убить Тони собственными руками», — подумала Карлин, чувствуя, как к горлу поднимается желчь.

Она встала, подошла к раковине, чтобы ополоснуть лицо холодной водой, полезла в аптечку за таблеткой аспирина и быстро приняла две.

Конечно, она знала, что будет делать, — она будет продолжать заниматься своим секретным заданием; она полицейский и никогда не выйдет из рамок закона даже ради отмщения, даже если это касается ее собственной семьи. Этого никогда не произойдет, она никогда не допустит, чтобы это произошло, и не бросит дело на полдороге.

Ее мозг лихорадочно работал, оценивая ситуацию. Нет способа доказать, что звонил именно он, невозможно законным путем заставить его заплатить за то, что случилось много лет назад. Но, если она раскроет все его преступные махинации, он заплатит за все сполна. Она станет ему лучшим другом, какого никогда не было у этого подонка, и рано или поздно пригвоздит его.

Прежде чем выйти из ванной, Карлин взглянула на себя в зеркало, чтобы убедиться, что выглядит спокойной. Она не хотела прятаться здесь слишком долго, боясь, что Бен будет волноваться, не случилось ли с ней чего-нибудь. Взявшись за ручку двери, она еще немного помедлила. А что она сейчас скажет Бену? Или, быть может, ей следует посвятить его в расследование. Но едва только эта мысль мелькнула у нее в голове, она тут же отвергла ее, потому что, учитывая, насколько Бен сейчас ненавидел Келлнера, это было слишком рискованно, и, чувствуя себя бесконечно несчастной, она открыла дверь и вышла из ванной.

Бен, отставив в сторону тарелку, просто неподвижно сидел, ожидая ее, и с облегчением вздохнул, когда увидел, что Карлин возвращается назад к кровати. Он полагал, что она будет потрясена новостью, и вначале казалось, так оно и есть, но ее неожиданное спокойствие и то, как она просто встала и ушла, поразили его.

— С тобой все в порядке?

— Конечно, милый. — Карлин слегка улыбнулась, снимая халат и снова забираясь к нему в постель.

— Ну вот, теперь ты знаешь о нем. — Голос Бена стал жестким. — Не могу понять, как у этого типа хватает совести навязывать тебе свою дружбу.

— Да, странно, действительно странно, — ей пришлось собрать всю силу воли, чтобы ее ответ прозвучал обыденно, — и интересно.

— Ты что, сошла с ума? — Бен обернулся к ней, не веря своим ушам. — Интересно?

— Ну да. — Карлин почувствовала, что у нее скрутило живот. — Интересная версия.

Бен сердито откинул одеяло, встал и, не говоря ни слова, натянул брюки. Застегивая ремень, он неприязненно посмотрел на Карлин.

— Ты, вероятно, не поняла, — сказал он резко, — мы говорим о человеке, виновном в смерти моей матери и явившемся причиной того, что твой отец стал несчастным калекой. — Бен заметил, как в глазах Карлин промелькнула боль. — Но приятный молодой парень всего лишь сыграл небольшую шутку, правильно? И у вас двоих нет причин не быть друзьями.

Постель внезапно стала холодной, и Карлин натянула на себя одеяло. Она должна найти в себе силы ответить, взвешивая при этом каждое слово.

— У тебя нет доказательств, что это был он. Слова какого-то парня, якобы подслушавшего телефонный разговор, еще не улика.

Бен от ярости заскрипел зубами.

— Прекрати, Карлин. Прекрати сейчас же. Я не могу слышать спокойно этот бред.

Она отвернулась. Ей, конечно же, следовало придумать что-нибудь получше. Бен — недоверчивый ребенок. Ее мысли отчаянно метались в поисках другого способа объяснить невероятное, но ничего не приходило в голову. Ей нужно время.

— Возможно, ты прав, а я поступаю против здравого смысла, — сказала она мягко. — Знаешь, наверное, я не могу воспринять все это вот так сразу. Или, может быть, просто не могу выразить свои настоящие чувства. — Она надеялась, что он не заметит, насколько мучительной была для нее эта ложь. — Я не знаю… — Она недоговорила фразу.

— Ну, уж я-то тем более не знаю. — Губы Бена сжались в жесткую линию. — Я вовсе не хочу, чтобы ты мучилась и страдала из-за этого, но, Карлин, — он с трудом подыскивал нужные слова, — мы так долго ждали, чтобы узнать, кто виноват, я готов был все отдать, чтобы выяснить это. Теперь мы знаем. Ты можешь говорить, что нет доказательств, но я верю Джо Ленстоллеру. Господи, что я пережил, когда он сказал мне; а ты, похоже, вообще ничего не чувствуешь — ни гнева, ни горя, ни желания отомстить. Что с тобой?

Карлин беспомощно смотрела на него, не позволяя себе произнести ни слова.

Бен снова взглянул на нее, словно увидел впервые в жизни.

— Я полагал, что мы испытываем одинаковые чувства по отношению к этой истории. Но, очевидно, я ошибался. Твои чувства мне неведомы.

— Бен, пожалуйста, давай не будем портить наш вечер. Иди ко мне. — Она жестом указала на еду. — Давай закончим ужин.

Бен еще мгновение пытливо смотрел на нее, затем, приняв решение, кивнул и сел на кровать.

— Отлично.

Он взял тарелку с ночного столика и снова принялся за свой ужин, который теперь был совершенно холодным; и Карлин, хотя у нее совсем пропал аппетит, тем не менее тоже взяла свою тарелку и через силу жевала кусок цыпленка в молочном соусе, стараясь скрыть страдание и думая, как ей вынести остаток вечера. Она ясно представила себе отца, худого и бледного, влачащего жалкое существование в инвалидном кресле, и все из-за той идиотской шутки. Бен решил, что она бесчувственная, если не реагирует на эту ужасную новость, а ей на самом деле хотелось кричать во весь голос, но больше всего она жаждала увидеть, как Тони Келлнер будет гореть в аду. Однако она могла только сидеть и смотреть, как Бен делал вид, что поглощен едой. Он был здесь, совсем рядом с ней, но чувствовалось, что он за миллион миль отсюда.