— Ладно, Кембридж, давай устроим себе кутеж с выпивкой и поверим, что жизнь просто великолепна.

— Значит, твоя улыбка так же искренна, как и моя, да, Гарри? — прошептала в ответ Карлин, беря его под руку и провожая за дверь.

— А теперь пусть у нас будет настоящий праздник, — предложил Гарри двадцатью минутами позже, когда они уселись в полутемном угловом кабинете «У Билла» — в одном из ресторанчиков на Колумбус-авеню, сохранившем свой облик точно таким же, как был задуман сорок или пятьдесят лет назад.

— За тебя, Карлин. Ты была права, а я ошибался в отношении этой крошки Москоу.

— Батюшки, какая любезность, — воскликнула со смехом Карлин. — Но знаешь, если бы ты не учил меня как следует, я была бы не способна разобраться даже в счете от бакалейщика, тем более в убийстве. За тебя.

Гарри долго молчал, прежде чем ответить.

— Вынужден согласиться с этим, — произнес он, наконец сделав первый глоток из стоявшей перед ним рюмки, а затем осушив ее до дна. — За меня, — добавил он угрюмо, подняв пустую рюмку и жестом подзывая официанта, стоявшего у колонны в нескольких шагах от их столика.

— Может, нам заказать какой-нибудь еды, — предложила Карлин, а то наш праздник закончится приступом тошноты.

— Разумеется. — Гарри обратился к официанту, который в этот момент ставил перед ним новую рюмку. — Два чизбургера и попышнее, ведь эта леди, — он поднял рюмку и указал ею на Карлин, — признанная героиня города Нью-Йорка.

— Я уверена, — вмешалась Карлин, забирая из рук Гарри рюмку и отпивая из нее, перед тем как поставить ее рядом с его прибором, — когда коп в одном предложении ставит рядом слова «героиня» и «город Нью-Йорк», он говорит о каком-то монстре, а не о человеческом существе, тем более женщине.

Гарри хмыкнул, найдя шутку удачной, но чувствовалось, что она помогла ослабить напряженность между ними. За обедом они вспомнили все полицейские шутки, каждый — свою, и закончили серией дурацких каламбуров. Часа через два Гарри попросил счет.

— Забудь об этом, Гарри. — Карлин, опередив его, выхватила листок из рук официанта. — Плачу я.

— Брось, Карлин. — Гарри, приподнявшись, потянулся за счетом. — Сегодня твой праздник.

— Забудь, — повторила Карлин. — Я обязана тебе не только этим, но и всем остальным.

Гарри поднял руки, сдаваясь, и снова опустился на стул, а Карлин положила поверх счета свою кредитную карточку «Америкен Экспресс».

— Этот бедняга заслуживает поощрения за то, что сегодня терпел нас обоих, — добавила она, когда официант, положив перед ней бланк для расчета по кредитке и шариковую ручку, отошел обратно к бару.

— А говорят, женщины дают плохие чаевые, — заметил со смехом Гарри.

Карлин взяла бланк и мельком взглянула на него: из-за старинного освещения она не могла толком понять, где писать.

— Ладно, — она протянула бланк Гарри, — бумажную работу сделаешь ты. Заодно и проверим, смогут ли в случае чего отличить поддельную подпись от настоящей.

— Значит, зрение уже подводит выпускницу Гарварда. Возраст в конце концов добрался и до нее, — с удовольствием поддел он Карлин, — что ж, пора.

— О, ничего подобного, — запротестовала она, защищаясь, — у меня великолепное зрение, просто здесь темновато.

Гарри насмешливо посмотрел на нее, хотя Карлин была абсолютно права. Вокруг них был, можно сказать, интимный полумрак, лишь у него над правым плечом горела одна маленькая желтая лампочка. Гарри прочел цифры — с трудом — и положил бланк обратно на стол.

— Так как счет оплачиваешь ты, я оставлю стопроцентные чаевые, о’кей?

— Какие угодно, лейтенант Флойд, если это доставит вам удовольствие, — ответила Карлин с притворной искренностью.

— Нет, пожалуй, я снижу их до двадцати. Ведь теперь, когда ты дожила до преклонных лет, у тебя на счету, я полагаю, каждый цент. И ухо не слышит, и глаз не видит.

Карлин подхватила шутку:

— Уж тебя-то я отлично разгляжу всегда.

— Не зарекайся. — Он с усмешкой взглянул на бланк и написал с росчерком: «Карлин Сквайр».

— Хотите заказать еще чего-нибудь?

Карлин и Гарри оба вздрогнули при этом вопросе и рассмеялись — увлеченные своей перепалкой, ни один из них не заметил, как подошел официант.

29

Наташа стояла у раковины, ловя ртом воздух. Желудок корчился от спазм, хотя в нем уже ничего не осталось. Она выдавила пасту на зубную щетку, торопливо почистила зубы и пошла в спальню. Выдвинув верхний ящик комода, достала оттуда маленький коричневый флакон «Валиума». Проклятие. Она уже готова была покончить с этим, но именно сейчас не могла отказаться принять немного, ей нужно успокоиться после лекарства, которое она приняла в это утро. Она взяла таблетку, а затем, поколебавшись, быстро проглотила еще одну и смахнула со лба легкую испарину.

Наташа надеялась, что таблетки принесут ей некоторое облегчение, но в последнее время, чем больше таблеток она глотала, тем меньше они на нее действовали.

Откладывать дольше нельзя, пора одеваться и идти. Уже застегивая блузку, Наташа услышала, как внизу хлопнула входная дверь, и застыла, так как не ожидала, что сегодня Итан придет домой на ленч. Проклятие. Она должна выйти из дома через сорок пять минут.

— Таш, — окликнул ее муж снизу, — ты дома, дорогая?

— Я наверху, милый. — Наташа заставила себя ответить погромче, чтобы ее голос прозвучал весело.

— Мою встречу отложили на час, и я решил заскочить домой на минутку.

Наташа пригладила щеткой волосы и торопливо наложила немного грима телесного тона, хотя и подозревала, что это не скроет темные круги под глазами. Стараясь придать лицу спокойное выражение, она медленно спустилась на первый этаж их двухэтажной квартиры, чтобы поздороваться с Итаном, который стоял в прихожей, углубившись в журнальную статью.

— Привет. — Она подошла и поцеловала его в щеку.

— Привет. — Он оторвался от чтения и бросил журнал на стол. — Здесь сказано, что Уолтер Мей превысил бюджет по «Фиаско» на двадцать миллионов, и все этим возмущены. Все бывает, конечно, но я удивлен. Я бы даже так сказал: сделать хороший фильм стоит гораздо больших денег.

— Пусть у тебя об этом не болит голова, — отозвалась с улыбкой Наташа. Итан отказался быть режиссером «Фиаско», потому что наконец дали «зеленую улицу» его последнему фильму, сценарий которого носил название «Водопад» и который он намерен был сделать за пять лет. — Ты сожалеешь, что не взялся за эту работу?

— Конечно же, нет. — Он отрицательно покачал головой.

— И ты, и я, мы оба знаем, что «Водопад» будет твоей самой лучшей картиной.

— Спасибо. — Он с улыбкой наклонился и поцеловал жену.

Но вслед за этим улыбка медленно сбежала с его лица, уступив место выражению озабоченности.

— Таш, — сказал он, — я старался никогда не указывать, что тебе делать, ты знаешь это, но, дорогая, я бы не возражал, если бы ты стала не такой стройной. Чересчур стройной. И ты очень бледна, радость моя. Ты хорошо кушаешь?

Наташа отвернулась и, высвободившись из его рук, отошла на несколько шагов.

— Никогда нельзя быть чересчур богатым или чересчур стройной. — Она постаралась произнести это как можно беззаботнее.

— Перестань, Наташа, — нахмурился Итан, — ты знаешь, как я ненавижу такие выражения. Серьезно, ты сама на себя не похожа, от тебя осталась одна тень. Ты уверена, что с тобой все в порядке?

— Не говори глупостей. — Она с досадой повернулась и пошла в кухню. — Я такая же, как всегда. Пойдем со мной, немного перекусим.

С бешено колотящимся сердцем она вышла, надеясь, что он не станет соглашаться, а Итан, не произнося ни слова, смотрел ей вслед, пока она не скрылась в кухне.

Наташа давно гадала, сколько же ему понадобится времени, чтобы заметить, как она изменилась. Какие бы неимоверные усилия она ни прилагала, ужасные ночи накладывали свой отпечаток; по ночам она в страхе металась и ворочалась, с трудом засыпая от силы на два-три часа, и то только с помощью снотворного, после которого требовались другие таблетки, чтобы поутру быть бодрой. И, естественно, еда вызывала у нее отвращение, Наташа представила себе все те годы, когда она боролась с собственным весом. А нужно-то просто всего несколько визитов к Тони Келлнеру, с горькой иронией подумала она. С тех пор как Тони вновь появился в ее жизни, она не только не выносила самого вида пищи, но ее рвало всякий раз, когда она готовилась к посещению его квартиры и потом снова, когда возвращалась к себе домой. Сегодня будет уже пятый раз, когда она собиралась — или, правильнее сказать, была обязана — увидеться с ним.

Безумно нервничая, Наташа положила на большой деревянный обеденный стол в кухне прибор для Итана, достала предварительно нарезанное мясо и его любимые сладкие пикули и, взявшись готовить для него сандвич с ростбифом, взглянула на часы — через полчаса она должна выйти.

— Итан, иди поешь, — позвала она, наполняя для него высокий стакан минеральной водой и выжимая в него лимон.

Итан с удивлением заглянул в кухню.

— Вот это да, ну и скорость! Я не ожидал, что ты будешь готовить мне ленч, Таш, я бы и сам мог.

— Мне это в удовольствие, — Наташа нежно улыбнулась, — я уже ела, но с радостью посижу с тобой.

Она села и жестом поторопила его занять свое место, и он с довольным видом принялся за сандвич.

— М-м-м, ростбиф, я и не рассчитывал на копченое мясо, спасибо от всей души.

«Поешь и уходи. Ну, пожалуйста», — умоляла она его про себя. При других обстоятельствах ей было бы приятно провести несколько лишних минут со своим вечно занятым мужем, а сейчас она смотрела на него и надеялась, что он не станет возвращаться к теме ее здоровья.

— Я как режиссер согласился, что мы можем сэкономить несколько недель, — сказал он, откусывая сандвич.

«Делай как знаешь, сука», — эхом прозвучал у нее в ушах голос Тони, и Наташа сжалась на стуле. О Боже. Ее сердце громко стучало, она терла друг о дружку вспотевшие ладони и, улыбаясь и кивая мужу, молилась, чтобы лицо не выдало ее.

Пока что ей везло и удавалось без особых трудностей ускользать к Тони. Но рано или поздно Итан потребует от нее ответа — ложь, тайна всегда всплывают наружу. Сколько раз она сочиняла небылицы, когда ей необходимо было объяснить свое вынужденное отсутствие по вечерам. Наташа не знала заранее, когда Тони решит, что хочет ее; как-то она должна была явиться два раза подряд среди дня, а потом только через неделю в десять вечера. Напряжение становилось невыносимым.

— К сожалению, все может затянуться до поздней ночи, — продолжал Итан, — но я постараюсь поскорее вернуться домой.

«Нагнись перед папой». Наташа зажмурилась, стараясь выбросить из головы злорадное лицо Тони. «Ты любишь это, крошка, не так ли? Признайся мне, как сильно».

Чуть вскрикнув, она вскочила на ноги и, пытаясь скрыть свое смятение, быстро отошла к раковине.

— Что случилось? — Доедая свой сандвич, Итан взглянул на нее.

— Ничего. — Ей казалось, ее грудная клетка вот-вот разорвется от бешеных ударов сердца. — Просто я вспомнила… У Лейни завтра день рождения, и я должна купить подарок.

— О, это кстати напомнило мне, что жена Фила Уитби устраивает ему вечеринку по случаю дня рождения, знаешь, это писатель из…

Наташа стояла у раковины спиной к мужу и, стараясь сдержать волнение, до крови прикусила губу. Наконец, наконец-то у нее в жизни появилось что-то такое, за что стоило держаться. Она любила Итана сильнее, чем, по ее мнению, вообще могла кого-нибудь любить, и даже начала верить, что он тоже искренне любил ее и что впереди у них долгая счастливая жизнь. Но если Итан узнает, что она из себя представляет на самом деле, что она была причиной смерти собственной матери и держала этот ужас в тайне, можно не сомневаться, он в ужасе оттолкнет ее. Что касается Бена и Карлин — она даже не хотела представлять себе, какова будет их реакция — презрение, одно презрение. И правильно: двуликий лжец, вот кто она такая. Она поломала им жизнь, а потом разыгрывала перед ними любящую сестру и подругу. Они никогда больше не станут с ней разговаривать. О, Боже, она потеряет сразу всех. Домик из песка — вот что такое ее жизнь, и он будет сметен ураганом, и она тоже погибнет под его обломками.

А Тони ждал.

— Кофе, Итан? — нежно предложила Наташа, молясь, чтобы он отказался.

Он взглянул на часы и поднялся.

— Нет, мне пора. Спасибо за ленч. Пока, радость моя. — И быстро поцеловав ее, Итан ушел.

Наташа, положив локти на стол, сложила ладони и с благодарностью прижала их к лицу. Спасибо, Господи. Она с трудом поднялась и медленно поплелась в спальню заканчивать одеваться. От страха ее била дрожь, и она достала из гардероба вязаный жакет. Через десять минут она уже сидела в такси, направляясь в другой конец города.