Не в состоянии дольше лежать, Карлин села, взяла халат, лежавший в ногах кровати, надела его и вышла в гостиную. «Нет, больше я так не могу», — сказала она себе, поймав в небольшом зеркале свое отражение — вид после двух бессонных ночей был ужасный. Завтра она уедет в Вестерфилд на похороны, а что потом? Несомненно, Бен больше не появится в ее жизни. У них был шанс, но они не сумели им воспользоваться. Вернется ли она в Мидтаун-Норт, к ежемесячным собраниям и отдельным заданиям? И поняла, что нет, она не сможет просто вернуться, как будто ничего не произошло.

Во всяком случае, для этого ей потребуется время. «Ну, это единственное, чего у меня предостаточно, — призналась она себе, думая о неиспользованном четырехнедельном отпуске, накопившемся с начала года. — Я возьму его весь и, быть может, побуду в Вестерфилде, потом могу поехать…» Она не могла придумать, где бы ей хотелось побывать. Через неделю-другую она, возможно, будет готова принимать какие-то решения. Но одно несомненно: она должна на время уехать из Нью-Йорка и чем скорее, тем лучше.

«По крайней мере это даст мне возможность хоть чем-то заняться», — подумала Карлин, успокоенная перспективой приведения в порядок неотложных дел перед отъездом на целый месяц. Она прошла в спальню, вытащила большой коричневый чемодан и, бросив его на кровать, быстро покидала туда одежду и защелкнула замки. Так. Со сборами покончено.

Утром она позвонит в полицейский участок и сообщит им о своих планах. А что еще? «Разобрать бумаги, — поспешно напомнила она себе. — Господи, я так закрутилась со всеми этими делами, что несколько недель не просматривала почту». И она взяла с небольшого столика у входной двери стопку нераспечатанных конвертов.

Среди бесчисленных циркуляров было несколько писем и пачка счетов. Все, от «Нью-Йоркской службы связи» до «Парагон Кейбл», ждали, что в Карлин пробудится ответственность. Устало протерев глаза, она направилась туда, где лежала ее сумка, достала чековую книжку и разложила счета перед собой на кухонном столе.

«Начну, пожалуй, со счетов от мелких фирм и разделаюсь с ними», — решила Карлин. Через десять минут она добралась до конверта со штампом «АМЕРИКЕН ЭКСПРЕСС». С некоторым трепетом она распечатала его, точно зная, что не платила им по крайней мере два месяца. И в самом деле размер суммы, которую она должна была им, заставил ее скривиться, тем более что в конце листа выделялось предупреждение: «ЧЕРЕЗ ТРИДЦАТЬ ДНЕЙ НАЧИСЛЯЮТСЯ ПРОЦЕНТЫ». Ей не хотелось проверять каждый счет, но в участке она ежедневно слышала массу историй о людях, обманутых жуликами, которые пользовались номерами украденных кредитных карточек, поэтому, мол, необходимо проверить каждую покупку. Она вытащила из конверта копии отдельных счетов и, быстро перекладывая листочки, стала проверять свою подпись, мельком глядя на название магазина и вспоминая каждую покупку. И вдруг она наткнулась на подпись, которая показалась ей непохожей на ее собственную. На квитанции значилось «Паб Уильяма», но это ей ничего не говорило, и она, немного растерявшись, отложила листок и посмотрела на цифры справа: предварительная сумма, чаевые и в конце общий итог — тридцать семь долларов ровно; семерка была с черточкой по европейскому стилю, а Карлин никогда не перечеркивала семерки. Она пристально разглядывала подпись, нацарапанную поверх линии из точек. Карлин Сквайр. Почерк не ее, однако, несомненно, хорошо знакомый.

Взглянув снова на название ресторана, Карлин поняла, что наткнулась на золотую жилу. «Паб Уильяма», видимо, официальное название бара «У Билла», и она сразу же все вспомнила: тусклое освещение, подшучивание Гарри над ее ухудшающимся зрением, приятное чувство после торжественной церемонии в «Грейси Мэншн». Вот оно то доказательство, которое необходимо, чтобы снять с нее подозрение в убийстве и чтобы разоблачить Гарри, этого ленивого подонка.

Карлин нашла номер домашнего телефона Эрни Фэллона, записала его и, положив рядом, снова вернулась к счетам; а утреннее солнце уже светило в окна гостиной, и в половине седьмого она решила, что хватит ждать.

— Доброе утро, миссис Фэллон, — вежливо поздоровалась Карлин с женой капитана. — Это Карлин Сквайр, не могу ли я поговорить с капитаном Фэллоном?

— Фэллон. — По голосу капитана она чувствовала, что он не особо рад слышать ее.

— Простите, что звоню так рано, но у меня важные новости.

— Какие? — раздраженно отозвался Фэллон.

— Вы просили меня указать, где я была в день, когда застрелили Тони Келлнера; так вот, я нашла доказательства.

— Послушай, Сквайр, какая теперь разница? Мы знаем, кто убийца; ты еще вчера вывернулась из петли, ради всего святого, зачем ты ни свет ни заря пристаешь ко мне дома?

— Речь идет не о моем оправдании, это касается Гарри Флойда, обвинившего меня в преступлении, хотя он отлично знал, что я не могла его совершить. — Она безуспешно старалась сдержать гнев. — Я говорила вам, что была с Гарри, когда убили Тони Келлнера, и как раз сейчас я нашла доказательство в моем счете от «Америкен Экспресс».

— Неоспоримое доказательство? — спросил Фэллон, теперь полный внимания.

— На сто процентов.

— Встретимся в Двадцатом участке в восемь тридцать, — немедленно отреагировал Фэллон безапелляционным тоном, — и принеси с собой этот чертов «Америкен Экспресс».

— В одиннадцать тридцать я уезжаю на похороны на север штата, — объяснила Карлин.

— Меня не волнует, даже если бы у тебя было назначено свидание с президентом. Ты должна представить мне доказательство до того, как уедешь.

Карлин быстро приняла душ и оделась, потом прошлась по квартире, чтобы проверить, не забыла ли она чего-нибудь. Уходя, она взглянула на себя в зеркало в прихожей. «Не имеет значения, как я выгляжу, — решила она, отказываясь даже немного подрумянить щеки, — Фэллон не обязательно должен считать меня красивой, он должен знать, что я честная».

Через двадцать минут она сидела напротив Эрни Фэллона, который внимательно изучал счет от «Америкен Экспресс».

— Отвратительно, — возмущенно буркнул он, вертя в руках счет. — Я помню, как вы вдвоем в первый раз появились в Мидтаун-Норт. Флойд так волновался, словно был твоим отцом. — Он разочарованно покачал головой. — Все считали, что вы будете друзьями до самого выхода в отставку. Но Гарри, должно быть, мыслил иначе.

— Не понимаю, что вы имеете в виду.

— Сейчас поймешь, Кембридж, ты знаешь Гарри лучше, чем кто-нибудь другой. Ты была единственным кандидатом в Оперативную группу по борьбе с преступностью при президенте; и если бы ты вышла из игры, это место досталось бы Гарри.

Карлин широко раскрыла глаза от удивления, а Фэллон покачал головой.

— Но все складывается так, что оно снова возвращается к тебе. Надеюсь, ты к этому готова.

Карлин молча уставилась на него, сейчас она меньше всего думала об этом. Фэллон неожиданно вышел из комнаты и через несколько минут вернулся с удовлетворенным видом.

— Все в порядке, лейтенант, — произнес он, войдя в комнату, и протянул ей руку.

Карлин встала и тоже протянула руку, но он, вместо того чтобы пожать ее, как она ожидала, задержал ее ладонь в своей.

— Все закончено, Кембридж. Я знаю, последние несколько дней тебе пришлось пройти через адские мучения, теперь все позади. — Слегка сжав ей руку, он отпустил ее.

Растроганная до глубины души, она отвернулась и вышла из комнаты. Дойдя почти до выхода из здания, она сообразила, что должна сделать еще кое-что. Круто развернувшись, она снова вернулась в участок и остановилась перед дверью с табличкой «ЛЕЙТЕНАНТ ФЛОЙД».

Он стоял у стола и укладывал связку папок в большую картонную коробку. При появлении Карлин его лицо скривилось.

— Поздравляю, — с насмешкой произнес он.

— С чем? Разве я что-нибудь выиграла? — парировала Карлин.

— Большой приз в соревнованиях по стрельбе, — в глазах Гарри сверкнула настоящая злоба, — все поле твое, дорогая.

— И это все? — с болью и разочарованием Карлин в упор смотрела на него. — После всех лет, что мы провели вместе, тебе больше нечего сказать?

Его глаза ничего не выражали, но теперь, когда Гарри стоял перед ней, Карлин не могла остановиться.

— Ты боялся, что кто-нибудь может обойти тебя на финише, и проклинал бы себя, если бы позволил, чтобы этим человеком оказалась я, та, которую ты привел в полицию, твоя помощница, твоя лучшая ученица и ко всему прочему девушка. — Она с отвращением покачала головой. — И все ради какой-то Оперативной группы?

— Ну, конечно, в праведном негодовании принцесса хотела бы представить все совсем не так, как было на самом деле. — Гарри не мог больше молчать и смотрел на Карлин, как удав на кролика. — С самого первого дня ты следовала за мной по пятам, впитывала все, что я тебе мог дать, обходила меня, при каждом удобном случае попирая ногами. Мэрилин все это ясно видела, а я, идиот, оправдывал тебя всякий раз, когда это происходило.

— Всякий раз, когда происходило что? — Карлин была поражена его вспышкой.

— Не притворяйся наивной, черт побери. — От гнева его щеки покрылись красными пятнами, а руки сжались в кулаки. — Экзамены, расследования, награды — ты получила все, именно к этому ты и стремилась все время.

— О чем ты говоришь? — Карлин в замешательстве смотрела на него. — Государственные экзамены абсолютно стандартны. Откуда я могла знать, что обойду тебя? А расследование дела телефониста-убийцы… Мы разделились с самого начала. Ты считаешь, что я плела интриги против тебя? Боже мой, Гарри, одумайся, Я никогда не лгала тебе, никогда ничего от тебя не скрывала.

Гарри, словно в поисках правды, всматривался в нее, и внезапно пелена упала с его глаз. Перед ним была Карлин. Преданная, верная Карлин. Разве они не работали вместе столько лет, плечом к плечу? Господи, что он наделал?

Когда он вступил на этот пагубный путь, все выглядело так логично! Все четко укладывалось по местам. Зависть застила ему глаза. А еще тупость и жадность, желание получить все и подстроить все так, чтобы Карлин ничем не смогла помешать его карьере.

Оклеветать ее было так просто. Всего несколько подходящих слов, и дело сделано. Уж не лишился ли он на время рассудка. Отвернувшись от Карлин, он неуверенными шагами пошел к окну.

— Боже, я так виноват.

Она слышала его сдавленное извинение, видела, как он сжался от унижения, продолжая смотреть в окно.

— Желаю удачи, Гарри, — тихо сказала она, повернулась и вышла, удивляясь сама себе.

38

Комната отеля была обшарпанной и безликой, с минимальным количеством убогой мебели, но для Бена это не имело значения, его не интересовала окружающая обстановка. Он бросил свой чемодан на расшатанную металлическую полку и, убрав костюм в чехол для одежды, повесил его в узкий стенной шкаф, а затем бесцельно прошелся по комнате, раздвинул шторы и посмотрел на парковочную площадку внизу, потом, выпив воды в ванной, открыл чемодан и, небрежно вытащив кое-какие вещи, положил их в небольшой комод напротив кровати. Больше заняться было нечем.

Бен сел за маленький деревянный стол в углу комнаты и подпер голову руками, опершись локтями о стол. Меньше всего на свете он мог ожидать, что Наташа попросит похоронить ее в Вестерфилде, она всегда ненавидела это место, бессчетное число раз клялась никогда не возвращаться туда.

Когда Итан сообщил по телефону о ее последней воле, Бен был ошеломлен, но потом, когда Итан прочитал ее предсмертное письмо, все приобрело определенный смысл.

Бену было нестерпимо больно думать о том, как сестра писала это письмо, зная, что покончит собой; видимо, она так и осталась бесконечно одиноким существом. Когда он увидел само письмо, взял в руки тонкую белую бумагу и посмотрел на знакомый изящный почерк, пронзительная боль утраты заставила его задержать дыхание. То, что он считал ее глупыми причудами — сверхдорогая бумага от Картье, фиолетовые чернила, которыми она пользовалась во всей своей переписке, — теперь показывало ее болезненную незащищенность. Она описала Итану всю историю того, что произошло много лет назад, высказав убеждение, что, если б он узнал, как она обошлась с собственной матерью, их совместной жизни сразу же пришел бы конец.

В том же письме она обращалась и к Бену, и он был сражен тяжестью ее скрываемого страдания.

«…Я причинила тебе такую боль, мой самый-самый дорогой Бен. Я любила тебя больше всех на свете, я готова была для тебя на все, но единственное, что сделала, — это обманула тебя. Я бы не смогла снова взглянуть тебе в глаза. Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня. Пожалуйста, попробуй».

Читая дальше ее письмо, Бен почувствовал умиротворение, заключенное в ее прощальных словах, в словах любви, обращенных к Итану, к нему самому и к Карлин, а последняя ее неожиданная просьба растрогала его.