Адриенна Бэссо - Единственный и неповторимый

Шотландское нагорье

1334 год

– Что это за ужасный запах? – Сэр Малколм Маккенна сморщил нос и недовольно взглянул сверху вниз на свою пятилетнюю дочь Лилиас, стоявшую рядом с ним во дворе замка Маккенна. Девочка с шумом втянула носом воздух и покосилась на своего неизменного спутника – большую собаку.

– Это, наверное, Принц. Думаю, его следует искупать.

Услышав свое имя, умная дворняга навострила уши и слегка наклонила голову. Малколм внимательно осмотрел пса, но не увидел навоза ни на его шерсти, ни на лапах. Зато подол платья его дочери почернел от грязи, а туфли, вероятно, выглядели еще хуже. Не приходилось сомневаться, что девочка была в конюшне – в том месте, куда ей строго-настрого запрещалось ходить без разрешения.

Малколм изогнул бровь.

– Принц?

– Да! – Девочка энергично закивала. – Кухарка всегда гонит его из кухни, называя грязной шелудивой дворнягой. Но мы же все равно его любим, правда, папа?

Девочка широко улыбнулась, став такой похожей на свою мать, что Малколм почувствовал грусть. Его устроенный родителями брак с Маргарет Дуглас оказался недолгим, и хотя его нельзя было назвать несчастливым, все же не к таким отношениям он стремился.

Малколм хотел жену, которая могла бы бросить ему вызов и возбудить интерес, которая имела бы собственное мнение, была бы веселой и жизнерадостной. Он желал, чтобы между ними существовало чувство истинного товарищества, любви и преданности, подобное тому, что уже много лет объединяло его родителей. И, конечно, страсть. Да, он мечтал о женщине в постели, которая воспламенит его кровь и будет смело отвечать на его поцелуи и ласки.

Когда они поженились, Маргарет была добра, мила и так стремилась угодить ему, что он временами чувствовал свою вину, поскольку не мог ответить на ее слепую безоговорочную преданность. Со временем отсутствие явной привязанности с его стороны заставило Маргарет отчаянно за него цепляться, что еще больше отдалило молодых супругов.

Она стала вспыльчивой и уязвимой, часто плакала и еще чаще жаловалась. По правде говоря, ее требовательность утомляла и раздражала. Возможно, они поженились слишком молодыми. Не исключено, что со временем Малколм нашел бы способ сделать ее счастливой и научился бы дарить Маргарет любовь, к которой она так отчаянно стремилась.

Увы, этого ему не суждено было узнать. Маргарет скоропостижно скончалась от лихорадки, когда их дочери еще не исполнилось и двух лет. Малколм искреннее переживал, зная, что остался в неоплатном долгу перед своей молодой женой, которая подарила ему самый ценный их всех возможных подарков – ребенка.

Это был не сын и наследник, о котором молились многие члены клана. Некоторые даже считали, что Маргарет не выполнила свой долг, родив только дочь. Но Малколм знал, что все они ошибаются.

В первый же момент, когда он взял на руки крошечную, извивающуюся всем тельцем Лилиас, Малколм ощутил такой прилив эмоций, что у него подогнулись колени. И по сей день всякий раз, когда он смотрит на проказливое личико дочери, его сердце переполняется любовью.

Он не представлял своей жизни без нее – маленькой шалуньи, полной жизни и смеха. Он был отцом самого смелого и безрассудного ребенка на всем Шотландском нагорье. По крайней мере, об этом ему говорили многие члены клана и его собственные родители. Малколм знал, что портил и баловал ее больше, чем следовало, но ведь эти первые годы беззаботного детства проходят так быстро… Ему хотелось насладиться ими сполна, так же, как ими наслаждалась его маленькая дочь.

Малколм и Лилиас прошли через двор и остановились перед тяжелой дубовой дверью, ведущей в большой зал. Принц радостно бежал за ними, свесив на бок длинный язык.

– Нет, Лилиас, Принц не может войти в зал, распространяя такой мерзкий запах, – сказал Малколм. – Твоя бабушка будет недовольна.

Малколм скрестил руки на груди, ожидая, когда дочь признается, что вовсе не собака является источником запаха, а она сама.

Лилиас обернулась к питомцу, потом подняла умоляющий взгляд на отца.

– Я помогу принести из колодца воды, чтобы вымыть его.

Малколм покачал головой.

– Сейчас у меня нет времени, чтобы его мыть. И у других членов клана тоже, – добавил он, предвидя ее реакцию. – Ему придется остаться во дворе.

Родители Малколма тоже безбожно баловали Лилиас, но даже их великодушие не простиралось так далеко, чтобы вымыть собаку, которую, по их мнению, следовало держать на псарне, а не позволять ей спать в спальне Лилиас под кроватью. К тому же в данном случае навозом разило не от собаки, а от ребенка.

Девочка нахмурилась и прикусила нижнюю губу.

– Принцу будет очень грустно, если он останется снаружи.

– Да.

– Он, наверное, станет гавкать. Очень громко. И даже начнет выть и скулить.

– Вполне вероятно.

У Лилиас задрожали губы.

– А я буду плакать.

Малколм едва не уступил, увидев слезы в глазах ребенка. Но нет. Она должна научиться подчиняться. Это для ее же блага. Ее неоднократно предупреждали, что в конюшне может быть опасно, но она намеренно игнорировала все запреты.

В данном случае, к счастью, с ней ничего не случилось, но ведь никто не знает, что произойдет в следующий раз. Будет ли ей всегда сопутствовать удача? Представив, какие опасности могли подстерегать малышку, Малколм почувствовал, как у него заныло сердце.

– Потребуется больше воды, чем несколько твоих слезинок, чтобы отмыть Принца, – сказал он.

Лилиас вытерла глаза не слишком чистой рукой.

– Не так уж плохо он пахнет, – упрямо буркнула она.

– Зато ты пахнешь – хуже некуда. – Малколм наклонился к дочери. – Как это могло случиться?

Лилиас отвела глаза.

– Ты не должен говорить, что от меня плохо пахнет. Бабушка сказала, что невежливо оскорблять леди.

– Совершенно верно. Но, кстати, настоящая леди никогда не лжет, тем более своему отцу, – с упреком в голосе сказал Малколм.

Девочка насупилась.

– Извини меня за этот запах, папа. Можно я приму ванну?

– Не раньше, чем ты скажешь, откуда запах.

Девочка глубоко вздохнула и с необычайно серьезным видом сообщила:

– Я наступила в конский навоз.

– Во дворе? – спросил Малколм, решив проверить ее честность.

Глаза Лилиас восторженно загорелись. Она уже открыла рот, чтобы согласиться, но, помедлив, опустила голову.

– Нет, папа. Навоз был в конюшне. Я принесла туда морковь и яблоки для лошадей.

Малколм облегченно вздохнул и одарил дочь понимающей улыбкой.

– Мне известно, как сильно ты любишь лошадей, но я уже много раз повторял, что ты не должна кормить их, если рядом никого нет.

– Но там был Дункан! – запротестовала Лилиас.

– Я говорю о взрослых, – уточнил Малколм. – Мальчишка десяти лет от роду едва ли сможет защитить тебя от этих животных. Пойми, малышка, этих коней растили для боя. Слабая девочка легко может пострадать.

– Я всегда осторожна, – продолжала настаивать Лилиас. – И лошади меня любят. Они никогда не причинят мне вред. Я приношу им лакомства и иногда вплетаю в их гривы цветы. Они выглядят такими красивыми, когда я украшаю их цветами!

Малколм постарался скрыть улыбку, представив себе своего отца – лэрда и грозного воина Брайана Маккенну, который устремляется в бой на коне с вплетенными в гриву розовыми цветами вереска.

– Тем не менее, ты должна делать, что тебе говорят, Лилиас.

– Извини, папа. – Лилиас протяжно вздохнула. – Знаешь, как трудно бедной девочке, не имеющей матери, вести себя как следует. Если бы у меня была мама…

– Лилиас! – Малколм нахмурился. – Отсутствие матери не извиняет непослушание, и тебе это отлично известно.

Девочка опустила голову и принялась шаркать ножкой по твердой земле. Малколм увидел комья навоза, прилипшие к ее ботиночкам, и забеспокоился, что тонкая кожа, после того как обувь вымоют, может затвердеть. Жесткие ботинки натрут мозоли, которые сами по себе хотя и не очень страшны, но могут загноиться, если их не лечить. А значит, надо переговорить с сапожником – пусть сошьет девочке новую пару ботиночек.

– Ты все еще сердишься на меня, папа?

Малколм вздохнул. Да, он сердился. Но гнев быстро его покидал. Как бы Лилиас себя ни вела, он был не в силах сердиться на нее долго.

– Да, но не так сильно, как если бы ты продолжала мне лгать, – сказал он и погладил дочь по головке.

Его отвлек громкий стук копыт, донесшийся из-за стен замка. Тревога не прозвучала, но Малколм увидел, как солдаты на крепостном валу разбежались по местам. Встревоженный, Малколм устремил свой взор на ворота, ожидая, что они закроются.

Он машинально потянулся за мечом и с раздражением понял, что его нет на привычном месте – на поясе. Все дело в том, что, вернувшись после тренировки, он отдал меч оруженосцу, чтобы тот почистил его и смазал.

Хорошо, что дерк – кинжал с длинным прямым лезвием – все так же висел на поясе. Малколм не сомневался, что с его помощью, при необходимости, сможет защитить себя и ребенка. Хотя, будучи реалистом, Малколм понимал, что для страхов, в общем-то, нет оснований.

Замок Маккенна был превосходно укреплен – таких на Шотландском нагорье было лишь несколько. Его окружали широкий крепостной вал с высокой квадратной сторожевой башней и стена из серого камня толщиной почти пятнадцать футов. Даже если – что было крайне маловероятно – врагу удастся проникнуть сквозь эти впечатляющие укрепления, он столкнется с армией воинов Маккенна, которые по праву считались самыми свирепыми во всей Шотландии.

В открытые ворота въехал внушительных размеров отряд. Малколм инстинктивно заслонил собой Лилиас, но почти сразу расслабился, узнав человека, возглавлявшего отряд.

– Дядя Джеймс! – взвизгнула девочка и со всех ног побежала навстречу воинам.

Малколм лишь ухмыльнулся, наблюдая, как младший брат спешился, схватил Лилиас, подбросил ее высоко в воздух, после чего крепко обнял и прижал к груди. Сам Малколм пошел вслед за дочерью неторопливо, с чувством собственного достоинства, но, не удержавшись, хихикнул, увидев, как его брат морщит нос, явно стараясь понять, откуда исходит отвратительный запах.

Джеймс быстро сообразил, что источником запаха является Лилиас, но, следует отдать ему должное, продолжал ее обнимать. Девочка радостно повизгивала, обхватив его руками за шею.

В конце концов, аккуратно поставив ребенка на ноги, Джеймс поинтересовался:

– Рассказывай, малышка, что ты натворила с тех пор, как я видел тебя в последний раз?

– Ничего! – воскликнула Лилиас. – Я очень хорошая девочка, всегда слушаюсь и делаю, что мне говорят. – Малколм громко кашлянул. Дочь оглянулась на него и уточнила: – Я очень стараюсь делать то, что мне говорят.

– Думаю, большего от тебя никто и не требует, – сказал Джеймс и потянулся навстречу Малколму, но Лилиас встала между ними.

– А где же тетя Давина? Она с тобой? И где ее ребенок? Он тоже здесь? Я хочу его подержать. Обещаю, я буду очень-очень осторожна. Бабушка сказала, что я должна молиться за них обоих. Я каждый день молилась за них и за тебя тоже, дядя Джеймс. – Девочка говорила торопливо, опасаясь, что ей не позволят сказать все, что она думает.

Джеймс положил руку на плечо племянницы.

– Тетя Давина осталась в Торридон-Кип. Там она будет жить до рождения ребенка. Но до этого пройдет еще много месяцев.

– Надеюсь, будет девочка, – объявила Лилиас. – Как я.

– О, Лилиас, второй такой, как ты, нет и быть не может, – смеясь, сказал Джеймс и взъерошил волосы племянницы.

– И за это мы все не устаем возносить благодарственные молитвы, – громогласно заявил Брайан Маккенна, в этот момент подошедший к сыновьям.

Лэрд клана Маккенна с улыбкой похлопал сына по плечу и предусмотрительно отошел в сторону, освободив дорогу жене, которая подбежала к Джеймсу и крепко его обняла.

– Почему ты не сообщил о приезде? – упрекнула сына леди Эйлин. – Давина с тобой?

– Нет, мама, она осталась дома.

– Наверное, так лучше, но мне бы очень хотелось ее увидеть. – Леди Эйлин нахмурилась. – Но почему ты нас не предупредил? Если бы я знала о твоем приезде, то велела бы кухарке приготовить все твои любимые блюда.

– Хватит суеты, Эйлин, – проворчал Брайан Маккенна. – Джеймс отлично обойдется тем, что подадут нам всем.

Малколм обменялся веселыми взглядами с отцом, а мать возмущенно стиснула зубы.

– Ты бы лучше последил за своими манерами, Брайан Маккенна, – заявила леди Эйлин, – иначе я позабочусь, чтобы сегодня на твоей тарелке была еда, пригодная только для свиней.