Осознание этого принесло с собой глубокую печаль. Стараясь умерить сердцебиение, Джоан отвела взгляд от Малколма. Она должна немедленно с ним поговорить и положить конец этому фарсу. Так будет лучше для них обоих.

А что потом? Куда она пойдет? Что станет делать? Как сумеет воспитать Каллума? Защитить его? И, самое главное, как обеспечит для него достойное будущее? Будет ли у нее другой шанс?

Она нашла взглядом отца. На нем был официальный костюм, он даже нашел время побриться. Но выражение его лица было холодным. Не приходилось сомневаться: он не поможет.

Агнес стояла рядом с выражением откровенного торжества на лице. Было абсолютно ясно, что и отцу, и ей очень нравится идея избавиться от нее.

Отец Джон занял место перед дверью часовни. Не обращая внимания на дождь, который шел все сильнее, он широко развел руки и громогласно вопросил:

– Известна ли кому-то из присутствующих здесь причина, мешающая леди Джоан и сэру Малколму вступить в брак?

Никто не произнес ни слова, хотя Джоан могла бы с ходу назвать дюжину таких причин. Ей стало интересно, бывали ли случаи, когда невесте или жениху хватало смелости возразить. Поразмыслив, она решила, что если бы невеста стала вдруг возражать, ее все равно бы никто не послушал.

– Может быть, мы зайдем внутрь? – спросил Малколм и протянул ей руку.

Спросил. Не приказал. И страх Джоан слегка уменьшился. Она представила себе милое личико Каллума, расправила плечи, гордо подняла голову и приняла его руку.

Один шаг, другой. Словно во сне, Джоан шествовала к алтарю. Дюжины тонких свечей слегка рассеивали царивший в часовне мрак. Они добавляли малую толику столь необходимого тепла, и Джоан мимолетно удивилась тому, что отец пошел на такие расходы. Вероятнее всего, он расщедрился не для нее, а для Маккенна.

– Это тебе, – сказал Малколм и протянул ей красивый букет ранних весенних цветов, перевязанный синей шелковой ленточкой. – К сожалению, у меня не было времени найти для тебя настоящий свадебный подарок. Надеюсь, этого пока будет достаточно.

Джоан лишилась дара речи. Она обожала цветы. Откуда он узнал? Она заметила счастливую улыбку Гертруды и предположила, что информацию он получил от служанки.

– Спасибо, – с трудом выдавила Джоан, удивленная и тронутая его заботой.

– А где Каллум? – поинтересовался Малколм.

Глаза Джоан изумленно округлились.

– Я знаю, что он не может оставаться в покое долго, поэтому попросила Бриенну присмотреть за ним.

– Как пожелаешь. Хотя я бы не возражал против его присутствия.

От нахлынувших разом эмоций у Джоан перехватило дыхание. Ей не удалось как следует подумать над этим неожиданным поворотом, потому что отец Джон начал церемонию. Джоан всячески старалась сосредоточиться, но ничего не получалось, и голос отца Джона доносился до нее словно сквозь вату.

– Ты будешь любить его, утешать, почитать и слушаться его, быть рядом в здравии и болезни, отказываться от всех других и оставаться с ним, пока вы оба живы?

«Слушаться?» Это слово было словно удар мечом, и сразу возродило все ее страхи, с которыми она пыталась справиться.

Священник кашлянул. Дважды.

– Леди Джоан?

Все собравшиеся ждали. Ждали, чтобы она дала клятву, произнесла слова, которые свяжут ее с Малколмом навсегда. «Слова, это всего лишь слова».

Но их смысл вполне ясен. Если она произнесет их сейчас, будучи в здравом уме и твердой памяти, то ей придется выполнить клятву. Джоан нервно облизнула губы и опустила глаза, уставившись на пол часовни. Если она побежит, то через несколько мгновений окажется на свободе.

Словно прочитав ее мысли, Малколм положил ей на плечо руку и заглянул в лицо.

– Джоан?

– Прошу простить меня, Малколм, но я не…

Он крепко взял ее за руку и негромко заговорил:

– Перед лицом Господа и собравшихся здесь свидетелей я, Малколм, беру тебя, Джоан, в жены, и обещаю любить и почитать тебя, уважать и защищать, быть рядом в здравии и болезни, пока смерть не разлучит нас. Это моя торжественная клятва.

Он кивнул, подсказывая, что теперь ее очередь. Джоан почувствовала, что ее сердце чуть-чуть успокоилось. Он выполнил свое обещание относиться к ней как к равной и дал возможность произнести такую же клятву.

– Перед лицом Господа и собравшихся здесь свидетелей я, Джоан, беру тебя, Малколм, в мужья, и обещаю любить и почитать тебя, уважать и защищать, быть рядом в здравии и болезни, пока смерть не разлучит нас. Это моя торжественная клятва.

Джеймс передал священнику кольцо. Тот благословил его и положил на ладонь Малколма. Улыбнувшись, Малколм надел массивное золотое кольцо на безымянный палец левой руки Джоан, от которого жилка идет прямо к сердцу. Кольцо оказалось холодным и тяжелым, но одновременно оно дарило какое-то странное, почти благодатное чувство.

– Она не произнесла правильных слов! – возмутилась Агнес. – Вы уверены, что они по-настоящему женаты?

– Да, теперь они муж и жена, – объявил лэрд Маккенна. – Им осталось только получить благословление священника.

Отец Джон мгновение помедлил, и Джоан показалось, что он выразит протест. Тем не менее, слегка поежившись под властным взглядом лэрда, священнослужитель прочитал традиционные молитвы, которые молодожены выслушали, преклонив колени у алтаря.

А потом церемония окончилась. Джоан встала, опираясь на руку Малколма. Она все еще не могла поверить, что опять стала женой.

– Разве ты не поцелуешь ее, Малколм? – громко поинтересовался лэрд Маккенна?

Вопрос вызвал смешки. Это не было обычной частью церемонии, но Джоан знала, что многие считают поцелуй своего рода печатью на контракте, а другие – способом отогнать злых духов. Для нее же это был мужской способ утвердить свое главенство над новобрачной.

– Джоан?

Все присутствующие смотрели на нее. Джоан отчаянно покраснела и задрожала, вспоминая силу его рук, колючую щетину на подбородке, нежность губ… Неожиданно она поняла, что вовсе не против испытать все это снова. Но на глазах у всех?

Она кивнула, готовясь принять поцелуй с открытыми глазами и сжатыми губами. Малколм обнял ее за талию и прижал к груди. Когда он склонился к ней, ее сердце снова забилось чаще.

Как только их губы соприкоснулись, глаза Джоан сами по себе закрылись. Она сначала напряженно замерла, но потом ее губы смягчились, тело тоже, и она прильнула к мужчине, робко наслаждаясь его лаской. Малколм накрыл ее губы своими, и она порывисто прижалась к мужу.

Люди Маккенна одобрительно зашумели, и Малколм с явной неохотой прервал поцелуй. Какое-то время Джоан не могла отдышаться и усмирить сильно бьющееся сердце. Малколм ласково улыбнулся, провел подушечкой пальца по ее щеке и подмигнул.

Великий Боже! Этот жест показался ей таким же интимным, как поцелуй. Смутившись, Джоан уставилась на букет и принялась нервно теребить нежные лепестки.

Держась за руки, молодожены вышли из часовни, где их ожидали Макферсоны. Лэрд и его дочери стояли на ступеньках, а солдаты – неподалеку у лошадей, ожидая команды отправляться.

Каллум тоже был с ними – он крепко держал Бриенну за руку. Увидев маму, он вырвался и бросился к ней во всю прыть своих маленьких ножек. Джоан подхватила его, поцеловала и нехотя передала Гертруде, поскольку в этот момент к ним подошли сестры Макферсон с поздравлениями.

– Нам еще предстоит проехать много миль, прежде чем мы окажемся дома. Ты готова к отъезду, Джоан? – спросил Малколм и устремил внимательный взгляд в небо. Дождь прекратился, но на горизонте чернели не предвещавшие ничего хорошего грозовые тучи.

– Мы с Гертрудой все уложили ночью. – Почувствовав укол стыда, Джоан опустила глаза. – У меня очень мало вещей.

– Хорошо. Значит, будем путешествовать налегке. – Малколм продолжал с тревогой смотреть вверх. – Ветер становится все сильнее, на небе не видно просвета. Оденься потеплее. Скорее всего, мы весь день проведем стараясь обогнать бурю.

Не прошло и часа, как Джоан и Гертруда уселись на лошадей и смешались с остальными членами клана Маккенна. Как правило, невесты переезжают в дом мужа с повозками, груженными всевозможным добром. Поскольку у Джоан ничего подобного не было, было решено, что все поедут верхом, в том числе и женщины и дети.

Бриенна, казалось, была в восторге от перспективы путешествия, хотя на ее милом лице еще были заметны следы слез, которые она пролила, прощаясь с семьей. Зато глаза Джоан были совершенно сухими. Лэрд Армстронг попрощался с ней сухо и поспешно и сразу удалился в большой зал, где лэрда ожидал завтрак, который явно интересовал его больше, чем отъезд дочери.

Лязгнули цепи, и тяжелая железная опускная решетка поднялась. Клан во главе с лэрдом организованной колонной по двое проехал под ней. Малколм ехал рядом с Джоан, Каллум сидел перед ним. Мальчик был тих и задумчив. Казалось, он был одинаково потрясен и огромным конем, на котором сидел, и мужчиной, державшим его бережно и крепко.

Им как-то удалось избежать самого сильного дождя, что можно было считать чудом, учитывая, как часто они останавливались, чтобы дать женщинам возможность размять ноги и подчиниться зову природы. На закате клан разбил лагерь в большой защищенной от ветра долине на берегу широкой реки. Несколько человек попытали счастья в рыбалке, и теперь на костре готовилась свежая рыба.

Джоан сидела на бревне, держа Каллума на коленях. Гертруда и Бриенна устроились рядом с ней. Бриенна держала на руках спящего младенца, терпеливо позволяя Каллуму трогать ножку малыша.

Малколм подошел и остановился рядом.

– Он разбудит младенца, – предостерег он.

– Да, – вздохнула Джоан. – Каллум полон сил и энергии после того, как почти весь день проспал в седле.

– Ему надо побегать, – решил Малколм и махнул рукой своим людям. Двое воинов послушно приблизились. – Отведите юного Каллума на берег. Уверен, там найдется множество камушков, которые он с удовольствием будет бросать в воду.

Джоан застыла.

– Я сама позабочусь о своем сыне.

– О нашем сыне, – спокойно поправил ее Малколм.

Джоан уставилась на него в немом удивлении. Ее, конечно, радовало, что муж так легко принял Каллума, но все ее существо восставало против мысли, что кто-то еще может решать, что лучше для ее сына.

– Каллум обожает воду, – предупредила она.

Малколм кивнул.

– Внимательно следите за ребенком и позаботьтесь, чтобы он не промок, – приказал он.

– Я тоже хочу прогуляться, – сказала Бриенна и пошла вслед за удаляющейся троицей.

– И я, – сообщила Гертруда и поспешила за Бриенной.

– Я что-то не то сказал? – спросил Малколм, сморщил нос и понюхал тунику. – Или мне пора искупаться?

– Нет, – улыбнулась Джоан. – Просто они считают, что молодоженов следует оставлять наедине.

– Да. Женщины необыкновенно романтичны.

Она взглянула на мужа и опустила голову.

– Не все женщины.

Малколм взял ее руку и поцеловал ладонь.

– Тогда мне остается быть галантным кавалером. Должен ли я прочитать стихи, воспевая твою красоту, таланты и добродетели?

– Они произведут на меня неизгладимое впечатление?

– Боюсь, что нет. Я ужасный поэт.

– А у меня нет талантов и добродетелей.

– О, тогда мы прекрасная пара. Давай поднимем за это тост.

Джоан взяла чашку, предложенную Малколмом, и негромко ахнула, когда горло обожгло крепчайшее виски.

– Я думала, это вино, – сдавленно пробормотала она.

– Судя по твоему виду, тебе необходимо что-то более крепкое, – объяснил Малколм, снова наполнив ее чашку.

Джоан не знала, как воспринимать это замечание, и даже сделала попытку вернуть ему чашку, но разлившееся в пустом желудке тепло неожиданно показалось ей удивительно приятным, и она расслабилась. Возможно, Малколм прав. Она сделала еще несколько глотков, и чашка опустела.

Джоан медленно повернула голову и едва не вскрикнула, заметив, что Малколм внимательно наблюдает за ней. Его глаза потемнели, взгляд был напряженным. У нее что-то затрепетало внутри. Казалось, воздух вокруг них наполнился предвкушением.

Неужели ее тянет к нему? Нет, этого не может быть. Тем не менее, Джоан чувствовала желание потянуться к нему – возможно, он снова ее поцелует.

Взрыв раздавшегося где-то в стороне мужского смеха развеял чары. «Всему виной виски», – решила она и протянула Малколму пустую чашку.

– А еще есть?

Он окинул ее странным взглядом, но снова наполнил чашку.

Джоан опустила глаза и стала медленно потягивать виски. Оно больше не обжигало, только согревало. Чашка опустела, когда вернулись Бриенна, Гертруда и дети.

Все расселись у костра и отдали должное свежей рыбе, хлебу и твердому сыру. Настроение было приподнятым. Присутствие малышей вызывало улыбки на лицах даже самых суровых воинов.