После того как Джоан случайно застала мужа в ванне, он больше с ней не заигрывал. Специально? Возможно, он потерял к ней интерес? Или это часть его плана соблазнения?

Прикусив губу, Джоан отбросила эти мысли. В конце концов, они прискакали сюда, чтобы поговорить о Лилиас, а не об их сложных отношениях. А учитывая все то, что Джоан собиралась ему сказать, едва ли после окончания разговора Малколма потянет на поцелуи.

Джоан смотрела вдаль, но чувствовала на себе взгляд Малколма. «Интересно, что он видит, когда смотрит на меня так пристально? Напоминание о глупом импульсивном поступке, о котором теперь сожалеет?» Джоан шумно выдохнула. Что ж, едва ли его можно за это винить. Вряд ли он хотел получить такую жену. Но, черт побери, она – жена, которая у него есть.

– Если я буду матерью Лилиас, тогда ты должен мне позволить контролировать ее, – объявила Джоан, перейдя прямо к делу. – Ты не должен вмешиваться, и уж тем более не должен отменять мои решения.

– А если я с тобой не согласен?

– Мы можем это обсудить, но в этом случае мое слово должно быть решающим.

Малколм наклонил голову, обдумывая услышанное.

– Она моя дочь.

– Нет, она наша дочь, так же как Каллум – наш сын.

– Я не выношу ее слез, – признался Малколм. – Они жгут мне сердце.

– Ее слезы часто фальшивые. Она ими пользуется, чтобы добиться своего.

– Ты хочешь сказать, что она хитрит? В таком возрасте? – Малколм тряхнул головой. – Это невозможно.

– Ты просто отказываешься это видеть, поскольку иначе будешь выглядеть глупцом.

Малколм замер.

– Что ты сказала?

– Я сказала, что Лилиас делает из тебя посмешище, и я не позволю ей делать то же самое со мной. – Джоан старалась говорить спокойно, но ей было все труднее справляться с эмоциями.

Изменение, происшедшее с Малколмом, было мгновенным и пугающим. Теперь его лицо, обращенное к ней, выражало открытую враждебность. Джоан задрожала, почувствовав себя слабой и беззащитной.

– Ты не смеешь называть меня глупцом за то, что я люблю свою дочь. Я всего лишь хочу, чтобы у нее было счастливое беззаботное детство.

Джоан скрестила руки на груди и расправила плечи.

– Ее следует научить уважать авторитет и слушаться старших.

– Она так и делает! – возбужденный Малколм стал мерить шагами берег. – В основном.

– Нет, не делает. Никогда.

У Малколма стали раздуваться ноздри.

– Это ложь!

– Ты кричишь! – обвинила его Джоан.

– Ты тоже.

– Я пытаюсь заставить тебя услышать меня, – в отчаянии заорала Джоан.

Малколм тихо выругался.

– Не сработало. У тебя получилось лишь разозлить меня. Причем очень быстро.

Он сжал кулак, и Джоан отчетливо увидела, как ярость захватывает все его существо. Она смотрела на мужа, тяжело дыша, боясь заговорить или даже просто пошевелиться. Между ними повисло напряженное молчание. Ни один из спорщиков не желал сдаться и проиграть сражение.

Джоан собралась и приготовилась защищаться, если он поднимет на нее руку, хотя сильнее всего у нее болело сердце. На него будто лег тяжелый груз.

Она отлично знала, что сильный гнев может ослепить любого человека, даже того, кто поклялся не поднимать руку на жену. Было бы неразумно верить, что Малколм чем-то отличается от других мужчин.

С молниеносной скоростью Малколм завел руку Джоан за спину. Его лицо было искажено гневом, губы скривились в гримасе ярости, но по непонятной причине Джоан и теперь находила мужа красивым. «Мы безумны, – решила она. – Оба».

Джоан вскрикнула, когда муж подхватил ее на руки, и жадно – почти грубо – поцеловал. Она была переполнена эмоциями – удивлением, яростью и, что самое неуместное, страстным желанием. Она даже не оттолкнула его, как следовало бы.

Она настолько запуталась в своих чувствах, что не сразу осознала намерения мужа. А он подошел к кромке воды, вытянул руки и бросил ее в озеро. Она не успела опомниться, как почувствовала, что падает, и тут же погрузилась в ледяную воду.

Холод пробрал ее до костей, и она изо всех сил забила руками по воде. Ноги запутались в юбке. Она никогда не была хорошей пловчихой и теперь прилагала все усилия, чтобы удержать голову над водой.

– Ублюдок! – завопила она. – Ты решил меня утопить!

– Я только хочу охладить твой пыл, – спокойно ответил он. – И мой тоже.

Малколм быстро сбросил одежду и, к великому изумлению Джоан, прыгнул в озеро. Он погрузился в воду в нескольких футах от нее, повернулся и поплыл в другую сторону.

– Малколм, прошу тебя! – взмолилась она, чувствуя, что погружается в воду. Руки и ноги налились тяжестью. Она взглянула в сторону берега и запаниковала, убедившись, что находится довольно далеко от него.

Малколм остановился и лег на спину.

– Встань на ноги, Джоан, – крикнул он. – Там неглубоко.

Чувствуя себя полной идиоткой, Джоан, наконец, справилась с паникой. Опустив ноги и коснувшись дна, она облегченно вздохнула.

Она постаралась дышать спокойнее, но закашлялась, поскольку успела наглотаться воды. Малколм продолжал лежать на воде, не сводя с нее глаз. О, как ей хотелось оказаться ближе, чтобы окунуть его голову в воду и посмотреть, как он будет отплевываться.

Собрав все свое пострадавшее достоинство, Джоан медленно потащилась к берегу. Промокшее платье затрудняло движение и тянуло ко дну. Она старалась соблюдать максимальную осторожность, чтобы не упасть, и уже почти добралась до берега, когда сзади появился Малколм и привлек ее к себе. Она какое-то мгновение сопротивлялась, но потом обернулась и обхватила его за шею. Тяжело вздохнув, она крепко прижалась к мужу и затихла.

Добравшись до берега, Малколм поставил жену на ноги, убедился, что она держится твердо, и только тогда отошел. Джоан откинула копну промокших волос с лица и подняла на него глаза. Его лицо было серьезным.

Справиться с гневом Малколму помог холод и физические упражнения. Теперь он был более восприимчивым и доступным. Правда, голым. Джоан сглотнула.

– Тебе следует избавиться от мокрой одежды, пока не заболела. Я сейчас разожгу костер, чтобы ты могла обсохнуть.

Он натянул брэ и нижнюю рубашку, а Джоан протянул свою тунику. Ее пальцы стали неловкими от холода, но она сумела справиться со всеми завязками, сняла мокрое платье и камизу и надела тунику мужа.

Туника сохранила его запах – неповторимую смесь аромата сандалового дерева и мускуса. Игнорируя собственное смятение, она энергично потерла руки и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов. Услышав треск разгорающегося костра, Джоан подошла ближе и села на бревно.

– Хорошая пара обуви погибла, – сокрушенно пробормотала она, снимая промокшие туфли и шерстяные чулки.

– Мне следовало предупредить тебя заранее, но я знал, что ты будешь сопротивляться, и это могло привести к телесным повреждениям.

– Твоим или моим?

– Вероятнее всего, моим, – усмехнувшись, ответил он.

Однако Джоан знала, что пострадать могла она. А он постарался этого избежать.

– Почему ты поцеловал меня? – спросила она, протягивая замерзшие руки к костру.

Малколм ухмыльнулся.

– Потому что не смог справиться с собой. Когда злишься, ты краснеешь, глаза сверкают. Сопротивляться этому невозможно.

Он достал из кармана фляжку с виски, сделал большой глоток и протянул сосуд ей. Она сделала такой же большой глоток и даже не поморщилась. Огненная жидкость быстро ее согрела. Малколм наблюдал за женой из-под полуопущенных век, а она сделала еще один глоток.

– Это поможет мне поднять настроение, – сообщила она и громко икнула. Дважды.

– Приятно знать, что теперь ты будешь добродушной и пьяной, а не трезвой и воинственной.

Джоан хотела одарить мужа ледяным взглядом, но губы сами сложились в дерзкую усмешку. Тряхнув головой, она облизнулась.

Некоторое время они сидели, молча глядя на огонь и иногда прихлебывая виски. Протянув руку, Джоан убедилась, что ее платье начинает подсыхать. Чем быстрее она его наденет, тем лучше.

– Как ты думаешь, мы сможем поговорить о Лилиас без крика? – спросила она.

– Можно попробовать.

Джоан кивнула, обдумывая, как проще всего объяснить ему ее позицию.

– Если Лилиас моя дочь, ты должен позволить мне ее воспитывать. А воспитание включает и наказание, если она не слушается. Она – умная девочка и отлично знает, что может добиться всего, что захочет, если только попросит тебя.

Малколм поморщился.

– Она – совсем маленькая девочка. Не могу поверить, что она мною манипулирует.

– Тем не менее, она делает именно это, – возразила Джоан.

Малколм отвел глаза, потом снова взглянул на жену.

– Откуда ты можешь знать подобные вещи?

Джоан заколебалась, но все-таки ответила:

– В детстве я была точно такая же, возможно, даже более своенравная и испорченная.

Малколм сделал глоток виски.

– Кто же тебя испортил?

– Мои родители, в первую очередь отец.

Малколм несколько минут обдумывал ее слова, но Джоан чувствовала его сомнение. И оно было понятным. Малколм имел возможность лично убедиться, как мало отец думал о ней. Но когда она была ребенком, все было не так.

– Моя мать беременела много раз, – объяснила Джоан, – но все беременности заканчивались выкидышами, или дети рождались мертвыми. Лишь один раз родился очень слабый живой младенец, проживший несколько недель. Я была единственным выжившим ребенком моих родителей, и они буквально носили меня на руках, выполняя все мои желания.

Малколм внимательно слушал.

– Я выросла эгоистичной, хитрой молодой женщиной, и это стало причиной множества несчастий в моей жизни. Хотелось бы избавить Лилиас от такой судьбы.

Джоан опустила голову. В ее словах была горькая правда, но ей было очень трудно признать ее, тем более перед Малколмом.

«Это виски развязало мне язык».

Малколм стиснул зубы.

– Я восхищаюсь моральной силой моей дочери и не позволю отнять у нее это качество.

– Конечно. Сила станет ей опорой, когда она будет взрослой женщиной. Но ее следует обуздать. Девочка должна знать, что непокорность чревата последствиями и ей никто не позволит воплощать в жизнь любой каприз, какой только придет ей в голову.

Какое-то время Джоан казалось, что она не убедила мужа. Потом он глухо заворчал и с силой потер подбородок. Джоан затаила дыхание. Неужели у нее получилось?

– Да будет так, – наконец буркнул Малколм. – Ты будешь заниматься воспитанием наших детей.

– Без вмешательства, – продолжала настаивать Джоан.

– Ссоры между нами не принесут добра никому. Я не стану протестовать против твоих методов. – Малколм расправил плечи. – Пока они приносят результаты.

– От этого выиграют все, и в первую очередь Лилиас.

– Поживем – увидим.

Она выиграла! Джоан сделала над собой усилие, чтобы не засмеяться от радости.

– Ты выглядишь расстроенным, Малколм, а зря. Тобой руководила любовь. Есть что-то очень привлекательное в сильном смелом воине с добрым сердцем.

– Правда? – Его ленивая улыбка едва не ослепила Джоан. – Тогда тебе придется немедленно показать мне, что именно ты имеешь в виду.

Джоан разглядывала мужа с большим сомнением, но его улыбка нисколько не поблекла. Боже правый, ни одна женщина на свете не способна так быстро воспламенить его кровь, как его жена. Желание подталкивало его самоконтроль к пределу, даже когда она орала на него, как торговка рыбой.

Она молчала, предпочитая не отвечать на вызов, что лишь усилило его интерес. Малколм осторожно потянулся – боль в боку еще была довольно сильной. Заплыв в ледяной воде – не самое лучшее упражнение для поврежденных ребер, но незаменим для приведения в норму темперамента.

Он чувствовал свою вину. Следовало убедиться, что Джоан не боится воды, прежде чем бросать ее в озеро. Он считал, что она в безопасности, даже если не умеет плавать, но водоем не обязательно должен быть глубоким, чтобы оказаться роковым. Малколм хорошо помнил историю, которую ему рассказали, когда он был еще ребенком, об одном из членов клана, который утонул, упав лицом в лужу глубиной всего в несколько дюймов.

Разумеется, большую роль сыграло то, что человек был пьян. И Малколм предусмотрительно не поил жену виски до того, как она вылезла из воды.

Благодаря виски, Джоан расслабилась, ее глаза довольно блестели. Правда, Малколм подозревал, что ее удовлетворение вызвано тем, что она добилась своего в споре с ним. Ему было нелегко согласиться, чтобы Джоан воспитывала Лилиас, хотя в глубине души он знал, что это правильное решение.

Джоан наклонилась и протянула ему фляжку. Ворот его туники был расстегнут, и Малколм получил возможность лицезреть ее округлые груди. Они были совершенны. Белая гладкая плоть и торчащие розовые соски.