Айрис Джоансен - Единственный мужчина

— Черт бы тебя побрал, Филип Эль Каббар! Я готова тебя убить! — Она вырвалась и побежала прочь.

Руки Филипа непроизвольно сжались в кулаки. Пробормотав проклятие, он открыл дверь медицинского кабинета.

— Вы сказали ей! — Филип едва сдерживал ярость. — Черт побери, почему вы сказали ей?

— Это получилось случайно. Я не сомневался, что она уже знает. — Мадхен поправил очки. — Прошло уже две недели, и я был уверен, что вы так или иначе обсуждали факт ее беременности. А как еще могла она убедить вас жениться на ней?

— Убедить меня? — Филип едва сдерживал желание наброситься на мерзавца с кулаками. — Я ничего не сказал Дори. Я собирался сделать это в ближайшие дни. Но вы все испортили!

— Мне очень жаль. Уверяю вас, если бы я знал…

— Вы не способны даже на сочувствие, Мадхен, — процедил сквозь зубы Филип. — Убирайтесь вон из Седихана. И не на месяц, а, как минимум, на полгода. — Он повернулся и направился к двери. — Может быть, через полгода я смогу смотреть на вас спокойно. Если смогу…

Когда Филип вошел в спальню, Дори собирала чемодан. Она даже не подняла головы. Девушка успела переодеться в джинсы и желтую кофточку. Платье из багровой парчи было небрежно брошено на кровать.

— Прекрати! — сказал Филип. — Ты никуда не поедешь!

— Не беспокойся, я не возьму с собой твои дорогие подачки! — резко оборвала его Дори. — Я забираю только то, с чем пришла сюда. — Присев на кровать, Дори стала надевать кроссовки.

— Ты никуда не поедешь! — угрюмо повторил Филип. Только сейчас Дори заметила, что он сменил свой белый костюм на брюки для верховой езды и черный свитер.

— Еще как уеду! — Завязав шнурки, Дори встала. — Если ты не разрешишь мне воспользоваться твоим самолетом или твоим автомобилем, я уйду пешком. — Закрыв крышку чемодана, она защелкнула замок. — Или поеду автостопом.

— Я понимаю, что ты расстроена. Но, может быть, все-таки выслушаешь меня? — Филип подошел к Дори. — Не знаю, что именно сказал тебе твой отец, но уверен, что он, как всегда, не выбирал выражений. У него настоящий талант изображать все в самом извращенном виде.

Дори резко повернулась к Филипу. Щеки ее горели лихорадочным румянцем.

— А ему и не надо было ничего изображать. Он просто изложил факты. У меня будет ребенок. Как жаль, что ни один из вас не потрудился сообщить мне об этом раньше.

— На то были свои причины. И если ты успокоишься, я все тебе объясню.

— Я знаю, что это за причины. Ты знал, что я ношу под сердцем твоего ребенка. Поэтому ты не мог позволить мне уехать. Это противоречило бы всем твоим принципам.

— Ты сама не знаешь, что несешь, — грубо перебил ее Филип.

— Разве? — В улыбке Дори было столько горечи, что у Филипа сжалось сердце. — Мне все время казалось, что ты как-то неожиданно переменился. Ты был слишком хорош, чтобы поверить в твою искренность. Но мне так хотелось верить, что я позволила себя убедить. Ты неплохо умеешь убеждать, Филип. Я проглотила твою ложь.

— Но я не лгал тебе! — процедил он сквозь зубы. — Не лгал и не лгу. Я просто не сказал тебе всей правды. Я все время собирался, но боялся, что ты отреагируешь именно так, как ты отреагировала.

— И ты решил укрепить свои позиции, прежде чем открыть мне свой секрет! А тебе не приходило в голову, что я имела право узнать о ребенке, прежде чем выйду за тебя замуж.

— Приходило. Но я слишком боялся твоего отказа. Я не хотел рисковать.

— И правильно делал. Я никогда не вышла бы за тебя. — Руки ее непроизвольно сжались в кулаки. — Ты не имел права так жестоко обманывать меня, Филип.

— Наверное, ты права. Но что сделано, то сделано. Ты, что же, собираешься сбежать к своей рок-группе и начать дело о разводе?

— Да. Я постараюсь освободиться от тебя как можно скорее.

— Нет! — властно произнес Филип. — Не будет никакого развода. И никуда ты не поедешь.

— Ошибаешься! Удержать меня ты сможешь только силой, бросив, например, в подвал.

— В этом нет необходимости. Темница сырая и грязная. Ею не пользовались лет двести. Думаю, сойдет и домашний арест. Я даже разрешу тебе ходить на конюшню, если ты пообещаешь больше не ездить верхом.

Дори недоверчиво посмотрела на Филипа.

— Ты шутишь?

— Напротив — серьезен, как никогда. — Он печально улыбнулся. — Ты сказала мне как-то, что я очень похож на своего отца. Наверное, ты права. Он посадил мою мать под домашний арест до самого момента моего рождения. И я, если понадобится, сделаю то же самое.

— Ты просто варвар, — прошептала Дори.

— Ну, ты ведь всегда это знала. Так что нечего удивляться. Я не позволю тебе уехать. Когда успокоишься, поговорим об остальном.

— Мы уже обо всем поговорили.

— Говорила только ты. А я был лишен возможности защищаться. — Филип отвернулся. — Я велю Раулю оповестить слуг, что тебе запрещено покидать пределы усадьбы. В доме и во дворе будет расставлена стража. Но никто не посягнет на твою свободу, если ты не будешь пытаться покинуть территорию. Когда будешь готова выслушать мои объяснения, пошли за мной. Я постараюсь дать тебе время подумать, но не знаю, надолго ли меня хватит. Мне тоже больно. Я тоже живой, черт побери!

Дори смотрела ему вслед. Он действительно посадил ее под арест! Она слышала за дверью голос Филипа. Он отдавал распоряжения своим слугам. Не пройдет и пятнадцати минут, как кругом будет расставлена стража.

Дори быстро подбежала к бюро, взяла свой паспорт и бумажник, засунула то и другое в карманы джинсов. Выбежав на балкон, она перелезла через перила. До земли было всего шесть-семь футов. Удачно приземлившись на ноги, Дори быстро побежала к конюшне.

Эдип пасся в задней части загона. Дори перемахнула через изгородь и осторожно, чтобы не напугать лошадь, стала подбираться поближе.

— Эдип, — тихонько позвала она. — Это я, не пугайся. Мы ведь с тобой заодно, помнишь? Подойди ко мне.

Эдип не обращал на нее внимания. Это уже хорошо. Значит, сегодня он не слишком агрессивен.

— Держись от него подальше, Пандора! Дори испуганно оглянулась и увидела, как Филипп перепрыгивает через изгородь.

Быстро подбежав к скакуну, Дори в одну секунду оказалась у него на спине и крепко сжала коленями его бока. Эдип встал на дыбы так резко, что, казалось, они вот-вот опрокинутся вместе назад.

— Немедленно слезай! — Филип в несколько прыжков оказался рядом. — Слезай, черт побери!

— Нет! — дерзко прокричала в ответ Дори. — Я уеду отсюда. Эдипа верну, как только найду себе другой транспорт.

— Я перекрою границы.

— Тогда я поскачу через холмы в Саид-Абабу. — Она дерзко улыбнулась. — Мне не откажут в политическом убежище. — Эдип снова встал на дыбы, и Дори едва удержалась у него на спине. — А теперь посторонись!

-А если ты попадешь в руки к бандитам? Тебя могут убить или изнасиловать! — Филип снова двинулся к ней.

— Нет! Не подходи! Эдип…

Но было уже поздно. Эдип снова встал на дыбы, передние копыта его взлетели в воздух прямо перед лицом Филипа.

— Филип! Нет!

В одну секунду она соскочила с коня. Филип был на ногах. Может быть, удар оказался не таким уж сильным. Она быстро подбежала к нему.

— С тобой все в порядке?

— Нет, не в порядке, — сердито процедил он. — Я зол, я в отчаянии, и благодаря нашему другу Эдипу мне гарантирована головная боль. — Он вдруг перекинул Дори через плечо так быстро, что она не успела опомниться. — Советую не сопротивляться. Иначе я свяжу тебя и засуну в рот кляп.

Всего на секунду Дори овладело негодование, сменившееся затем чувством радостного облегчения. Если Филип может нести ее, значит, у него нет серьезных повреждений.

Филип вынес ее из загона. Волосы падали на глаза, и она лишь мельком видела удивленные лица конюхов. Зато хорошо слышала их смех и колкие замечания.

— Мог бы опустить меня на землю, — возмущенно произнесла она. — Эти идиоты ни в грош не ставят женщин. Я не хочу, чтобы они видели меня в таком дурацком положении.

— Давно ли тебя стали волновать такие мелочи? Я не отпущу тебя, пока не донесу до места, откуда ты уж точно не сможешь убежать. — Дневной свет вдруг померк, и вместо каменных плит двора Дори увидела дощатый пол конюшни.

— Выйдите отсюда, — приказал шейх кому-то. — Заприте за собой двери и не открывайте их, пока я не скажу.

Затем Дори увидела пару ног, обутых в кожаные сапоги. Хлопнула дверь, и в конюшне стало еще темнее.

— Тебе не кажется, что пора все-таки меня опустить, — потребовала она. — У меня кружится голова.

— Что ж, пожалуй, здесь нас никто не услышит. К тому же у меня тоже кружится голова. — Филип опустил ее на копну свежего сена.

Дори озабоченно посмотрела на Филипа.

— О боже, у тебя до сих пор идет кровь. Ты ведь знаешь, что к Эдипу нельзя подходить, размахивая руками. — Дори встала на колени. — Дай мне посмотреть рану.

— Это был единственный способ заставить тебя слезть со спины этого вороного дьявола, пока он снова тебя не сбросил. — Филип достал из кармана белый носовой платок и приложил к ссадине на виске.

— Дай лучше мне. — Взяв у Филипа платок, Дори стала аккуратно вытирать кровь с виска и щеки. Она с облегчением отметила, что рана неопасная — обыкновенная царапина, хотя и довольно глубокая. А ведь Эдип мог попасть по виску подковой, и тогда неизвестно, чем бы все это кончилось. — Зачем ты бросился под копыта Эдипа? Надо было дать мне спокойно уехать.

— Никогда, — тихо произнес Филип. — Пока мы живы — этому не бывать.

— Если ты будешь и дальше вести себя так глупо, мы проживем недолго. — Она быстро заморгала, сдерживая подступившие к глазам слезы.

— Господи, как ты меня напугала! Мне показалось, что этот черный дьявол снова сбросит тебя. — В глазах Филипа Дори увидела боль и усталость. — Пожалуйста, не делай так больше, — попросил он. — Я до сих пор вижу в ночных кошмарах, как ты лежишь на склоне скалы, словно сломанная кукла.

— Сам виноват. Ты слышал, чтобы в наши дни муж запирал жену в доме?

— Но ты ведь не хотела остаться. А я не могу без тебя жить, — просто сказал Филип.

— Ты имеешь в виду — без своего ребенка?

— Я имею в виду только то, что сказал. Что мне сделать, чтобы убедить тебя в этом? Может быть, аборт?

— Нет! — в ужасе воскликнула Дори. — Ты этого не сделаешь!

— Конечно же, нет. Мы возненавидели бы друг друга, лишившись ребенка. К тому же для меня он куда реальнее, чем для тебя. У меня было больше времени подумать. Я хочу этого ребенка.

— Я знаю, — дрожащим голосом произнесла Дори.

— Я хочу его, — медленно повторил Филип. — Но я готов от него отказаться. Если ты пообещаешь остаться со мной хотя бы на год, я подпишу отказ от всех прав на своего наследника. Через год, если захочешь уехать, сможешь забрать его с собой.

Дори замерла.

— Ты сделаешь это?

— Если придется. Но я надеюсь, что за год сумею убедить тебя остаться. — Филип глубоко вздохнул. — Господи, сделай так, чтобы мои надежды оправдались.

— Это так на тебя не похоже. Не могу представить себе, чтобы шейх Эль Каббар так спокойно отказался от собственного ребенка.

Филип невесело улыбнулся:

— Вовсе не спокойно. Я в отчаянии, я вне себя.

— Но тогда почему? — почти шепотом спросила Дори.

— Потому что я люблю тебя. — Руки Филипа крепко сжали ее плечи. — Сколько раз должен я повторить это, чтобы ты мне наконец поверила? Да, я хочу этого ребенка. Но только потому, что он — твой. Потому что знаю, что буду любить его так же сильно, как люблю тебя.

— Хотелось бы верить…

— Сколько еще я должен расплачиваться за тот злополучный вечер? Я знаю, что сделал тебе больно. Я знаю, что не могу повернуть время вспять. Послушай, может быть, лучше будет рассказать тебе, зачем я вызвал сюда Натали?

— Я знаю, зачем. Ты хотел от меня избавиться. — Губы ее задрожали. — Ты хотел сделать мне больно.

— Да, я хотел сделать тебе больно. В меня словно бес вселился, когда ты сказала, что должна уехать. Филип замолчал, подбирая нужные слова.

— Это была одна из игр, в которые любила играть моя мать, — выдохнул Филип. — Обычно она была не слишком изобретательна, но эта игра доставляла ей особое удовольствие. Я был очень одиноким ребенком. Она позаботилась об этом. Одинокие дети сильнее других нуждаются в любви и заботе. И она сделала это своим оружием. Она всегда старалась отомстить моему отцу, издеваясь надо мной.

О, она умела быть очаровательной. Ведь с самого детства ее учили доставлять удовольствие, ловить мужчин в свои сети. Для женщины с ее талантами я был легкой мишенью. Если это забавляло ее, она могла неделями осыпать меня знаками внимания. Я всякий раз попадался на удочку и бегал за ней, словно щенок, влюбленный в хозяйку.