Иден из Хоукхеста».

Алис не могла отвести глаз от уверенной размашистой подписи, переполняемая противоречивыми эмоциями. Она часто и неглубоко дышала.

— Итак, миледи, теперь вы стали бесчестной.

Она резко повернулась. Иден стояла в дверях, лицо ее выражало холодную ярость. В свете, отбрасываемом ветвистым подсвечником, который она держала на уровне лица, ее фигура казалась неестественно высокой.

Притворяться было бессмысленно. Алис презрительно тряхнула свитком, который был в ее руке.

— Ты не могла в самом деле решиться на это! Это было бы явным безумием.

Иден очень медленно двинулась к ней, гнев сковал ее тело. Сердце тяжело колотилось, но терять голову не следовало. На карту было поставлено слишком многое.

— Положите письмо туда, откуда взяли, — спокойно произнесла она, контролируя тон своего голоса.

Почувствовав скрытую угрозу под внешним спокойствием, Алис тоже разъярилась. Кто она такая, эта безответственная дочка второразрядного дворянина, чтобы отдавать приказы Алис де ля Марш де Мори, в чьих жилах течет кровь английских и французских королей? И неужели это жалкое создание осмеливается обвинять ее? Лицо ее сделалось презрительным и высокомерным. Она поднесла пергамент к лицу Иден и медленно разорвала его.

— Не стоило этого делать. — В тоне Иден таилась опасность. Времени было очень мало, и она не собиралась тратить его впустую.

— Я могла бы напомнить, миледи, — произнесла она с подчеркнутым презрением, — что вы многое выиграли бы с моим исчезновением. Разве вы не стремитесь заполучить в мужья Тристана де Жарнака? Но пока я при дворе, вам это никак не удастся. Сойдите с моей дороги… и я уйду с вашей.

Алис побледнела, лицо ее исказила гримаса боли.

— Я не этого добиваюсь, встав у вас на пути, — гневно ответила она, — хотя, похоже, для низменного ума понятны лишь низменные мотивы…

Иден горько рассмеялась в ответ:

— Говоря так, не забывайте, кто застигнут с моим письмом в воровской руке.

— Я не собираюсь обсуждать таким образом мои права, — не смутившись, отпарировала Алис и приняла еще более высокомерную позу. — Я не доверяла вам и не ошиблась. Теперь, зная, что у вас на уме, я не могу позволить вам уйти… хотя сама я была бы рада видеть вашу спину больше, чем кто-либо во всем христианском мире. Но вы знаете королеву, Иден, и знаете, как потрясет ее ваш уход. Клянусь святой Урсулой, разве недостаточно страданий познала она на этой суровой земле… чтобы еще и разлучиться с любимой подругой?

Иден понимала, что Алис говорит правду. Сама она предпочтет службу королеве собственным желаниям и достойна восхищения за это. Но теперь Иден ничто не могло удержать.

— Я ухожу, леди Алис. — В голосе ее звучала отточенная сталь. А мозг тем временем лихорадочно соображал, как заставить непрошеную свидетельницу замолчать до тех пор, пока Иден не окажется достаточно далеко отсюда. Что можно сделать, кроме самого грубого и самого малопривлекательного?

Но ничего. Что ж, будь что будет! Быстрым круговым взмахом она обрушила свой тяжелый подсвечник на голову Алис; прозрачно-голубые глаза на мгновение расширились, затем веки затрепетали и закрылись. Девушка соскользнула на пол. На бледной коже виска ярко выступила кровь.

— О Господи! — в ужасе выдохнула Иден. — Не дай мне убить ее!

Удрученная совершенным насилием, она опустилась на колени рядом с неподвижной фигурой и приподняла желтоволосую голову. Глаза Алис все еще были закрыты, но дышала она достаточно глубоко, и сердце билось ровно. С безграничным облегчением Иден осторожно подложила под голову Алис подушку и укрыла ее теплым пледом. Прискорбно было поступать так по-варварски, но сделанного не воротишь, и теперь нужно было использовать ситуацию. Алис еще несколько минут не придет в себя, но потом она непременно поднимет тревогу. Хорошо, чтобы это случилось не слишком скоро.

Иден порылась в сундуке Беренгарии: под небольшим мешочком с драгоценными камнями и остатками выкупа Стефана она быстро нашла то, что хотела. Повернув лежавшую Алис на бок, она толстым плетеным кушаком связала ей за спиной руки, а потом связала ноги. В кляпе не было необходимости — шум пира перекрывал любые крики. Алис слегка повернулась и застонала, но глаз не открыла. Иден осмотрела рану под бровью. Шишка быстро росла, но кровь уже почти не текла. Она взяла кусок полотна из сундука и промыла рану какой-то туалетной водой королевы.

Теперь, кажется, все. Пора идти.

Но тут она вспомнила. Подобрав кусочки письма с пола, она прикрепила их булавкой к платью Алис на груди. Пусть объяснит, если пожелает, времени писать другое послание не было.


Дальше следовало действовать быстро. Иден успела хорошо продумать следующие шага, так что все должно было пройти гладко. Она задернула занавес, прикрывая бесчувственную девушку, и взяла приготовленный заранее узелок из своей комнаты, после чего быстро спустилась по лестнице и прошла через залы и коридоры на конюшню замка.

Ее окликнул заспанный охранник с кружкой пива в руке. Иден назвалась.

— Оседлай мне Балана, — приказала она. — Дамы и рыцари отправляются на ночную прогулку в предгорье. Побыстрей! Остальные уже в седлах и ждут меня.

Проникшись неотложностью поручения, страж быстро оседлал жеребца. Иден осторожно проследовала по залитому лунным светом двору к задним воротам. Там охраны не было. Она провела коня в густую тень под колоннадой, прилегавшей к залу, где находились рыцари. Никто не услышал бы, даже если бы она закричала: каждый мужчина должен был праздновать победу вместе с Ричардом.

Они оказались под низкими арками, и Балан стоял, негромко фыркая и принюхиваясь к непривычному ночному воздуху, пока Иден с лихорадочной поспешностью стягивала через голову свое розовое платье. Под ним оказались белая сорочка с капюшоном и темно-синие штаны, заправленные в сапоги для верховой езды. Из своего узелка она достала плащ на тонкой подкладке и ненадеванную кольчугу мастера Хью.

Меньше чем через минуту на месте Иден стоял стройный юноша, на бедре которого висел великолепный кинжал, а на голове красовалась изящная бархатная шапочка, дополнявшие скромный гардероб, который теперь долго должен был служить своей хозяйке. Была еще и карта, взятая из караульного помещения, где ее вряд ли хватятся: большинство рыцарей имели собственные карты — с обозначенными дорогами и опасными районами здешней местности. Деньги были зашиты в подкладку плаща, за исключением нескольких монет в привязанном к поясу ярко-алом кошельке, под цвет ее шапочки. Наконец она захватила маленькую коробочку, где находились кое-какие краски Ксанф: возможно, ей понадобится стать сарацином, и тогда ореховый пигмент придется как нельзя кстати. Завернув коробочку в платье, она засунула ее в седельную сумку, вместе с плащом и одеялом. Иден была бы не прочь взять с собой побольше вещей, но путешествовать лучше налегке, к тому же побаловать свое тщеславие вряд ли удастся. Окончив наконец сборы, она села в седло. Балана не пришлось понукать, и он понесся как вихрь, стоило ей только свистнуть.

Охваченная неожиданным пьянящим восторгом, она склонилась к шее коня и отпустила поводья. Некрупное чистокровное животное выдержало непредвиденное испытание. Прижав уши, он стрелой полетел сквозь теплую ночь на север. На спине его, Пьяная от свободы так, как никогда от вина, Иден не смогла сдержаться, и ее радостные возгласы понеслись по ветру, словно неистовый клик благодарности и удовольствия.

До рассвета она должна была достигнуть ворот Тира.

Больше чем через час после ее бегства испуганная Матильда обнаружила бедственное положение леди Алис. Когда о случившемся стало известно, говорили об этом полушепотом, с набожным страхом — никто не мог и не хотел поверить, что синевато-багровый шрам на лице Алис является делом рук Иден.

Сама Алис никому ни о чем не рассказывала, за исключением королевы.

Беренгария изучила четыре обрывка письма, крепко сжав побелевшие губы, всплакнула, но не сказала ни слова. Долгое время потом она была необычайно ласкова с Алис.

В покоях, отведенных для рыцарей, Уилл Баррет и Джон де Валфран, еле сумевшие после веселья добраться до постелей, были Вынуждены забыть о желанном сне под градом ехидных замечаний их разъяренного командира. Они привыкли к его иронии и даже сарказму в определенных ситуациях, но тут он перешел все границы, и они были встревожены. Что могло так вывести его из себя?

Дело было в том, что Тристан тоже получил послание. Оно было еще короче, чем написанное королеве… и тоже оказалось разорванным — на этот раз самим адресатом. Но, как бы там ни было, дюжина его рыцарей, недовольно ворча, быстро облачились в доспехи и понеслись в погоню со скоростью, заданной самим сатаной в лице Тристана де Жарнака, по единственной и отвратительной дороге, ведущей вдоль побережья к Тиру.


Изабелла де Монферрат была заинтригована. Ничего столь увлекательного не случалось с той поры, как Конрад похитил ее у несчастного Хамфри и затащил сначала под венец, а потом в свою постель еще до того, как ночь сменилась утром. С той самой ночи в ее глазах появился никогда не гаснувший огонек. Изабелле едва исполнилось двадцать. Любовь к энергичному и удивительному мужу была глубокой и пылкой, так что жизнь для нее являлась сплошным наслаждением, особенно после его возвращения из Акры. Однако мирские события любого свойства по-прежнему интересовали ее и доставляли удовольствие. Появление Иден из Хоукхеста определенно можно было считать таковым.

Кажется, ее повелитель, маркиз, спас на удивление прелестное создание от весьма незавидной участи и, восхищенный ее неустрашимым характером, во всеуслышание предложил ей свои услуги. А сегодня, еще до их пробуждения, поразительная девушка прискакала к воротам города, перевоплотившись в прекраснейшего в королевстве юношу, дабы потребовать исполнения его слов. Она хотела получить не менее двадцати человек вооруженной охраны для поисков в пустыне Сирии своего мужа, который имел глупость оставить ее дома, отправившись в Крестовый поход.

Но самым потрясающим было для Изабеллы то, что ее муж, не отличавшийся особой щедростью — за исключением случаев, суливших материальную выгоду, — откинул голову и хохотал несколько секунд, прежде чем предоставить неустрашимой женщине то, что она просила.

Две дамы сидели в великолепных покоях маркиза, обозревая лучезарные воды залива и обсуждая мужчин, любовь и нравственность. Изабелла уже многое успела разузнать о личной жизни Иден.

— Он сильный человек, ваш муж? — продолжала выпытывать она, отправляя в пухлый рот засахаренный финик.

Иден, вновь надевшая свое розовое с зеленым платье, сожалея про себя о помятых складках, полулежала на низком диване и лакомилась восхитительными креветками в масле со специями.

— В нем есть только ему присущая гордость, — задумчиво проговорила она. — Это спокойная сила… не нуждающаяся в том, чтобы о ней знал весь мир.

— Таков и Конрад, — улыбнулась Изабелла, и глаза ее гордо сверкнули. — И мне это очень по душе. Я рада, что Стефан истинный мужчина… иначе он не смог бы заслужить преданности, подобной вашей.

Иден вспомнила похожий разговор, который состоялся у нее с Беренгарией. Все же она думала, что ее возлюбленная королева и словоохотливая быстроглазая маркиза по-разному представляли себе, в чем состоит сила мужчины.

Изабелла, наблюдая за тайными думами, оставлявшими мимолетный след на слегка изможденном, но все равно прекрасном лице гостьи, размышляла, в свою очередь, стоит ли сообщать ей известие, которое недавно принес Конрад. Оно состояло в том, что настоящий мужчина неоспоримой силы, не говоря уже о несомненном достоинстве, только что отправился восвояси от дверей их замка, куда он прибыл в поисках Иден, и его интерес, по мнению Монферрата, значительно превосходил тот, который мог быть продиктован простым исполнением долга. Изабелла сама успела взглянуть на него, когда он покидал дворец: высокий рыцарь с такой красивой фигурой, которой только мог Господь снабдить мужчину, дабы мучить женщин… и с лицом, черты коего были словно вырублены из камня скульптором, не имеющим понятия, запечатлел ли он дьявола или архангела Михаила. Если бы ей так повезло и за ней гнался бы такой по пятам, думала размечтавшаяся жена Конрада, то она моментально повернула бы назад и тут же прыгнула к нему в объятия.

Однако Иден настояла, чтобы они избавлялись от любых преследователей. Конечно, это не так просто, но Конрад, как обычно, успешно и очаровательно лгал и улыбался… и прекрасный суровый рыцарь повел свой отряд прочесывать предгорья, где для отважного путника вилась единственная дорога.

Изабелла сделала вывод, что Стефан де ля Фалез должен был в самом деле обладать уникальными достоинствами, раз уж его леди столь упорна в поиске, когда совершенно очевидно, что темный следопыт отдал ей свое сердце.