— Скажите, — обратилась Иден к невысокой темноволосой девушке, которая так приятно улыбалась и говорила так тихо, — могу ли я надеяться поговорить сегодня с королевой Элеонорой? Есть одно дело, по которому я хотела бы получить ее добрый совет.

Черноволосая девушка с серыми задумчивыми глазами искренне удивилась:

— Ну конечно же, она очень скоро придет к нам на музыкальный час. Вы знакомы с ее светлостью?

Иден покачала головой. Ее положение неожиданно показалось ей очень непрочным.

Взгляд черноволосой девушки сделался очень нежным:

— Тогда вы полюбите ее, она самая замечательная леди — и я не думаю, что она питает расположение к вашей кузине.

Любопытство Иден пересилило ее неуверенность и она спросила:

— Правда ли, что ее светлость очень стара? Я слышала, что ей уже больше семидесяти лет. Это очень почтенный возраст.

Темная головка отрицательно качнулась.

— У нее нет возраста, — ответила девушка.

Пухлая Матильда потянулась, ее рука пошарила по почти опустошенному блюду с конфетами.

— Она все еще очень красива, вы увидите. И она самая одаренная женщина во всем христианском мире. И все делает так утонченно: ее вышивание непревзойденной красоты, она сочиняет нескончаемые баллады о любви и рыцарстве, она играет на лютне, как сам царь Давид! У нее ум Соломона, а язык остер, как меч Саладина.

— Она уже немолода, но любит окружать себя молодыми людьми. — Высокая чопорная леди Алис, вступив в разговор, не отрывала внимательного оценивающего взгляда от Иден. — Она научила читать тех из нас, кто не умел, и настаивает, чтобы все мы играли на музыкальных инструментах и умели хорошо писать на латыни. Она заставляет нас заботиться о нашей образованности не меньше, чем о теле, хоть мы и женщины, и она обещала, что не отдаст нас замуж ни за одного рыцаря, который бы не ценил нашу образованность так же, как наше состояние.

Что-то во взгляде леди Алис заставило Иден обрадоваться, что она умеет читать и писать.

Маленькая темноволосая девушка улыбнулась пришедшему на ум воспоминанию:

— Она однажды сказала мне, когда мы вместе играли: «Пусть твой ум тоже охотится!» Она великолепна!

Иден не знала, верить или нет существованию столь совершенного образца среди женщин.

— Хорошо, что вы прибыли к нам сегодня, — сообщила Матильда, подливая вино, — скоро ее светлость на время покинет Англию — через две недели она отправляется в путешествие.

Иден поблагодарила блаженную Магдалину за ее предвидение.

— Покидает Англию? Она отправляется во Францию?

— Гораздо дальше! — Матильда лукаво посмотрела на свою скромную черноволосую подругу. — Так далеко, как велит сердце! Не так ли, Беренгария?

Сероглазая девушка покраснела, а Иден широко раскрыла глаза. Конечно, этого не могло быть, и все же Беренгария — необычное имя. Однако эта тихая девушка, казалось, не ждет и не получает от других особых знаков внимания.

— Тогда куда же?

Девушка покраснела еще сильнее.

— Королева сопровождает меня на Сицилию, где я скоро должна выйти замуж за короля. — Спокойствие в ее глазах сменилось гордостью.

Итак, это было правдой. Перед Иден была Беренгария Наваррская, принцесса, которой предстояло обвенчаться с Львиным Сердцем. Теперь было уже слишком поздно преклонять колено — Иден просто поблагодарила Провидение за то, что эти высокородные девушки так легко приняли ее в свой круг.

— Позвольте добавить мои поздравления к сотням тех, которые вы уже получили, — тихо промолвила она. — Он самый замечательный король во всем христианском мире.

Принцесса скромно потупилась.

— Разумеется, но я никогда не встречалась с ним, — произнесла она чуть слышно.

— Не может быть!

— О да, — снова встряла в разговор леди Алис, — королева уже много месяцев безуспешно пыталась женить Ричарда с тех пор, как умер старый король. Но он никогда долго не сидит на месте — рыщет то там, то сям, собирая деньги на Крестовый поход. Королева никак не могла заставить его понять, что Англия скоро будет нуждаться в новом наследнике — с твоего позволения, Беренгария. Иначе принц Джон или принц Артур Британский воспользуются удобным случаем занять его трон, пока он будет сражаться за морем.

Иден глубокомысленно кивнула, она уже слышала кое-что об этом: дворцовые слухи скачут на самых быстрых конях по всем графствам. Но она никогда не могла предположить, что будет обсуждать подробности женитьбы короля с леди, которой это касается в первую очередь. Она начинала ощущать себя как в сказке. И только спокойный оценивающий взгляд леди Алис удерживал ее от того, чтобы впасть в опасную эйфорию.

— Надеюсь, что он… что я понравлюсь ему, — обеспокоенно прошептала Беренгария.

— Разумеется, — жеманно проговорила леди Матильда. — Тебе стоит только улыбнуться, и он будет очарован.

В это время двери комнаты широко открылись, и вошла высокая женщина. Она держалась очень прямо, но двигалась при этом проворно. Высокое, гордое чело, точеные черты лица и язвительное выражение — все это не нуждалось в короне, чтобы распознать ее величество. Прекрасные глаза, голубые, как тонкий лед в лунном свете, немедленно обратились на незнакомку, пока королева величаво шла к оставленному для нее креслу. Элеонора («немилостью Божией королева Английская», как она имела обыкновение себя называть) не выглядела семидесятилетней. Она была, как заметила Беренгария, женщиной без возраста — она была просто исключительным и совершенным явлением, таким же ощутимым и весомым, как глубокий аккорд лютни, которым леди Матильда приветствовала ее появление.

— Благодарю, моя дорогая! Напомни мне, чтобы я нашла для тебя трубу, если ты обнаружишь в себе склонность стать герольдом! Ты будешь тогда напоминать одного из херувимов!

Все улыбнулись, представив себе неотразимое зрелище розовых щечек Матильды, которые раздуются еще больше, когда та будет дуть в фанфары.

Но яркие голубые глаза неотрывно смотрели на Иден. Королева ждала.

Принцесса Беренгария быстро шагнула вперед:

— Позвольте представить леди Иден из Хоукхеста, благородного дома Стакеси, ваша светлость. Она приехала навестить свою кузину, леди де Бург, которой, к сожалению, здесь нет.

— Кузину, говорите?

Теперь Иден должна была выдержать наиболее тщательную проверку за время своего приключения. Королева фыркнула.

— Не вижу сходства. Впрочем, как всегда. Добро пожаловать, миледи Иден. Уверена, у вас не было причины усомниться в здешнем гостеприимстве.

Длинная рука вытянулась, и Иден, благодарная Беренгарии за заступничество, поцеловала ее.

— А теперь, mes enfants[1], чем же мы потешим себя сегодня? У меня есть новый мотив на «Lancan vei la folha» моего доброго старого Бернара де Вантадура. О, вот это был трубадур! В его жилах бежал огонь, а в мелодиях звучало вдохновение Орфея.

Королева нетерпеливо щелкнула пальцами пажу, который, незамеченный, следовал за ней, — он подал ей маленькую округлую виолу и отступил на свое место у стены. Голос Элеоноры звучал все еще сильно и красиво, без дрожи, передавая оттенки настроения. Сладкозвучные, прозрачные голоса девушек подхватили мелодию, и вскоре комната была словно охвачена золотым сиянием музыки, любви и наступающей весны.

— А теперь давайте сочиним свадебную песню для Беренгарии, — предложила Матильда, когда они закончили.

— Отличная идея! В ней должны быть ритмы ее родной Испании, — поддержала королева, подтягивая струны, которые стали диссонировать. И в этот момент дверь открылась.

Это был желтоволосый Жиль, державший оловянный поднос, на котором были тарелки с мясом и фруктами, кувшин вина, миска с водой и салфетка.

— Это что? — Элеонора подняла тонкие брови.

Оруженосец почтительно опустился на колено.

— Леди с золотыми волосами потребовала еды, ваша светлость!

Теперь настала очередь Иден краснеть. Королева положила виолу, сделав знак юноше поставить поднос и удалиться.

— Вы еще не успели разговеться, леди Иден? — Тон был доброжелательным, но любопытным.

Иден поняла, что пришло время раскрыть свои карты, она не могла и дальше принимать столь радушно выказанное гостеприимство в роли самозванки. Она должна была сказать правду и надеялась, что Элеонора не будет к ней слишком сурова.

— Я забыла, успела я или нет, — откровенно начала она, — с тех пор прошло время. — Она заметила, что строго сжатые губы немного смягчились и, осмелев, решилась рассказать свою историю. — Я не совсем та, за кого выдаю себя, ваша светлость, — начала она.

— Таковы многие из нас, — сухо заметила Элеонора.

— Я имею в виду, что допустила некоторый обман, проникнув сюда.

— Обман? — Тон был по-настоящему грозным.

Сознавая всеобщее молчаливое и подозрительное любопытство и основательно поддерживаемая одобряющей улыбкой Беренгарии, Иден быстро изложила события, послужившие причиной ее появления в Винчестере.

Окончив, она опустила голову. За прошедший сказочный, золотой час она забыла свой стыд, она забыла о перенесенном унижении, забыла даже, что была замужней женщиной, отвечавшей за большое и богатое владение, — она снова стала девочкой, беззаботно болтавшей с веселыми подружками. Но теперь беда опять навалилась на нее отвратительной тяжестью, и ей трудно было встречать сочувственные и изумленные взгляды.

Все же был один взгляд, сила которого заставила ее посмотреть в ответ. Почти не сознавая, что она делает, Иден подняла голову и взглянула прямо в лицо, которое не раз обращалось, понимая и прощая, к совершившим куда более серьезные проступки.

— Ты правильно поступила, придя ко мне, дитя, — сказала королева, в улыбке которой было прощение. — Ты получишь возмещение. И немедленно. Мы не дадим твоему барону времени для новых злодеяний. Роберт! — Она щелкнула пальцами, как кнутом. — Найди Уильяма де Лонгшампфа и попроси его сейчас же прийти в зеленую комнату.

Паж удалился.

Лонгшампф, канцлер Аквитании в дни правления старого короля, был теперь великим канцлером Англии и единственным человеком, имеющим законные основания управлять страной в отсутствие короля Ричарда, хотя фамильная кровь лишила его права получить более почетный титул юстициария. Граф Эссекс и епископ Дурхемский делили между собой эту должность, но при этом, получая значительное удовлетворение от своей службы, никогда не вмешивались в дела, касающиеся Уильяма.

— Я пошлю отряд всадников и шесть рыцарей, имеющих при себе мою большую печать, чтобы прогнать де Малфорса от ваших дверей. Я наложу на него штраф в несколько сотен марок в пользу казны на заморские походы, а один из рыцарей и его слуги останутся, чтобы поддерживать порядок, так долго, как ты этого захочешь. — Благородные черты исказила гримаса отвращения. — Даже если бы барон Стакеси был простым рабом, я бы не оставила этого дела. И мы заставим обидчика немного поплясать под мою дудку, несмотря на его голубую кровь. Я припоминаю этого человека, я видела его при дворе, когда здесь был мой сын, — это пьяница и задира, с черной душой. Мне он совсем не понравился.

Иден низко склонилась в знак признательности и в порыве благодарности еще раз поцеловала тонкие пальцы.

Но Элеонора еще не договорила.

— Надеюсь, вы не чувствовали себя несчастной среди нас, леди Иден? Да и ваш голос очень хорошо вливается в хор моих певчих птичек. Так почему бы вам не остаться с нами еще на некоторое время, по крайней мере до того, как мы отплывем на Сицилию? Я уверена, что вы предпочтете найти ваши владения в том же виде, в каком вы его оставили, — а в ближайшие дни там возможна небольшая потасовка.

Элеонора увидела, как засветились прекрасные зеленые глаза девушки. Она кивнула и встала.

— Я дам Уильяму де Лонгшампфу самые подробные указания, — заверила она Иден. Затем, сопровождаемая семью девушками, которые окружали ее словно тонкие, трепещущие на ветру березки, королева вышла, обернув длинную мантию вокруг руки, чтобы она не мешала ее стремительному движению.

Следующие несколько дней были для Иден сущим блаженством, она не чувствовала себя так хорошо с тех пор, как вышла замуж и узнала всю прелесть супружества. В среде молодых придворных дам королевы царила та же непринужденная, открытая атмосфера. Элеонора много времени проводила, занимаясь делами с седыми и значительно более умными головами, к ним же она приходила расслабиться, поднять бокал за их молодость и счастливую жажду жизни, отдавая им, в свою очередь, щедро сдобренную юмором мудрость. Иден с благодарностью принимала неожиданно предложенную дружбу. Если леди Алис, как правило, неохотно соглашалась петь с ней дуэтом или играть в шашки, то Матильда с лихвой вознаграждала ее за эту легкую холодность своим неослабевавшим, бескорыстным теплом.