— Увидимся через пару недель.

Она кивнула в ответ. Потом отвернулась.

— До свидания, — тихо произнес Тернер и закрыл за собой дверь.

— Зеленый цвет очень выигрышный, — сказала Оливия, глядя на выцветшие шторы в гостиной. — А тебе он всегда шел. Леди обычно присуще желание хорошо выглядеть в собственной гостиной.

— Думаю, что не только в ней, — в тон подруге сказала Миранда.

— Ой, перестань! Если бы тебе не нужен был мой совет, ты не позвала бы меня. — Оливия простодушно улыбнулась. — Но я рада твоему приглашению. Ужасно без тебя скучала, дорогая. Зимой в Хавербрейксе такая тоска. Фиона Беннет чуть ли не каждый день наносит мне визиты.

— Весьма прискорбное стечение обстоятельств, — согласилась Миранда.

— Я уже склонна была принять от нее приглашение. Исключительно от безделья.

— О, не делай этого.

— Ты до сих пор имеешь против нее зуб за ту историю с ленточкой на моем дне рождения?

— Совсем чуточку.

Миранда большим и указательным пальцами показала подруге, насколько мало ее волнует Фиона Беннет.

— Да забудь наконец про это. В конце концов, ты заполучила Тернера. Увела под носом у всех. — Оливия все еще немного обижалась на брата и лучшую подругу, про роман которых она ничего не знала. — Хотя должна сказать, с его стороны просто свинство уехать в Лондон и оставить тебя здесь одну.

— У него срочные дела, — сказала Миранда, натянуто улыбнувшись.

— Понятно. — Подруга моментально перешла к делу. — Если мы сделаем обивку зеленой, то шторы могут быть контрастного цвета, подходящего к обивке мебели.

Миранда кивнула и улыбнулась, но мысли ее были далеко. В Лондоне. Ее муж ни на секунду не выходил у нее из головы. Она обсуждала домашние дела с экономкой, и вдруг у нее перед глазами возникали его глаза. Она садилась за книгу — и слышала его смех. А ночью, когда она уже погружалась в сон, легкий как пух поцелуй щекотал ей губы, и душа тут же начинала ныть от тоски по теплу его тела.

— Эй, очнись!

— Что? Ой, прости, Ливви. Я задумалась.

— Вижу. Ты часто это делаешь.

— Это из-за ребенка, — отговорилась Миранда. — И еще я стала слишком чувствительная и слезливая.

Про себя она подумала, что сможет еще два месяца все сваливать на свое положение. А что потом ей делать? Она посмотрела на подругу и с улыбкой спросила:

— Так что ты собиралась мне сказать?

— Я хотела предложить: если тебе не нравится зеленый, то мы можем выбрать обивку в пепельно-розовых тонах. И ты назовешь эту комнату Розовой гостиной. Звучит шикарно!

— Ты не считаешь, что комната будет выглядеть слишком женственной? — засомневалась Миранда. — Тернер тоже любит в ней сидеть.

— Хм-м… Надо подумать.

Миранда так сильно сжала ладони, что ногти больно впились в кожу. Печально и смешно, но даже от упоминания имени мужа она сама не своя.

— С другой стороны, — сказала она, — мне всегда нравился бледно-розовый цвет. Решено.

— Ты уверена? — Теперь засомневалась Оливия. — А если Тернеру не понравится?

— Ну его к черту! — оборвала ее Миранда с такой яростью в голосе, что та поразилась. — Если бы его интересовала новая обстановка, то он не уехал бы в Лондон.

— Зачем ты сердишься? — миролюбиво произнесла Оливия. — Я уверена, что он очень по тебе скучает.

— Ничего подобного. Вероятно, даже ни разу обо мне не вспомнил.

* * *

Она не выходила у него из ума.

После четырех бесконечных дней в закрытой карете Тернер думал, что сможет избавиться от мыслей о Миранде, как только доберется до Лондона. Он рассчитывал, что столичная жизнь его отвлечет.

Но ошибся.

Их последний разговор преследовал его, и каждый раз он придумывал для себя другие выражения, не те, которые говорил. Но стоило ему найти иные слова, как все исчезало, и он видел только ее глаза — большие, карие, полные боли.

Вина перед ней давила его. Не привык он к этому чувству. Оно жгло, кололо и сжимало горло. Гнев пережить намного легче. Это — простое, ясное ощущение. И оно не направлено на себя.

Такое чувство он испытывал к Летиции. К ее многочисленным любовникам.

Но это… это что-то иное. Как ему жить дальше? Смогут ли они с Мирандой стать счастливыми? До сих пор он был убежден в этом. И она тоже. Порой жена жаловалась на его недостатки, но он знал — ей с ним хорошо. Ведь он будет заботиться о ней так, как только сможет, всячески ее ублажать. Значит, они вернутся к этому приятному размеренному существованию. У них будет ребенок. Они станут настоящей семьей. Он докажет ей свою любовь руками, губами, да всем, чем угодно, но не словами.

Ему уже удавалось покорить ее. И он снова добьется успеха.

Прошло две недели. Миранда сидела в заново обставленной Розовой гостиной, пытаясь сосредоточиться на чтении, но большую часть времени просто смотрела в окно. Тернер прислал письмо, в котором сообщил, что приедет на днях, и она не могла унять бешеное биение сердца каждый раз, когда слышала шум на подъездной аллее, — ей казалось, что это стук колес его кареты.

Солнце скрылось за горизонтом, а она таки не перевернула ни одной страницы. Обеспокоенная служанка принесла ужин, про который она совсем забыла. Миранда, едва прикоснувшись к еде, уснула прямо на диване.

Через пару часов карета, столь ожидаемая ею, остановилась у дома, и Тернер, уставший от дороги, но полный нетерпения поскорее увидеть жену, спрыгнул на землю. Он извлек из саквояжа аккуратный сверток, поручив лакеям заниматься его багажом. Бросив взгляд на окна, отметил, что в их спальне нет света. Он надеялся, что Миранда еще не легла, потому что не хотел ее будить, но ему не терпелось поговорить с ней и помириться.

Он взбежал по ступеням парадного входа и потопал ногами, чтобы сбить грязь с сапог. Дворецкий, так же как и Миранда, ждавший его приезда, распахнул дверь прежде, чем Тернер успел постучать.

— Добрый вечер, — приветливо поздоровался Тернер.

— Рад первым поприветствовать вас, милорд.

— Спасибо. Моя жена еще не спит?

— Полагаю, что она в Розовой гостиной, милорд. Скорее всего, читает.

Тернер скинул плащ.

— Это ее любимое занятие.

— Мы счастливы, что наша госпожа такая умная леди, — сказал дворецкий.

— Послушай, разве у нас в доме есть Розовая гостиная?

— Теперь есть, милорд. Это прежняя гостиная в западном крыле.

— Да? Значит, жена заново обставила эту комнату? Что ж, хорошо. Я хочу, чтобы она чувствовала себя здесь как дома.

— И мы все также на это надеемся, милорд.

Тернер улыбнулся. Миранда пользовалась большим уважением у слуг. Горничные просто обожали ее.

— Пойду и удивлю жену, — сказал Тернер и, миновав прихожую, повернул направо в сторону той гостиной, что раньше именовалась Западной.

Дверь была приоткрыта, и Тернер увидел, как мерцает свеча. Глупышка! Ей же темно читать при таком освещении.

Он распахнул дверь пошире и заглянул в комнату. Миранда лежала на диване, рот у нее был слегка приоткрыт, на животе красовалась книга, а поднос с ужином стоял рядом на столике. Она такая милая и такая беззащитная. У него заныло сердце. Как не вовремя ему пришлось от нее уехать! Он скучал без нее, думал о ней все время в Лондоне, но полностью осознал, насколько глубоко и сильно его желание быть с ней, только в этот момент — когда увидел ее, лежащую с закрытыми глазами и мирно спавшую. Грудь у нее размеренно поднималась и опускалась.

Сначала он решил ее не будить, но потом передумал. Надо разбудить Миранду и уложить в постель, и он это сделает.

Тернер подошел к дивану, отодвинул в сторону поднос с ужином и уселся на краешке стола, держа на коленях сверток.

— Проснись, доро… — Он запнулся, вспомнив, что жена запретила ему так ее называть. И тихонько дотронулся до ее плеча. — Проснись, Миранда.

Она заморгала и слабым спросонья голосом произнесла:

— Тернер?

— Здравствуй, киска.

Наплевать, если она не хочет, чтобы он ласково ее называл.

— Я уже… — она зевнула, — почти перестала тебя ждать.

— Я же сообщил, что приезжаю сегодня.

— Но дороги…

— Они оказались не такими ужасными.

Он смотрел на нее и улыбался. Кажется, жена со сна не помнит, за что злилась на него, а он не собирается ей напоминать. Он коснулся ее щеки.

— Я скучал без тебя.

Миранда встрепенулась:

— Правда?

— Очень. — Он помолчал. — А ты?

— Еще как! — Врать ни к чему, подумала она. Он же знает, что она его любит. — Ты успешно провел время в Лондоне? — вежливо осведомилась она.

— Я бы предпочел, чтобы ты была со мной, — ответил он, осторожно подбирая слова, чтобы ненароком не обидеть ее. — У тебя все в порядке?

— На несколько дней приезжала Оливия.

— Рад слышать.

Миранда кивнула. Потом пробормотала:

— Все равно у меня было много времени, чтобы обо всем подумать.

Наступило долгое молчание.

— Понимаю, — сказал он.

Она увидела, как Тернер положил на стол сверток, встал и зажег еще несколько свечей.

— Здесь темно.

— Я заснула еще засветло, — пояснила она, чтобы что-то сказать, словно между ними уже властвовал невысказанный уговор избегать теплых, сердечных слов.

— Да, сейчас рано темнеет. Ты, наверное, очень устала.

— Тяжело носить в животе еще одного человека.

Он улыбнулся:

— Уже недолго ждать.

— Да, конечно, но я хочу, чтобы этот последний месяц прошел как можно приятнее и спокойнее.

Слова повисли в воздухе.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Я хочу сказать…

Она нервно сглотнула слюну. Господи, хоть бы она стояла, уперев руки в бока или скрестив на груди, да как угодно, но не лежала на диване в такой дурацкой неловкой позе!

— Я хочу сказать, что не могу продолжать жить так же, как раньше.

— Я полагал, что мы счастливы.

— Были. Я была. Мне так казалось… но я ошиблась.

— Либо ты была счастлива, либо нет, киска.

— Разве тебе непонятно? — Миранда с упреком взглянула на него. — Вижу, что до тебя не доходит.

— Не знаю, чего ты от меня хочешь, — ровным тоном произнес он, но они оба знали, что он лжет.

— Мне необходимо знать: как ты ко мне относишься, Тернер?

— Ну и вопрос! — Он не мог поверить своим ушам. — Как я к тебе отношусь? Черт возьми, ты моя жена. Что еще тебе необходимо знать?

— Только то, что ты меня любишь! — крикнула она, неуклюже вставая на ноги.

Он ничего не ответил — просто стоял, а щека у него нервно дергалась.

— Или объяви, что это не так. Я просто хочу выяснить, что ты чувствуешь, Тернер. Мне совсем не безразлично, что ты ко мне испытываешь. Если ты не… если ты не…

Миранда крепко зажмурила глаза и сжала ладони. Как все это сказать?

— Не важно, если ты меня не любишь, но я все равно должна знать.

— О чем, черт побери, ты говоришь? — Он в сердцах запустил пальцы в волосы. — Каждый день, каждую минуту я твержу тебе, что обожаю тебя.

— Тыне говорил этого. Только повторял, что в восторге оттого, что женился на мне.

— Да в чем тут разница? — едва не заорал Тернер.

— Может, тебе просто нравится быть женатым.

— После первого брака?

— Прости.

За то, что напомнила ему о Летиции, она может извиниться, но не за все остальное.

— Разница есть, — тихо сказала она. — И большая. Я хочу знать, как ты относишься ко мне, а не к тому, что я побуждаю тебя чувствовать.

Тернер встал у окна и оперся о подоконник. Она видела лишь его спину.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — отчетливо прозвучали его слова.

— Ты не хочешь понимать! Боишься подумать об этом. Ты…

Тернер обернулся к ней. Такого взгляда у него Миранда никогда не видела. Даже той ночью, когда он впервые ее поцеловал, сидя в одиночестве, пьяный, после похорон Летиции. Он медленно шагнул к ней, весь — олицетворение гнева.

— Я не являюсь деспотичным мужем, но моя терпимость не простирается настолько далеко, чтобы слышать, как меня называют трусом. Выбирай слова, жена! Думай, что говоришь!

— А ты поразмышляй о своем отношении ко мне, — в тон ему ответила она. — Я не какая-нибудь… — она искала нужное слово, и ее всю трясло, — безмозглая кукла, чтобы ты мог так помыкать моими чувствами.

— Ради Бога, Миранда! Надо давать отчет своим словам.

Та не сразу нашлась что ответить. Наконец, запинаясь, произнесла:

— Мне не нравится, когда со мной разговаривают высокомерным тоном, Тернер.

— Тогда не раздражай меня.