Брендон положил книгу на стол.

— Прочел в ее дневнике.

Черт бы побрал эту Синтию. Оставила свидетельство. Черт бы побрал Уэсткотта. Не смог найти и уничтожить.

— Слуга сказал мне, что из Итона ты добирался в почтовой карете.

— Я просто хотел увидеть вас.

Хоук решил, что, прежде чем затевать трудный разговор, следует решить некоторые практические вопросы.

— Ты, должно быть, хочешь есть и пить.

— Я могу сам о себе позаботиться.

Хоук не мог позволить мальчику уйти.

— Ты проделал долгий путь. Я думаю, у тебя ко мне есть вопросы. Я на них отвечу. Но зачем все это делать на пустой желудок?

— Хорошо. — У Брендона блеснули глаза.

Хоук позвонил. Вошедшему Смиту он велел принести в малую столовую какой-нибудь еды.

— Пойдем, — сказал он мальчугану.

Когда они направились в столовую, Хоука охватило чувство нереальности. Но ради мальчика он сделал вид, что все в порядке.

Они сели за стол, на который Смит поставил хлеб, нарезанный ломтиками ростбиф, апельсины и кувшин молока. Хоук смотрел, как Брендон жадно поглощая еду и запил ее двумя стаканами молока. Он судорожно сглотнул и подумал о пропавших двенадцати годах. Правда, тогда он не думал, что когда-нибудь увидит сына.

Его сына.

У него было много вопросов. Хорошо ли с ним обращался Уэсткотт? Из-за этого Хоук даже не мог заснуть ночью, переживая, что мальчику может быть плохо дома. Но он не мог спросить прямо, поскольку у него не было на это права — больше двенадцати лет назад, когда сын еще не родился, он отказался от всех прав на свою плоть и кровь. И в тот день, когда пришло письмо, он заплакал, узнав, что Синтия родила здорового малыша.

Его отец отнял у него письмо и бросил в огонь. Сгорела единственная новость о его сыне.

Он понимал, что нужно уничтожить все доказательства, но в то же время ему не понравились жестокие слова отца: «Прекрати распускать сопли. Тебе неслыханно повезло, что вообще остался жив».

И он заставил себя выбросить прошлое из головы, потому что не хотел, чтобы сын заметил выражение муки на его лице.

— Хочешь поговорить здесь или в кабинете?

— Мне все равно, — ответил Брендон.

Хоук положил руки на стол.

— Сначала практические вопросы. Насколько я понимаю, отец не знает, что ты покинул школу?

— Он уехал в Бат на воды из-за проблем со здоровьем.

Эта новость насторожила Хоука. Брендону предстояло получить значительное наследство. Насколько Хоук знал, у Уэсткотта не было живых родственников. И значит, он не сможет вернуть себе сына. Ведь стоит Хоуку только объявить, что Брендон его сын, как мальчик тут же лишится наследства, поскольку официально будет признан незаконнорожденным — презираемым и подвергающимся насмешкам.

Но пока Хоуку надо было сосредоточиться на неотложных проблемах.

— Тебя объявят отсутствующим, — сказал он. — Если хочешь написать отцу, то обещаю, письмо будет доставлено.

— Я вечером возвращусь в Итон.

— Я отвезу тебя завтра в своем экипаже. — Хоук вовсе не собирался вновь отпускать мальчика одного.

— Я не нуждаюсь в ваших милостях.

— В твоем распоряжении будет целое сиденье, причем чистое, а в противном случае ты окажешься между двумя вонючими путешественниками, которые не мылись две недели. И у тебя по дороге будет гораздо больше остановок. Я же довезу тебя вдвое быстрее.

— Может быть.

— Что ты хотел, чтобы я тебе рассказал? — приступил к делу Хоук.

— Как вы с ней познакомились? — От волнения у Брендона дрожали губы.

Он не собирался рассказывать мальчику о том, что его мать постоянно лгала Уэсткотту о своих отлучках на шумные вечеринки.

— Нас представили общие знакомые.

— Вы знали, что она замужем?

Хоук услышал в голосе мальчика обвинительные нотки, но не стал отпираться.

— Да.

Разумеется, Хоук не мог посвятить Брендона в подробности и сказать больше, чем сказал Джулиане. Он никогда не мог поведать ей о грязных событиях, которые до сих пор неотступно преследовали его, и о женщине, которая превратила его жизнь в ад.

Синтия не была совсем подготовленной участницей. Но с ней все оговорили, и она, как могла, заигрывала с ним. Рамзи и его приятелям эта затея казалась весьма забавной. Хоук пытался отделаться от нее, поскольку знал, что она замужем.

На следующий вечер компания Рамзи решила, что Синтии нужен молодой любовник, чтобы компенсировать недостаток темперамента ее пожилого мужа. Они вроде бы написали на листочках имена всех присутствующих, и счастливчику доставалось согреть постель для Синтии.

Он был настолько неопытен, что не подозревал, что на всех листках было только его имя. Все хором поздравляли его, а на самом деле решили посмеяться над ним. Хоук позволил им уговорить себя отправиться к Синтии, а та встретила его с открытыми объятиями. На следующий день он случайно услышал, как Рамзи с приятелями, собравшись в бильярдной, хохочут над своей выходкой. Но больше всего его потряс смех Синтии. Она все знала и сочла это замечательной шуткой.

— Она вам писала, — продолжал Брендон, не сводя с него глаз, — а вы ни разу не ответили. Вы бросили ее после того, как узнали, что она ждет ребенка.

Парень наверняка прочел это в ее дневнике.

— Она была замужем, — ответил Хоук. — Я сделал ужасную ошибку и не хотел усугубить свой грех.

Он сжигал письма Синтии. Она хотела, чтобы он посылал ответы своей подруге, которая передавала бы ей его письма. Уэсткотта, когда его жена за восемь лет ни разу не забеременела и вдруг понесла, охватили подозрения.

Он перехватил одно из писем Синтии и отправил отцу Хоука записку, требуя сатисфакции.

— Вы были слишком трусливы, чтобы принять вызов, — сказал Брендон. — Я для вас был всего лишь нежеланным бастардом, мусором.

Хоук помолчал, собираясь с мыслями.

— Мне было восемнадцать лет, и у меня был очень строгий отец, заставлявший меня делать то, что следует. По его мнению, правильно было заплатить твоему отцу деньги, которые он смог бы потратить на тебя. Я поступил плохо, но, как сказал мне отец, все было бы намного хуже, если бы я признал свое отцовство. Потому что тогда на тебе осталось бы уродливое клеймо, а это было бы несправедливо.

— Не делайте вид, будто заботитесь обо мне. Я знаю, что это не так.

— Я понимаю, почему ты так думаешь. Но мне кажется, что у вас с отцом хорошие отношения. — Ради всех святых Хоук надеялся, что все так и есть.

— Он самый лучший, — ответил Брендон. — Он мой настоящий отец.

— Да, он твой отец во всех смыслах слова. — Хоук вздохнул с облегчением.

— Как бы вам понравилось, если бы кто-то, переспав с вашей матерью, бросил ее?

— Мне бы это совсем не понравилось.

— Я читал о вас в бульварных газетах. У вас репутация отчаянного распутника.

Хоук не ответил на эту тираду, решив сосредоточиться на сыне.

— Ты в школе играешь в крикет?

— Да, я капитан команды.

— Я так и думал. Ты выглядишь крепким парнем. — Хоук спросил наугад, хотя помнил, что и сам когда-то любил спорт.

— Мне пора идти. Нужно еще снять номер в «Клариджез».

Хоук не собирался отпускать мальчика одного в город.

— Ты можешь остаться здесь, если не возражаешь переночевать на диване. Снять номер в гостинице может оказаться сложным делом. Лондон переполнен приезжими.

— Я так и предполагал, — хмуро ответил Брендон.

Хоук понимал, что после завтрашнего дня никогда больше не увидит сына. У него оставалось очень мало времени, и он старался использовать его по максимуму.

— Ты играешь в триктрак?

— Иногда.

— Поскольку ты остаешься здесь на ночь, мы могли бы сыграть несколько партий. Если хочешь.

— Можно.

Хоук слегка улыбнулся, пытаясь догадаться, всегда ли мальчик отвечает так односложно. Он разложил доску и во время игры задавал всякие вопросы. К концу вечера он уже многое знал о Брендоне. Например, что дома у него живут два пятнистых спрингер-спаниеля, что он любит стрелять из лука и рыбачить. В Итоне у него есть два близких друга, которые приезжали к нему прошлым летом. В школе они жарили сыр на костре. Хоук признался, что в свое время тоже этим занимался.

Сыграв несколько партий, три из которых Хоук намеренно уступил, он предложил сыну сесть с ним на пол, где они будут жарить сыр и пить шоколад. Он вспомнил одно Рождество, когда в Гейтвик-Парке они занимались тем же с Тристаном. К ним захотела присоединиться и Джулиана. Тристан возражал, но Хоук усадил ее рядом с собой и помог жарить сыр. Его одолели грустные мысли. Он боялся, что потерял ее.

Когда Брендон в третий раз зевнул, Хоук принес ему одеяло и подушку. Ему бы хотелось подоткнуть одеяло под лежавшего сына, но двенадцатилетнему парню вряд ли понравились бы такие телячьи нежности и у него появилась бы причина для обиды на отца.

Хоук убрал игру, а когда вернулся в кабинет, мальчик уже спал. Он склонился над ним и решился провести рукой по непослушным волосам и убрать со лба выбившуюся прядь. Он впервые прикоснулся к сыну.

На рассвете Хоук разбудил недовольно ворчавшего Брендона и уговорил съесть немного овсяной каши. Он оставил записку для Хестер, где сообщал ей, что неожиданно вынужден уехать из города, а когда вернется, навестит ее.

По дороге в Итон пару раз останавливались в придорожных гостиницах поесть, выпить чаю и сменить лошадей. Каждый раз Брендон выпивал много молока. Мальчик был изумлен количеством и разнообразием путешественников и признался, что отец путешествует мало, разве что ездит в Бат на воды. И снова Хоука охватило беспокойства по поводу здоровья Уэсткотта и возможных последствий для Брендона. Хоука приводила в ярость невозможность помочь мальчику. Он подумывал осторожно посоветоваться с адвокатом, но знал, что если раскроет обстоятельства рождения Брендона, то в итоге тот потеряет наследство.

Около одной из гостиниц Брендон заметил двух мальчишек, бивших по мячу. Когда они позвали его присоединиться к ним, Хоук посоветовал принять участие в игре. Внутри у него все сжалось, когда он увидел, как ловко двигается его мускулистый сын. Позже в экипаже Брендон сказал ему, что мальчики были братьями. Хоук, в свою очередь, рассказал, как учил младшего брата лазать по деревьям. Правда, он не упомянул, что тому же он учил Джулиану, но от этих воспоминаний у него защемило в груди.

Мальчик, свернувшись калачиком на противоположном сиденье, проспал всю оставшуюся до Итона дорогу. Конечно, он был измотан своим приключением. За несколько миль до Итона Хоук разбудил его.

— Мы почти приехали, — предупредил он.

Когда Брендон протер глаза и сел, Хоук вздохнул:

— Может быть, хочешь написать отцу и рассказать, что встретился со мной? Если ты это сделаешь в письме, попроси его написать мне. Наверное, друзьям ты обо мне не расскажешь, разве что случайно. Если отец узнает, что об этом знают многие, ему будет очень больно.

Он не сказал, что больше всего пострадает Брендон, вынужденный вечно жить с клеймом бастарда.

Затем Хоук подумал о дневнике и предложил:

— Тебе бы следовало убрать дневник в недоступное место. Отец расстроится, если узнает, что ты прочел его.

— Не думаю, что я расскажу ему об этом, — ответил Брендон. — У него и так слабое здоровье, и я не хочу его лишний раз волновать.

— Тогда лучше положить его на прежнее место.

Хоук посмотрел в окно. Уже была видна круглая Виндзорская башня, и это означало, что время, проведенное с Брендоном, подходит к концу. Хоук еще раз вздохнул:

— Я не буду спрашивать, как ты себя чувствуешь. На твоем месте я был бы потрясен и зол. Но обстоятельства твоего рождения — не самое главное. Тебе нужно в первую очередь думать об отце и друзьях.

— Вы не такой, как я прежде думал, — нахмурился мальчик. — Мне казалось, что вы будете очень недовольны моим вторжением в вашу жизнь.

— У меня нет такого права. Это ты вправе быть недовольным мной.

— Ну, вы совсем не такой плохой. Вы играете в триктрак и сидите на полу, поджаривая сыр. Я никогда не встречал взрослых, которые ведут себя подобным образом.

Хоуку пришлось откашляться, прежде чем он смог заговорить.

— Представь, вчера я очень скучал о том времени, когда был ребенком. Но держу пари, о школе ты не скучаешь. В школьные годы я терпеть не мог латынь.

— Я тоже ее ненавижу, — ответил Брендон.

Когда экипаж остановился, Хоук в очередной раз вздохнул:

— Я не буду выходить, чтобы тебе не пришлось объяснять, почему я тебя сопровождал.

Мальчик кивнул. У Хоука заходили желваки.

— Ты, возможно, мне не поверишь, и я не буду тебя в этом винить, но не проходило дня, чтобы я о тебе не думал.